Рождественское чудо - Маргарет Эллисон

Чувствуя себя последней идиоткой, Ким глупо улыбнулась.

Дженни покачала головой и сунула ребенку соску.

— Тони живет в соседнем доме. Он лучший друг моего мужа. Мой благоверный не захотел идти на вечеринку, так как никого там не знает. А Тони сдал свою машину в мастерскую. Вот я и подвезла его. А на следующий день подбросила его на работу. Но, слава Богу, на днях он купил новую машину. Он вообще последнее время немного не в себе, скупает все подряд.

— Что вы имеете в виду? — спросила Ким, передавая пакеты с клюквой кассирше.

— Он полностью обставил свой дом. За час, представляете? Не понимаю, что на него нашло.

Ким расплатилась за клюкву.

— Было очень приятно поболтать с вами, Дженни, — сказала она, отходя от кассы. — Желаю вам счастливого Рождества.

— И вам того же, — улыбнулась Дженни.

— Что с тобой происходит? — наклоняясь вперед, спросил отец. — Ты весь вечер витаешь где-то в облаках.

— Я знаю. Прости. Просто… я думаю.

— О чем или о ком?

Ким печально улыбнулась:

— Я совершенно не умею скрывать свои чувства.

— Хочешь, поговорим?

— Да нет, не о чем говорить. Не знаю. Я злюсь на себя.

— Почему?

— Потому что я — упрямая, самовлюбленная тупица. Ты можешь оспорить мое мнение, — улыбнулась она.

— Мне я оказалось, что ты говоришь обо мне, — отшутился отец.

Ким засмеялась.

— Думаю, с годами все становятся похожи на своих родителей. Кажется, так принято говорить?

Отец подумал секунду и серьезно спросил:

— А что, если твой отец изменился?

— Не знаю. Я, во всяком случае, не изменилась. К тому же слишком поздно что-либо менять.

— За прошедший месяц я усвоил одну мудрую истину: никогда не бывает слишком поздно.

— Кстати, — желая сменить тему, Ким взглянула на часы, — половина двенадцатого. Ты еще не очень проголодался? Может быть, не будем ждать двенадцати?

— Ну уж нет. Все в свое время. После того как часы пробьют полночь, обменяемся подарками и…

— Папа, я уже говорила тебе, что получила свой подарок…

Он улыбнулся:

— Я еще не видел, как ты катаешься на нашем катке.

— Завтра, может быть, увидишь.

— А сейчас? Я бы мог смотреть из окна, — сказал он, вставая и зажигая свет во дворе.

Ким удивленно взглянула на него:

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет? В конце концов, сегодня Рождество.

Ким кивнула. Если она как следует утеплится, то, может быть, и сумеет противостоять холоду. Надо только двигаться, и тогда мороз не страшен.

— Хорошо, — сказала она и отправилась искать недавно купленные коньки.

Гарольд стоял у окна, наблюдая, как Ким выбирается на лед. Сделав несколько скользящих шагов, она помахала ему. Отец, гордо улыбался, глядя на дочь. Гарольд с удовольствием понаблюдал бы за ней еще, но ему предстояло выполнить одно дело.

Несколько минут назад пошел снег, и Тони включил дворники. Когда он затормозил у дома Риссонов, по радио запели рождественский гимн. Гарольд Риссон удивил его, настояв, чтобы он приехал к нему, как только сменится с дежурства. В конце концов, он мог побеседовать о предписанном лечении с Гаркави. Ведь это он его кардиолог, а не Тони.

Тони вышел из машины и пошел к дому. В доме было темно, и только елка светилась в окне гостиной. Тони покачал головой. Наверное, Риссон дождался, пока Ким ляжет спать, и только потом пригласил его.

Тони остановился у двери. К ней был пришпилен конверт с его именем. Он вытащил из него записку и прочитал:

Дорогой Тони! Боюсь, что заманил тебя сюда под ложным предлогом. Я страдаю от боли не потому, что ты плохо провел операцию… а потому, что сам совершил ошибку. Я часто ошибался в своей жизни, однако последняя моя ошибка состоит в том, что я неправильно судил о тебе и о твоем отношении к моей дочери. Я прошу вас обоих простить глупого, эгоистичного старика. Я одобряю твою кандидатуру в качестве своего будущего зятя и, кроме того, известил директора больницы о своем уходе на пенсию и предложил назначить на свое место тебя.

Поздравляю и желаю счастливого Рождества.

Гарольд.

P.S. Будь терпелив с Ким. Помни главное: она любит тебя.

Ким чувствовала себя уже увереннее. Как жаль, что нет музыки, подумала она, увеличивая скорость и раскинув в стороны руки. Она попыталась сделать пируэт, но потеряла равновесие и упала на лед. Ким расхохоталась, потом поднялась, посмотрела в окошко и шутливо поклонилась отцу. И вдруг увидела, что у кромки катка стоит Тони.

Она села на лед, не чувствуя, как холод и влага просачиваются сквозь джинсы.

— Тони? — тихо спросила она, смахнув с ресницы снежинку.

Он улыбнулся и шагнул на лед. Подойдя к Ким, протянул ей руку и помог встать. Потом показал ей записку.

Ким медленно читала ее, и ее большие карие глаза наполнялись слезами. Прочитав до конца, она подняла голову и посмотрела на Тони.

Тони заговорил первым:

— Ким, я… прости, если…

— Тебе не за что извиняться. Это я должна извиниться. Прости. Я боялась повторить ошибку своей матери и чуть не совершила самую страшную ошибку в своей жизни.

Он стер с ее щеки слезу.

— Так ты переменила свое мнение насчет нас с тобой?

Она улыбнулась и кивнула:

— Да, как только представила себе жизнь без тебя.

— И какой она тебе показалась?

— Грустной и одинокой. Ты предложил мне бесценный дар, дороже всех денег и славы, а я побоялась принять его.

Он крепко обнял ее.

— Я люблю тебя, Ким. И понимаю, что тревожит тебя… но думаю, если мы будем разумно совмещать в своей жизни любовь и работу, все будет хорошо. Даже твой отец понял это. Кстати, о твоем отце, — сказал он. — Не знаю, как тебе это удалось, но ты даже его смогла изменить. Его письмо… это просто чудо.

Ким засмеялась от счастья и, выхватив его из рук Тони, прижала к себе.

— Это не чудо. Это магия. Магия Рождества.

А чуть позже, когда где-то вдали церковный колокол пробил полночь, Тони поцеловал ее.

Примечания

1

Праздничный день, отмечается в Америке в третье воскресенье июня. В этот день отцам принято дарить подарки. — Здесь и далее примеч. пер.

2

«Холмарк» — торговый знак приветственных и поздравительных открыток со стандартными пожеланиями на все случаи жизни

3

Нирбо — почти скучный (англ.).