Всё, что необходимо для смерти - Анастасия Орлова

мне ноги в сражении, раз я их не чувствую. Ничего не выходит. Чьи-то большие прохладные ладони щупают мой лоб, обтирают лицо влажной тканью. Хочу попросить воды, но ничего не получается, как бывает, когда пытаешься звать на помощь во сне. Но мою жажду угадывают — пропитанная водой ткань касается губ. Не могу сделать глоток, но влага просачивается в рот и дышать становится чуть легче.

Я блуждаю где-то в темноте болотистого леса, почти по пояс проваливаюсь в вязкую грязь. Пытаюсь не падать, хвататься за древесные стволы, чтобы сохранить равновесие, но они не выдерживают меня, погружаясь в зыбкую жижу. Не могу понять, где я и как сюда попала. Вокруг темно — наверное, ночь. Стараюсь сориентироваться по звёздам, но над головой лишь плотная паутина голых мёртвых веток.

Я выдохлась, вытаскивая из трясины то одну, то другую ногу, силясь сделать хотя бы шаг, но не двигаюсь с места. Я выдохлась, но стоит перестать шевелиться, как болото затянет меня, задушит, переварит. И я продолжаю барахтаться.

«Давай, Скади Грин, я в тебя верю!» — шепчет мне на ухо чей-то голос, и то, что он есть, здесь, со мной, где нет больше ничего, кроме липкого отчаяния, боли и смертельной усталости, не позволяет сдаться.

«Я не отпущу тебя, Скади Грин. Не отпущу».

***

— И как вы догадались, что подполковнику Грин грозит опасность, майор? — агент тайной полиции склонился через стол ближе к Сандерсу.

— Так ведь она вышла, а следом этот. А до того они поспорили. Ну вроде как он ей сказал что-то эдакое, а она его послала.

— Послала? Подполковник Грин? — не поверил агент.

— Ну как послала, не на …, конечно, как-то вежливо. Но смысл тот.

— И?

— И потом пошёл за ней, обед свой не доел.

— Это я понял, — красивое, вежливое лицо агента нетерпеливо скривилось, словно ему приходилось беседовать со слабоумным, — дальше что?

— И я за ними. Дай, думаю, посмотрю, вдруг что. Нашёл их в первой же подворотне. Он ей в рожу… простите, в лицо, — заметив явное недовольство агента, поправился Сандерс, — дал, к стене прижал да лапами своими под рубашку ей лез.

Породистые брови допросного заметно хмурились, пока тот делал какие-то пометки в своём блокноте.

— Продолжайте.

— Ну я заорал ему, что, мол, гнида, делаешь, бросился на него, и вот, — майор красноречиво обвёл ладонью избитое лицо.

— Дальше.

— Так и всё. Приложил он меня по темечку. Когда я очухался, ни Винтерсблада, ни Грин. В подворотне — кровища. Не думаю, что дамочка могла бы этого урода отделать и труп в парке закопать.

— Без фантазий, пожалуйста! — поморщился агент. — Имейте уважение! Скади… подполковник Грин может быть в плену или даже убита.

— Так и я о чём! — вспыхнул Сандерс. — Я первым же утренним рейсом домой, да к вам! А то как же своих-то бросать!

— Почему не сообщили нашей миссии или властям Траолии?

— Так перемирие же, — майор вытаращил заплывшие глаза, — ещё бы мы и виноваты были! А миссия — что они сделают? Вы-то лучше знаете, как надо. У вас же свои там эти… ну, всякие… ну, методы!

— Благодарю вас, майор, — устало кивнул агент, — идите домой, лечитесь.

Сандерс радостно направился к дверям кабинета, не заставляя себя уговаривать.

— И, майор! — допросный поднялся из-за стола, и Суслику пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Если будете болтать… — сказал он с явной угрозой.

— Ни-ни! — Уиллард прижал к губам кончики пальцев. — Я ж понимаю, понимаю, — заискивающе улыбаясь, он приоткрыл дверь и бочком, не сводя взгляда с агента, выскользнул в коридор.

***

Открыв глаза, Скади долго не могла понять, где находится. Её окружали приглушённые оттенки розового клевера и жемчужного белого, кокетливые кружева и мебель на тонких гнутых ножках. Если присмотреться, в полумраке зашторенной комнатки можно было разглядеть разные женские штучки: от пудрениц, помад, украшений и флаконов с духами, расположившихся на туалетном столике, до шляпок и кружевных зонтиков, выглядывающих из-за резного фронтона шкафа. На пуфе лежала одежда Скади, а рядом, словно два чёрных стервятника посреди райского сада, стояли её армейские сапоги.

Грин откинула одеяло. Она была в одном белье, под рёбрами белела аккуратная свежая повязка. Попытка встать немедленно отозвалась болью в боку и чудовищной слабостью. Пришлось для начала сесть, опустив босые ноги в мягкий ворс ковра, подождать, когда будуар перестанет вращаться с бешеной скоростью, а уже потом аккуратно, стараясь не делать резких, болезненных движений, подобраться к пуфу.

Из зеркала туалетного столика на Скади глянул кто-то до синевы бледный, осунувшийся, с черными провалами глаз. Интересно, сколько прошло времени? Она помнила всё лишь до момента, как её подхватил Винтерсблад. Дальше следовал какой-то горячечный бред, разобраться в котором было невозможно. Да и не хотелось. Женщина натянула брюки, сапоги, взяла в руки рубашку.

Рубашка принадлежала Винтерсбладу, Грин поняла это по знакомому сигаретному запаху. Видимо, её одежда пришла в негодность из-за ранения. Скади накинула рубашку, оказавшуюся ей почти до колен, закатала слишком длинные рукава и вышла из комнаты.

Короткий коридор привёл её в маленькую светлую кухоньку. На табурете, прислонившись голой спиной к стене, дремал Винтерсблад. Руки скрещены на груди, ноги в потёртых сапогах покоятся на втором табурете, подтяжки скинуты с плеч, висят, почти касаясь пола. Щетина отросла до состояния короткой бороды, на лице и теле кровоподтёки, оставленные Сандерсом. На столе — чашка с недопитым чёрным кофе, полупустая бутылка виски и переполненная окурками пепельница.

Скади двигалась почти бесшумно, но Винтерсблад всё равно её услышал, вскочил, едва не уронив табурет. В глазах мелькнуло явное беспокойство, а потом — облегчение. Складочка меж бровей разгладилась, на губах появилась привычная полуулыбка. Полковник, бесцеремонно приложив ладонь к её лбу, удовлетворённо кивнул.

— Болит? — указал взглядом на раненый бок.

— Слегка.

Её голос осип. То ли от длительного молчания, то ли от общей неловкости. Вновь они друг напротив друга, и разделяет их лишь шаг. Но он непреодолим. И саднящая боль в груди сильнее рези под бинтами.

— Сколько дней? — уточнила она.

— Сегодня пятый.