Джек и Джилл - Луиза Мэй Олкотт

платят, а она от всех моих просьб увиливает, — частенько теперь размышляла девочка. — Что ей ни скажи, в ответ только охает, за бока хватается, говорит, что у нее все болит, а молодежи, мол, нужно обслуживать себя самой. Только я ведь и так взяла Бу полностью на себя. Хоть вещи его можно выстирать? У него уже не осталось ни одних приличных штанишек. А папе жаловаться бесполезно. Он только ответит: „Ты права, дитя мое. Я займусь этим вопросом“ — и через минуту забудет».

В моменты, когда подобное положение дел представлялось Молли совсем уж невыносимым, а рядом не было ни одной из подруг, у которой нашлись бы для нее слова утешения, она уходила в сарай, призывала к себе всех своих кошек, коих было девять, и принималась тихонько им жаловаться. Умные животные научились понимать настроение девочки и, заметив свою юную хозяйку, с удрученным видом сидящую в большой корзине, прибегали ко всем доступным им способам утешения. Те, что помоложе, забирались ей на колени и громко мурлыкали до тех пор, пока губы расстроенной Молли не трогала улыбка. Кошки постарше усаживались перед ней, демонстрируя при этом такую мудрость, словно были вовсе не кошками, а шестью воплощениями царя Соломона, готовыми по первой просьбе девочки дать ей совет. Котята же принимались носиться и прыгать вокруг нее, выделывая до того забавные и замысловатые кульбиты, что в результате Молли заходилась от смеха и тоска в душе ее отступала. Действовали ее питомцы не совсем бескорыстно. Им ведь было известно: вновь обретя хорошее настроение, хозяйка не только их нежно погладит, но и непременно угостит чем-нибудь вкусным из обильных запасов мисс Бат, при этом ласково приговаривая:

— Что ж, дорогие мои, вы меня убедили: горевать бесполезно. Надо набраться терпения. Глядишь, как-нибудь да и прорвемся.

Летом окончательное успокоение для себя она находила в прогулках по реке на лодке, в холодное время — в играх с Бу, отчего все возвращалось в привычную колею. Однако теперь у Молли был план, в который входило не только скрасить жизнь мальчика, но и превратить их запущенный дом в уютный.

«Мне, наверное, лучше всего представить себе, будто мой дом — это жилище некоего сиамского аборигена, в чью страну я приехала, чтобы нести людям свет правильной и хорошей жизни. Мисс Бат, разумеется, ничего этого не поймет, а сама я рассказывать ей не стану. Зато работать мне будет весело», — подумала Молли, примеряясь, с чего бы ей начать выполнение своей трудной миссии.

Куда ни глянь, все в комнате требовало ее внимания. Если сиамские аборигены дошли до столь безалаберной жизни, самое время было ими заняться. Стол, так и оставшийся после завтрака неубранным, являл собой крайне удручающее зрелище. Скатерть в потеках от кофе. Повсюду крошки и скорлупа от яиц. Посередине — большая тарелка с одиноко скукожившейся сосиской. Остальное в столовой выглядело не лучше. Мебель была покрыта пылью. Камин давно не чищен. Ковер весь в крошках. Можно подумать, будто на нем собирались кормить цыплят, но по какой-то причине те не пришли. В обивке дивана зияла большая дыра, в которой сейчас, как сорока, стремящаяся понадежнее припрятать свое сокровище, сосредоточенно рылся Бу. При взгляде на малыша у Молли словно впервые открылись глаза. И это она-то полагала, что содержит братика в чистоте и аккуратности! Выглядел ее «абориген» кошмарно: кудри спутаны до колтунов, одежда грязна и продрана, на лице и руках слой разноцветной грязи. Сколько же потребуется усилий, чтобы отмыть его и привести хоть в сколько-нибудь сносный вид! При одной мысли об этом у девочки вырвался тяжелый вздох.

«Ладно, — решила она немного отсрочить нелегкую эту задачу, — сперва уберу со стола. Вообще для таких вещей мне требуются красивый таз и хорошее полотенце, как у миссис Мино. И я их раздобуду, пусть даже самой придется купить», — твердо проговорила она себе, с такой энергией ставя чашку на чашку, что те едва не лишились ручек.

Мисс Бат, вяло бродившая по кухне с обвязанной клетчатым платком головой и табакеркой в руке (нюхательный табак, как она утверждала, остался единственной ее отрадой на склоне лет), была просто поражена, когда Молли потребовала у нее полотенце и кастрюлю с горячей водой.

— Вот ведь приспичило, — пробормотала она, едва не выронив от неожиданности табакерку. — Большое дело, посуда немытой в столовой осталась. Да у меня всегда она там стоит, пока время убрать не найдется. Отправлялись бы вы лучше с братцем на горку кататься или еще куда. Нет? — вытаращилась она на упрямо выпятившую губу девочку с тщательно заплетенными косами и в чистом фартуке. — Ну, как знаешь, — продолжала ворчливо мисс Бат. — Ничего, скоро у тебя эта блажь пройдет. А нет, так тем более мне на пользу, — добавила она, передвигая пальцем очки с кончика острого своего носа поближе к острым колючим глазам, которые провожали идущую решительным шагом в столовую миссионерку.

Реакция мисс Бат лишь раззадорила Молли, и она взялась за работу еще более рьяно, чем собиралась вначале. Час усиленного труда привел к весьма ощутимым изменениям в «сиамской столовой». Со стола было убрано, ковер подметен, в огонь очага подброшена новая порция дров, прореха в обивке дивана временно зашпилена булавками, с тем чтобы после ее зашить. Придирчивая инспекция, конечно, не преминула бы указать начинающей хозяйке на непротертые ножки стульев, на клочья пыли, собравшейся по углам помещения, и на золу возле очага, но ведь мало кто добивается совершенства с первых шагов, а стоит признать, Молли сделала куда больше, чем упустила.

Первый бросок порядком ее утомил, и она села немного передохнуть перед следующим, а заодно и определить его направление. Заняться Бу?

Немного поодаль невинное дитя упоенно играло с пятнистой собачкой, уже успевшей с Рождества лишиться хвоста, и засохшей сосиской, которой Бу усиленно пытался накормить «голодное животное» с вечно разинутой розовой пастью.

«Нет, пожалуй, не стану его сейчас мучить, — глянула девочка на чумазого, но счастливого братишку. — Мытье для него — настоящий кошмар. Лучше сначала пойду приберусь в своей комнате. Тем более мне ведь надо найти для него чистое полотенце и свежую одежду, чтобы переодеть после мытья, если, конечно, я с этим справлюсь и выживу», — содрогнулась она, отчетливо представляя себе, сколь тяжкое испытание ее ожидает. Мыться Бу ненавидел. И в процессе оказывал бурное сопротивление. А к наполненной ванне относился с таким же ужасом, как страдающие морской болезнью — к переходу через Атлантический океан.

Молли оставила Бу наслаждаться игрой, а сама поднялась к себе. Огонь