Эмигрантское чтиво - Асия Караева

слова в этих стихах, и слова переходили из одного стихотворения в другое, расплываясь капающими чернилами. Одно из стихотворений было написано красными чернилами. Я подумала, что это кровь… Сердце… Сама любовь.

Мы курили с Ланой в тишине. Потом я спросила, трипует ли она.

Она посмотрела на меня со странным огоньком в глазах:

— Уж по сравнению с тобой я трезва. Ну да, вообще-то трипую.

Захотелось в туалет. Я встала с постели, на которой мы сидели. Кажется, это была постель. Хотя она немного походила на стог сена, но какой-то уж очень мягкий и шелковистый. Я ступила на траву, нет, на самом деле, это был ковер, похожий на траву. И у меня возникло ощущение чего-то вязкого, как в моих снах о Дон Жуане.

Мне удалось найти маленькую дверь за деревом лимона. Чертово дерево лимона прямо посреди дома! Но это было самое красивое, самое поэтичное дерево, какое я когда-либо видела! А видела ли я вообще до этого дерево лимона? Я вошла в туалет, чтобы пописать. Это было очень сложно. Очень хотелось писать, но я не могла из-за любви и уважения к Богу. Разве кто-то упомянул его имя? Я услышала чей-то голос в моей голове. Бог тоже вместе со мной. А туалет такой маленький, я меньше и не видела, так что Богу и мне было в нем тесно. И еще там стояла элегантная ванна с ножками льва. Золотая ванна, а стены темно-синие с редкими прожилками светло-голубого. И всё это надвигалось на меня, как океан, как глубокая голубая даль, или ночное небо, лишенное лунного света. А внутри ванны находился красивый чемодан. Казалось, его кто-то там оставил. Почему-то еще чувствовалось, что хозяин чемодана просто его бросил и лишил любви. Ко всем этим ощущениям примешивались еще темные готические нотки. Умывальник украшал черный подсвечник, а темно-синие брызги наплывали на меня. Я помыла руки и посмотрела в зеркало. Мое лицо было таким же, каким я до этого увидела лицо Ланы. Оно двигалось и искривлялось, превращалось в крокодила, в дракона, в инопланетянина… Не знаю, оно просто не было статичным, каким обычно бывает.

Я потянулась к двери, и, к своему ужасу, не смогла ее открыть. Я толкала дверь со всей силой, потом стала искать ключ, но никакого ключа и даже замочной скважины не было. Ничего, кроме дверной ручки. Посмотрела по сторонам, и вдруг вся ванная комната показалась клаустрофобной. Такой маленькой. И безысходной. Я была в отчаянии, и всё, что видела — несчастный брошенный чемодан. И вдруг всё начало принимать смысл. Я, чемодан, Бог, закрытые в маленькой ванной комнате навечно.

«Какая ошибка! Я могла бы сделать всё гораздо лучше», сказала я Богу в ванной комнате. «Не думала, что всё так закончится».

Он улыбнулся.

'Никто не получает то, чего ожидает, почти всегда нас застают врасплох, — услышала я его мысли.

— Но это несправедливо, — тоненький детский голосок произнес в моей голове. — И неужели это всё? Неужели я приехала? С чемоданом? Это моя судьба? Так много вопросов за такой короткий промежуток времени.

— Нет, ты располагаешь всем временем мира, — снова ощутила я его ответ.

Серьезно, мне казалось, это последнее, что буду делать в жизни. Собственно говоря, думала, что буду вечно вот так стоять закрытой в туалете, где меня никто никогда не найдет. Я, Бог и чемодан. Навсегда.

Тут я услышала шум. Подошла к двери, и вдруг голова Ланы просунулась в ванную комнату. Она раздвинула двери. Оказывается, двери были раздвижными! Ох, уж эти дурацкие раздвижные двери! Тебя же об этой чертовщине никто не предупреждает!

— Я думала, ты обкакалась, — засмеялась Лана.

— Даже хуже, чем ты можешь себе представить.

Мы сели, стараясь собраться с мыслями, а потом попытались изучить карту дома. Мы никак не могли понять, как вообще очутились в этой комнате со стогом сена и как из нее выйти.

Да и карта не особо помогала, потому что всё на ней двигалось. Тем не менее, мы пошли, переходя из одной комнаты в другую, пока не набрели на винтовую лестницу. И эта чертова лестница тоже двигалась, будто мы плыли по воде! Нет, внутри Титаника прямо перед тем, как он затонул. Держась за перила, как за нашу собственную жизнь, мы наконец-то медленно спустились вниз.

Дом был полон народа, что я до этого при моем обостренном состоянии мозга не заметила. Прежде чем слиться с танцующей толпой, мы с Ланой попытались придать нашим лицам нормальное выражение. Я, честно говоря, думала, что на этой вечеринке будут хард-рок типы, выпившие и сексуально озабоченные, но вся атмосфера в доме была пропитана умиротворением. Я заметила едва видимую линию, соединяющую каждого человека с другим, а также со мной и с Ланой, и еще с деревьями на стенах и с прекрасным орнаментом на обоях. Эта линия тянулась к высоким окнам, а после к небу, птицам и облакам.

Темноволосая смуглая женщина подошла и подмигнула мне:

— Сильная вещь, этот Будда. Часами не отпускает. — Она улыбнулась.

«Ничего себе! Другие люди читают мои мысли», решила я и тоже ей улыбнулась, попытавшись думать о ней всё самое хорошее, как и обо всех на этой вечеринке.

Смуглая женщина спросила, хочу ли я кофе из листьев с высокогорий Тибета.

Я чувствовала себя так, будто находилась на очень важной деловой встрече, так что собралась с мыслями и вежливо спросила женщину:

— А кофе меня разбудит?

Я решила, что это самый умный вопрос, который когда-либо задавала в своей жизни.

Женщина внимательно на меня посмотрела, а потом от души рассмеялась:

— От чего ты хочешь проснуться, милая?

Я и не знала. Если честно, никогда еще в жизни не чувствовала себя настолько проснувшейся. Даже на той вечеринке, на которую мы ходили вместе с Сальваторе, было не так.

— Я бы попила кофе, — сказала я.

Кофе мне и не доставало! А кофе ли это? Что-то сладкое, горячее и вкусное. Мы поделили его вместе с Ланой, как две сиротки из «Оливера Твиста». И тут темноволосая женщина принесла вторую чашку, из которой шел еще более заманчивый аромат. В этом горячем напитке растворились все мои страхи и тревоги. Я почувствовала себя чистым светом. Я еще изредка видела проблески яркого света, но эти мгновения ощущались теперь волнами, и они были нежными, позволяющими ощутить их внутри себя. И принять красоту, мудрость и уникальность момента, который я разделяла со всеми остальными. Я почувствовала связь с моим внутренним Богом, с чем-то гораздо глубже и мудрее, чем я когда-либо могла быть. Всё закончилось тем, что я, Лана и смуглая женщина вели самую глубокую беседу за чашкой кофе.

Вполне возможно, что мы разговаривали о чепухе, но было такое ощущение, что мы сказали друг другу всё самое важное, что надо было сказать.

Нам предложили переночевать в доме, но у Ланы были обязательства перед детьми. А я не хотела оставаться без нее. Мне нужен сон, уединение, размышления.

Та же машина отвезла нас обратно в Лондон. Мы проезжали по пустынным улицам ленивым воскресным утром, и в первый раз Лондон предстал передо мной во всем его внушительном богатстве и полном великолепии. Когда свернули на Мэйфер, впечатляющая архитектура и белизна зданий чуть не ослепили меня. Я почувствовала, что этот город заслуживал гораздо большего уважения, чем могла ему дать. Было непреодолимое желание пойти в церковь, и я сказала об этом Лане. Это самая первая мысль, которой я с ней поделилась после нашей вечеринки.

Она посмотрела на меня и прыснула со смеху:

— Приходи ко мне — зажжем свечку.

Я зашла к Лане. Мы зажгли свечку и выпили боснийский кофе. Я была очень уставшей, так что вскоре пошла домой.

Весь следующий день провела в самом глубоком в моей жизни сне, без сновидений, но с ясным ощущением самого состояния сна. Казалось, всё мое тело, включая мозги, обновилось и энергетически зарядилось.

Войдя в квартиру, я поцеловала стены. Во мне было столько благодарности. Остановила себя перед тем, как поцеловать кактус. Иначе пришлось бы написать смешную историю о человеке, который в первый раз попробовал ЛСД.

Знаешь, что случилось с девушкой после того, как она в первый раз попробовала ЛСД? Она влюбилась в кактус, и всё закончилось тем, что она сильно укололась. Триповать на кислоте Будда — что же еще могло произойти? В следующий раз надо попросить тарантулу о женитьбе… А потом посмотреть, что произойдет…