В море погасли огни - Петр Капица

Ошеломленные неожиданной вестью, первые секунды мы не могли вымолвить слова, ждали, что еще скажет Радун. А он стоял бледный и молчал. Наконец поднялся старший политрук Филиппов и осевшим голосом спросил:

- Куда деть команду перед потоплением корабля?

- В море возьмете только необходимых. Перед потоплением погрузите людей на катера или шлюпки, захватите оставшийся провиант и оружие. Всем нужно вернуться в Кронштадт, а если не будет такой возможности - высаживайтесь на берег и действуйте самостоятельным отрядом. Задача: уничтожить больше живой силы противника. Под руинами Ленинграда должна погибнуть армия оккупантов.

Других вопросов не было. Мы разошлись с тяжелым чувством на душе. Каждый понимал, что критический момент может настать в любой час. Надо к нему подготовиться.

Вернувшись, я разобрал и смазал маслом пистолет. Собрал весь запас патронов. Что же еще захватить с собой? Тетрадь и блокнот. Их я заверну в резиновую маску противогаза и буду носить в сумке. Еще понадобятся спички и папиросы. В случае беды - нормы снабжения сократятся. Надо бы добыть сухарей или галет. Поговорю об этом на корабле.

20 сентября. Вчера на Котлин упали первые бомбы. Одна разорвалась невдалеке от Петровского парка. Осколком убило школьницу, которая смотрела в окно.

На "Марат", стрелявший с канала по берегу, напала авиация. На борту линкора разорвались бомбы. Но он пришел в Кронштадт своим ходом. Здесь будет ремонтироваться. ОСТРОВ ПОГИБШИХ ЖЕНИХОВ

21 сентября. Прошло только три месяца войны, а такое ощущение, что мы воюем давно. Очень уж много было тревог, бессонных ночей, обстрелов и бомбежек. Мирная жизнь и покой вспоминаются как нечто далекое, несбыточное.

Кронштадт с его фортами мешает немцам продвигаться к Ленинграду. Гитлер отдал приказ: "Сравнять остров Котлин с водой". Сегодня мы ощутили действие этого приказа.

С утра верстался номер многотиражки, посвященной итогам трехмесячной борьбы. И вдруг в репродуктор послышался голос местного диктора:

- Воздушная тревога! Воздушная тревога! Всем в укрытие!

Мы слышали не раз подобные призывы, поэтому не кинулись в убежище. Петровского парка, а остались работать в здании.

Вскоре послышалась частая пальба зениток и гудение моторов. Шум нарастал, надвигался... Я выглянул в окно - и увидел наползавшую с моря тучу черных крестов. Это были "юнкерсы" и "мессершмитты". Их было много. Они шли волнами...

Грохот зениток стал таким, что казалось, будто рушится раздираемое над головой небо. С противным воем и свистом посыпались бомбы. Я отпрянул от окна и крикнул своему "войску":

- На улицу! В здании задавит обломками...

Мы выскочили во двор. И тотчас же попятились под навес у входа. Сверху падали горячие, зазубренные осколки зенитных снарядов. Они звякали о булыжник, разбрызгивали лужицы.

Многие овровцы жалели, что своевременно не укрылись в земляных щелях парка. Теперь туда не пройдешь, свалят осколки.

А черные самолеты, как стаи воронья, продолжали кружить над Кронштадтом.

В угол парка упала бомба огромной силы. Воздушной волной всех нас повалило... Когда я вскочил на ноги, то увидел, как через каменное здание перелетела во двор добрая треть ствола расщепленного дерева, вырванного с корнем. Кора на нем висела длинными вожжами, а ствол белел, как обнаженная кость.

Плохо человеку, когда он не у пулемета и не у пушки, а вынужден, изнывая от ожидания, вслушиваться в свист бомб и думать: "Вдруг не убьет, а лишь поранит, сделает уродом или калекой на всю жизнь. Лучше смерть, но какая бесславная и бессмысленная!"

Налет длился минут пятнадцать, а нам он показался изнурительным часом. Наступившая тишина не могла успокоить возбужденного сердца.

Вернувшись со двора, мы увидели в типографии разбросанную бумагу и перевернутый верстак. Все покрывали известковая пыль и обломки обвалившейся штукатурки. Стекол в окнах не было, они начисто вылетели.

Осколками стекла и штукатурки повредило шрифты в подготовленной к печати полосе. Девушкам пришлось вооружиться шильями и выковыривать изувеченные литеры, заменять их новыми.

Ходивший на разведку Клецко вернулся с невеселыми вестями.

- Обеда сегодня не будет, - сообщил он. - Нет ни воды, ни света. Все, что варилось и жарилось, - пойдет в помойку. Сейчас только унесли двух коков. Во время налета они смотрели в окна. Одному осколком стекла вышибло глаз, другому лицо порезало. В открытые котлы и противни тоже попало стекло. Обед выдадут сухим пайком...

Но не успел он, рассказать о том, что видел, как опять раздался сигнал тревоги. На этот раз мы бегом устремились в Петровский парк и забились в щели под землей.

Тошно прятаться в укрытии и не знать, что творится над тобой. Доносятся лишь глухие удары, от которых колеблется почва, и сверху за ворот сыплется песок. Иногда врываются отсветы взрывов и с грохотом рушатся деревья.

В парке мы натерпелись такого страха, что больше сюда нас не заманишь ни уговорами, ни приказом. Все бомбы, не попавшие в цеха Морского завода и в пирсы Усть-Рогатки, падали на нас. Они вонзались под корни деревьев, вздымали к небу тополя, дубы или, застряв в глубине, хранили молчание.

Что это за бомбы? Может, замедленного действия? Лучше быть подальше от них.

Во время третьего налета мы понеслись в ров у Якорной площади. Там под толщей земли была вырыта узкая, как туннель, пещера. Но она оказалась плохим бомбоубежищем. Строители не сообразили установить вентиляцию. Людей в пещеру набилось столько, что женщины и дети стали задыхаться, терять сознание. Пришлось их выносить на свежий воздух и под грохот бомбежки приводить в сознание.

Потом мы укрывались в цементных трубах, приготовленных для канализации, и к вечеру поняли, что в Кронштадте очень мало надежных бомбоубежищ. Населению, да и военным, деваться некуда.

Штаб ОВРа и политотдел, чтобы не быть погребенными под обломками зданий, еще днем перебрались в казематы Кроншлота. И мне приказано явиться туда же, найти место для типографии и перевезти ее на остров.

Как только отпечатаем тираж газеты, парни примутся разбирать "американку", а девушки - упаковывать шрифты для нового и, видимо, самого опасного путешествия.

Довезем ли мы свое имущество до Кроншлота? Не утопить бы его в пути. Хотя бы ночью налетов не было.

В городе разрушено много домов. Краснофлотцы разбирают на улицах завалы. После отбытия штаба и политотдела старшим в базе остался Белозеров. Его нервы не выдержали дневной бомбежки. Я встретил Белозерова во дворе без кителя, в белой рубашке с разодранным воротом, таким пьяным, что разговаривать о чем - либо было бесполезно. Он покачивался, бормотал что то невнятное и утирал тыльной стороной кисти слезы.