Крыса в храме. Гиляровский и Елисеев - Андрей Добров

– Коля! – закричал я.

– Ну чего? – Мой юный секретарь возник в дверях кабинета с чайником в руке. – Еще даже на огонь не поставил.

– Бог с ним, с кофе, – сказал я. – Сейчас я напишу еще одну записку, а ты – отнеси. Не побоишься?

– Куда нести?

– В Большой Гнездниковский. Там есть вход в Сыскное отделение, а с другой стороны – в Охранное.

– Ого!

– Вот тебе и «ого»! Найдешь дежурного на первом этаже и спросишь, служит ли еще там Дмитрий Владимирович Слободянюк. Мол, его разыскивает старый знакомый. Но моего имени не называй. И близко к дежурному не подходи. Будь настороже. Если тебе ответят – да, есть такой, передай это письмо. И сразу – домой.

– А если нет такого?

– Сразу уходи, – сказал я. – И письма допрежь не показывай. Все понял?

– Понял.

– Иди. А кофе я сам сварю.

Коля умчался, а я пошел на кухню и задумался у плиты – как отреагирует на мое послание Слободянюк? Хорошо, если бы он сделал так, как я написал! Вот уж посмеюсь над Ветошниковым!

Коля Макаров вернулся скоро – я не успел еще даже нарезать бутербродов.

– Ну, как прошло?

– Все нормально, – заявил он, отдышавшись. – Есть такой. Письмо я передал.

– Молодец! На, поешь.

Оставалось только ждать. Впрочем, ожидание это длилось недолго. Через час в дверь позвонили.

Я быстро выглянул на улицу – так и есть, филеры взволнованно переговаривались. Один из них вдруг развернулся и побежал куда-то. Ага, зло подумал я, сработало! И пошел открывать.

– Дорогой мой Владимир Алексеевич! – добродушно сказал стоявший в дверном проеме высокий полный мужчина в очках и мундире жандармского офицера с полковничьими погонами. – Сколько лет, сколько зим!

– Да уж почти двадцать минуло, – ответил я, пожимая протянутую руку. – Входите, Дмитрий Владимирович, не жарко вам в этом мундире?

– Во-первых, на улице уже прохладно, а во-вторых, я сделал все, как вы просили. Не знаю только, зачем вам это понадобилось? Неужели вы хотели произвести впечатление на тех двух филеров, которые дежурят под вашими окнами?

– Заметили?

– Конечно! Чьи они? Наши? Из Летучего отряда?

– Нет, – ответил я. – Это соседские, тоже из Гнездниковского.

– А, стало быть, сыскные? – кивнул Слободянюк, проходя вслед за мной в гостиную. – Что же вы такого натворили?

– Расскажу, Дмитрий Владимирович, если интересно. Но, честно говоря, я взял на себя смелость пригласить вас в гости не из-за них, а по другому вопросу.

– Так-так, – сказал полковник, усаживаясь на предложенный стул. – Уже интересно. К сожалению, не смогу долго гостить у вас – через час я должен вернуться. А ведь хочется посидеть, вспомнить молодость, ту историю с крушением поезда. Удалось вам тогда найти убийцу?

– Я точно узнал, кто стрелял в поезде, но этот человек исчез, оставил меня и моего товарища в дураках. Впрочем, преследовать его, как вы помните, было затруднительно.

– Да, – пожевал губами полковник, – это был кошмар… Столько человеческих душ загублено! Такая катастрофа!

– Я несколько недель не мог есть мяса, – вспомнил я.

– Да, вы же тогда участвовали в извлечении тел погибших из промоины.

Мы еще немного поговорили о знаменитой Кукуевской катастрофе, случившейся в ненастные июньские дни 82-го года.

– Кстати, – Слободянюк указал в окно, – помните, тогда тоже сначала долго стояли жаркие дни, а потом начался настоящий потоп.

– Дмитрий Владимирович, – я решил перейти непосредственно к делу. – Я хотел бы поговорить с вами о событиях таких же далеких, но при которых я не присутствовал. А вы могли про них слышать.

– Так? – сверкнул на меня стеклами очков Слободянюк.

– Пятнадцать или более лет назад Охранное отделение арестовало членов студенческой революционной группы, которые собирались в особняке на Тверской – там, где сейчас Елисеев построил свой магазин.

– Пятнадцать или более… – пробормотал полковник, задумавшись. – Знаете, Владимир Алексеевич, в то время, помнится, существовали сотни подобных ячеек. И нам было дано задание резко сократить их активность. Боюсь, сегодня я уже не вспомню какой-то отдельной группы.

– Но я все же попробую подсказать. В одной из этих групп подвизался некий Сергей Красильников, студент. После ареста он, возможно, дал согласие на сотрудничество с вашим Охранным отделением. Сейчас он больше известен как Карп Семенович Уралов, владелец Аржановской «фабрики» по подделке документов.

– Ах, этот! – кивнул головой полковник. – Этого… да, этого я знаю. Мерзкий тип. Его я помню очень даже хорошо и помню обстоятельства, при которых впервые услышал эту фамилию. Было это действительно лет пятнадцать тому назад, когда мы занимались революционными ячейками. Красильников, кстати, по собственному желанию стал тогда нашим информатором. Причем дело было вовсе не в его идеалах, а из-за тайной антипатии, которую он испытывал к своему более удачливому товарищу, которого признали лидером.

– Мураховскому, – вставил я. – Теперь понятно, отчего он так злился, когда я упомянул эту фамилию.

– Я плохо помню, к кому он ревновал, – пожал плечами полковник Слободянюк. – Его не выбрали руководителем, и он решил – пропадай все пропадом. Если вы не признаете меня старшим, значит, вас не будет вовсе. Со слов Красильникова мы точно знали, где собираются эти студенты, и накрыли всю банду разом. Конечно, при допросах мы не рассказывали студентам, кто их выдал. Надо признать, они держались молодцом, никаких показаний друг на друга не давали. Возможно, в другое время они получили бы по полной. Но в те дни мы были слишком заняты, чтобы долго с ними возиться. Кроме того, они не планировали террористических актов – это были просто ребята, которые забили друг другу головы, начитавшись эмигрантской литературы. Так что дело для них ограничилось в основном письмами в университет с предложением отчислить этих студентов за незаконную деятельность. Тогда это еще проходило и не вызывало массовых волнений, как это сейчас. Все закончилось. Но только не для Красильникова. Он оставался нашим агентом, негласным сотрудником. Правда, долгое время мы не использовали его, пока он вдруг не превратился в Карпа Уралова и не стал снабжать нас действительно интересной информацией.

– О беглых политических каторжниках?

– Да. Но это – секретная информация, Владимир Алексеевич. Я вам разглашаю ее только в память о былом знакомстве. И надеюсь, вы не будете использовать ее в своих литературных или журналистских трудах.

Я подмигнул полковнику:

– А вдруг использую?

Он поскучнел.

– Тогда у меня будут большие неприятности. Честно говоря, мой приезд сюда, да еще в мундире, как вы и попросили письмом, и так может повлечь вопросы.

– А вы думаете, ко мне не появятся вопросы в моем кругу, если станет известно, что жандармский полковник приехал ко мне на чай? – спросил я.

– Да, кстати, я думал и об этом, – кивнул Слободянюк. – Забавные настали времена, когда жандармский офицер опасается открыто навестить журналиста, потому что это может окончиться неприятностями для них обоих. Вы не находите? Кстати, чай я бы сейчас выпил.

Я хлопнул себя по лбу.

– Бога ради, простите! Коля! Поставь чайник!

Коля заглянул в гостиную, но, увидев Дмитрия Владимировича в форме, остолбенел.

– Чаю! – напомнил я ему, и мой секретарь, пятясь как рак, уполз на кухню.

Я повернулся к полковнику.

– Дмитрий Владимирович, вы же совершенно точно понимаете, что я не буду использовать ваш рассказ в печати. Я теперь у вас в долгу – думаю, Сыскной отдел снимет слежку.

– Спасибо. – Слободянюк коротко кивнул.

И тут мне в голову пришла одна мысль!

– А скажите, Дмитрий Владимирович, фамилия Теллер вам ничего не говорит? Теллер или фон Теллер. Барон фон Теллер, Федор Иванович.

Полковник грустно посмотрел на меня.

– Умеете же вы удивить, Владимир Алексеевич. Вы и до Теллера добрались? Где он сейчас?

– Служит начальником московской охраны Григория Елисеева.

– Вот как?

Слободянюк замолчал. Я затаил дыхание.

– Федя Теллер мне, безусловно, знаком. Мало того, было время, когда я его опекал лично. Понятно, что раз вы заинтересовались Красильниковым, то и Теллер должен всплыть.

Это признание для меня было неожиданным. Как! Как были связаны Теллер и Красильников?

– Теллер дослужился до ротмистра под моим присмотром, – продолжал Дмитрий Владимирович. – Именно он дежурил в тот день, когда поступил донос на революционную ячейку в особняке. Именно Теллер сумел уговорить Красильникова явиться лично, дать показания и согласиться на сотрудничество с нами. И именно Теллер возглавил группу, которая занималась арестом студентов. Понятно, что он вел и допросы. Он работал тогда как черт, этот худенький рыжеватый барон. Хотя барон – это слишком громко. Только одно звание, а денег у него не было. Вечно одалживался – в том числе и у меня. Это его и сгубило – выяснилось, что ротмистр фон Теллер во время обысков имеет обыкновение…