Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов

Едва осознав этот факт, лорд Гленарван закатил форменную истерику, продемонстрировав еще одну грань своего многогранного характера.

«— Друзья мои, друзья мои, — говорил Гленарван, с трудом удерживая слезы, — нужно искать его, надо его найти! Не можем мы его бросить на произвол судьбы! Ни одна долина, ни одна пропасть, ни одна бездна не должны остаться необследованными. Обвяжите меня веревкой! Спустите в эти пропасти! Я так хочу! Слышите: хочу! Лишь бы Роберт был жив! Утратив сына, как мы осмелимся найти его отца! И какое имеем мы право спасать капитана Гранта ценою жизни его ребенка!»

Кому-нибудь стоило выдать этой истеричке пощечину для успокоения и кое-что растолковать. Примерно так:

«А раньше ты, придурок, чем думал? Головой или задницей? Ты не видел, что ребенок неуправляемый? Не понимал, что он лезет во все щели, сует нос во все дыры, делает всё, чтобы самоубиться? Почему ты не оставил его на берегу, в своем замке? Или хотя бы на яхте? Зачем потащил на отвесные кручи и ледники, не имея никакого горного снаряжения? Какой веревкой, дебил, тебя обвязать, спуская в пропасть? Той, что ты не взял, отправляясь в горы?»

Гипотетический обвинительный монолог получился, пожалуй, слишком резким и нелицеприятным. Но суть дела отражает точно. Вспомним художества Роберта Гранта в первый же его день на яхте:

«Все взоры устремились туда, куда указывал капитан, — на фок-мачту: там футах в ста от палубы, на снастях брам-стеньги, висел Роберт. Мэри невольно вздрогнула».

Вспомним, как «дисциплинированно» он себя вел, когда отряд путешествовал на мулах:

«Семнадцатого тронулись в путь в обычное время и в установленном порядке, соблюдать который было так трудно Роберту, ибо его увлекающийся характер толкал его, к великому отчаянию его мула, опередить мадрину, и лишь строгий окрик Гленарвана возвращал его обратно».

Как юный Грант перебирался через Анды, мы уже отмечали:

«Гленарван не спускал глаз с Роберта, так как мальчуган по своей горячности был очень неосторожен».

Винить мальчика трудно. Неуправляемость — его беда, а не вина. Он рос без матери, да и отец бывал дома крайне редко, проводя большую часть времени в дальних плаваниях. Роберта воспитывала пожилая кузина Гранта-старшего, после ее смерти — сестра, сама еще девчонка. Стоит ли удивляться, что непоротый мальчуган вырос со своеобразными понятиями о дисциплине?

Но где были глаза Гленарвана? И мозги где? Любого ребенка не стоило брать в сухопутный рейд, но этого особенно. Ведь планировалась не увеселительная прогулка, а поездка через страну, где законов не было никаких, кроме права сильного. И где хватало людей, охотно использующих силу против слабых. Мало того, Гленарван сам планировал при оказии заняться тем же, говоря вот что:

«Либо капитан Грант попал в плен к многочисленному племени индейцев, либо он во власти племени слабого. В последнем случае мы освободим его силой».

А случилась бы при освобождении силой перестрелка? А попала бы шальная пуля в Роберта Гранта? Нет, кто бы что ни говорил, но применение к Гленарвану терминов «придурок» и «дебил» вполне оправдано.

И это мы не вспоминали о еще одной запредельной глупости, совершенной лордом Гленарваном: он вооружил Роберта наравне со взрослыми, буквально до зубов: мальчик получил карабин и два револьвера Кольта.

А ведь простое правило «Оружие детям не игрушка» кровью написано… Мальчишки есть мальчишки, любят играть с оружием, такая уж их мальчишеская сущность, — и по детской своей безалаберности забывают проверить, заряжено то оружие или нет. И дело кончается кровью. Повезло, юный Грант не прострелил себе ногу из револьвера. Или голову кому-то еще из карабина. Но Гленарван сделал всё, чтобы такой исход стал наиболее вероятным. Ну как его назвать после этого? Слово «дебил» подойдет? Или это слишком мягкое определение?

Разумеется, никто не рискнул купировать истерику лорда ни словами, ни действиями. Все хорошо помнили, чей хлеб едят и за чей счет путешествуют.

Однако майор, пока его кузен истерил, спокойно и деловито начал разбираться, что же именно произошло и где конкретно стоит искать пропавшего. Выяснил, с кем рядом находился Роберт на несущейся вниз каменной платформе (это оказался матрос Вильсон), уточнил, когда тот видел мальчика в последний раз.

Вычислив, где примерно мог очутиться сорвавшийся с «каменной доски» Роберт, — на обрывистом склоне рядом с траекторией движения «доски» или под ним — все шестеро приступили к поискам. Искали несколько часов и весьма тщательно, обшарив все расщелины, трещины и т.д. — результата не было. Лишь несколько высоко расположенных уступов остались не осмотренными, туда без спецснаряжения было не забраться.

«Около часа дня Гленарван и его спутники, разбитые усталостью, удрученные, вновь сошлись на дне долины. Гленарван глубоко страдал. Он говорил с трудом, с его губ слетали одни и те же слова, прерываемые вздохами:

— Не уйду отсюда! Не уйду!»

Любопытно, что Паганель тоже не настаивал на уходе, хотя почти полное отсутствие провизии подсказывало именно такое решение. Но географ был настроен пробыть здесь еще какое-то время. Он надеялся, что поджидавший его где-то в этих краях человек объявится.

«— Подождем, — сказал Паганель майору и Тому Остину, — отдохнем немного и восстановим силы. Это нам необходимо независимо от того, возобновим ли мы наши поиски или будем продолжать наш путь».

Остин и майор не понимали, на какое чудо мог надеяться Гленарван, но с доводами географа согласились: хорошо, дескать, подождем.

Занялись обустройством временного лагеря, приготовлением трапезы из жалких остатков провианта. Гленарван во всей этой возне не участвовал, лежал неподвижно на пончо и глубоко страдал. Зато ночью, когда все улеглись, лорда охватил приступ активности.

«Гленарван снова отправился на поиски по склонам Кордильер. Он прислушивался, надеясь, что расслышит призыв мальчика. Он поднялся высоко, углубился далеко в горы один и, приложив ухо к земле и стараясь укротить биение сердца, прислушивался.

В течение всей ночи бедный лорд блуждал в горах».

Нет сомнений, что Жюль Верн не грешил против