Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest

Это что же такое? У него ещё и провалы в памяти начались? Может, поэтому он и датский забыл?

- В красном чемодане он, на дне. Найдёшь. Если будешь меня одного оставлять, то прибери также и мои документы, бумажник, чековую книжку и браслет с руки. Часы оставь. Всё. Надеюсь на тебя.

Фух. Аж гора с плеч. Опять придуривается и хитрит. Когда-нибудь он допридуривается…

- Вот делать мне нечего как таскать твои деньги и драгоценности по улицам. Сам их и защитишь. Я тебе пистолет оставлю, а у меня пукко ещё есть. Да и Копенгаген — это не Париж с Лондоном.

- Делай как знаешь… - явно обиделся на меня старик.

Сразу после окончания нашего разговора доктор напоил деда чем-то из стеклянной мензурки и, дождавшись когда он уснёт, проводил меня в угол кабинета, явно предназначенный для отдыха. На это намекали столик, два кресла, кувшин с водой, спиртовка для подогрева воды в латунном чайничке и большая жестяная банка с моими чайными пакетиками голландской фасовки.

Пока подогревалась вода, я вкратце рассказал о переезде к нам Александра Бьярнова. О его работе на оружейной фабрике и о том, что именно он обучал меня датскому языку.

- Спасибо. Порадовал, что у дядьки Александра всё в порядке. А то мы с супругой до сих пор иногда переживаем, что так и не удосужились выяснить куда он подевался, - поблагодарил меня доктор, попутно разливая кипяток по стаканам в прикольных деревянных подстаканниках. - Извини, сахар закончился. Нам вокзал выделяет всего фунт сахара в месяц.

А за свои купить — жаба душит. Точно, типичный датчанин. Я на наших работников-датчан и на дядьку Александра насмотрелся. Чтобы кто-то из них что-то из дома на службу принес — ни разу не видел. В отличие от немцев. Те же Шмайссеры в свой кабинет наверное половину своей личной библиотеки и почти все образцы оружия приволокли.

- Ничего страшного, герр Сёренсен. Я чай без сахара тоже люблю, - улыбнулся я и, сделав маленький глоток горячего напитка, только сейчас осознал, как хочу пить.

- В первую очередь, тебе надо бы отправить телеграмму родным. Может кто приедет помочь. Телеграф находиться с северной стороны вокзала. Ты его легко найдёшь. А затем я могу устроить вас в гостиницу моей дочери. Там вам не будут задавать ненужные вопросы и твой дед сможет поправиться, или вы дождётесь помощи.

Ага, ясно. Помощь помощью, а личную выгоду никто не отменял. Думаю, что и с заселением в другую гостиницу тоже проблем не возникло бы. Но здесь к гостинице уже прилагается врач.

- А гостиница вашей дочери далеко?

- Нет, молодой человек. Через дорогу от вокзала. Так вы согласны?

- Конечно, доктор Сёренсен. Но мне бы хотелось, чтобы вы ежедневно навещали моего деда пока мы будем здесь гостить. Это возможно?

- Разумеется. Тем более, что в гостинице есть номера с телефонами, и вы всегда сможете мне дозвониться. Как сюда на вокзал, так и ко мне домой.

Через час мы с дедом уже обживали довольно уютный двухкомнатный номер на первом этаже в гостинице «Империал». Как и обещал герр Сёренсен, в номере был телефон, а также ванная комната с туалетом. Но для деда пришлось выпросить у вокзального доктора керамическую утку, которую медик почему-то называл «бурдалю» (bourdalou). А затем повоевать ещё и с дедом Кауко, проснувшимся при переноске, уговаривая его ходить в туалет лёжа.

За номер я заплатил сразу за неделю — девяносто пять крон, что было значительно дороже цен в Гельсингфорсе, но дешевле чем в Париже. Местных денег у меня не было, так что пришлось расплатиться французскими франками. Хозяйка отеля, фру Лаурсен, предлагала мне обменять и оставшиеся у меня французские деньги на датские кроны. Но предлагала по довольно невыгодному курсу, так что я отказался, сославшись на запрет родственника.

Деньги мне разменяли на вокзале, куда я вернулся дать телеграмму домой. Здание вокзала, на которое я в силу случившегося не обратил ранее внимание, оказалось довольно забавным. И я даже потратил время, чтобы полюбоваться интересной архитектурой.

Телеграмма вышла довольно большой из-за того, что я счёл нужным сгладить остроту ситуации. Чтобы при получении её дома не начались сердечные удары и преждевременные роды у родственников и родственниц. Если вкратце, то написал, что дед упал, получил несерьёзную травму, но сам передвигаться не может — пришлите помощь. Указал адрес гостиницы. На телеграфе меня заверили, что послание доберётся до адресата не позднее двух суток с момента отправления.

К моему удивлению, ответную телеграмму принесли уже следующим вечером. Ещё больше удивления было от того, что отправил её из Стокгольма дядя Вэйкка Саари, муж тётки Хелены и по совместительству капитан нашего танкера «Африка». В отличие от моей его телеграмма была краткой — «буду Копенгаген через три дня тчк встречать не надо тчк найду вас сам тчк».

Порадовав деда и порадовавшись сам, я опять попытался приступить к исполнению обязанностей сиделки. И если в первый день нашего пребывания в гостинице он, будучи под действием наркотической настойки, давал безропотно себя обтирать и подмывать после оправления, то на второй день он наотрез отказался от моих услуг.

- Это невместно для мужчины, - болезненно шипел на меня дедуля, когда я попытался в очередной раз убедить его сходить в керамическую утку.

- Вчера, значит, было вместно? А сегодня я тебе уже не подхожу? Сам же мне лекцию читал в Париже про мою ответственность перед родственниками. А теперь что? Мне на неё наплевать и забыть?

- Ты не так меня понял, Матти. Эта не та ответственность. Этим должны бабы заниматься.

Я от удивления даже потерял на краткий миг дар речи. Фигасе себе заявочки. А потом меня озарило. Вот же потаскун старый. Вон он что удумал, видимо. Да и хрен с ним, пусть что хочет творит, у меня больше свободного времени будет.

- Раз мне невместно, то значит надо для тебя найти сиделку опытную?

- Молодец. Сообразил, - прям расцвёл этот хитрец. - Телефонируй доктору своему, пусть подберёт кого для меня. Чтобы и опытная была, и помоложе.

Вот так и появилась у нас в номере фрекен Бенте. Эта старая дева появилась у нас