Под сенью храма - Константин Васильевич Беляев

наволочка не выдержала агрессивных действий молодух и, лопнув, обдала дерущихся слежалым, провонявшимся пером. Вместе с перьями посыпались на землю и пачки денег крупных купюр — невестки дрались из-за наследства.　

Мне и раньше приходилось слышать сплетни на похоронах, видеть пьяные драки, затеваемые наследниками из-за дележа собственности, и все это было настолько привычным, что я не придавал тому особого значения.　

И вот впервые оглядевшись, я заметил, что творят подобные гадости первейшие радетели церкви, рьяные поборники религиозной нравственности, закоренелые ханжи, воспитанные по всем правилам евангельской морали.　

Воспользовавшись всеобщим интересом к драке и начавшимися пересудами, я выскользнул за ворота и, сопровождаемый пьяной песней, направился к себе в сторожку. Неподалеку от церкви меня поджидал Корней Иванович.　

— Ну как? Обошлось? — спросил он взволнованно.　

— Что обошлось?　

— А вы не знаете? Это же Ольга Ивановна распорядилась вас на поминальный обед пригласить. А Аглая с помощницами собиралась облить вас грязью принародно. Рассчитывали разделаться с вами окончательно.　

Вот, значит, на какую подлость пустилась ведьма в юбке, носящая ангельский чин! Поистине она способна на все! Против ее коварных замыслов и Вселенский собор бессилен.　

10 августа

Чувствую себя скверно. Забросил службу, ни с кем не встречаюсь, ничего не ем. Все думаю, думаю…　

Как же все-таки быть?　

Повиниться перед «бандиткой» и сказать: воля твоя,　правь приходом самостоятельно, не буду вмешиваться ни во что. А где же обыкновенная честность, которой учат детей с детства? Но почему я должен быть соучастником воровства?　

Кинуться в ноги владыке, просить перевода. Но по такому поводу я меняю уже не первое место. Где гарантия, что этот перевод будет последним?　

Уйти совсем из храма, в мир, где не властна религия и ее законы, ее фальшивая мораль? Хорошо бы! Но что я могу делать? Чем буду полезен людям?　

Чем глубже я исповедывал себя, тем яснее становилось, что не страх перед неизвестной судьбой мешал расстаться с привычным окружением церкви, а живущая, как осколочек в душе, надежда, упование на что-то.　

В дни последних тягостных сомнений произошла у меня еще одна любопытная встреча, которая положила конец упованиям на бога.　

Как-то вечером, придя с прогулки, я застал в храмовом палисаднике нежданного гостя. То был человек лет тридцати трех, в темных брюках и клетчатой рубашке ковбойке, с рукавами, закатанными выше локтя.　

Поздоровавшись, молодой человек молча проследовал в сторожку и, оглядевшись, присел на стул, чинно сложив руки на коленях.　

— Отец Константин, — начал он так, словно давным-давно был со мною знаком. — Меня прислали к вам те, кто исповедует близкий приход спасителя нашего…　

— Ага, сектант, — подумал я. — Чего ему от меня надо?　

Молодой человек говорил тихо, медленно, словно подбирая наилучшие слова. Черные блестящие глаза смотрели на меня в упор, но как-то рассеянно. Он представился проповедником общины адвентистов седьмого дня, и я с интересом прислушался к речи человека, равного мне по должности, но почти вдвое младшего по возрасту.　

Узнав, как несправедливо травит меня Ольга Ивановна, и к тому же испытываю материальные затруднения, этот христианин принялся весьма откровенно вербовать меня в секту.　

— Я и сам родился в семье православного священника. Закончил десять классов в Ростове и дважды пытался поступить в институт. Но господь удержал от неверного шага: оба раза я провалился на экзаменах.　Видимо, была на меня ниспослана кара за то, что я одновременно верил церкви и марксизму.　

Потом спаситель снова ниспослал мне испытание: работая на валяльной фабрике, я заболел туберкулезом. В минуту крайнего отчаяния ко мне пришли носители истинной веры — братья и сестры нашей общины. Они помогли мне средствами, и я прочно встал на ноги. Они же помогли мне приобщиться святого духа, после чего я отдал себя служению богу…　

— Бесплатно?　

— Не кощунствуйте, брат Константин.　

Молодой проповедник, как я заметил, непрочь был передо мною порисоваться, показать свое превосходство в благости. В то же время восхищение своей верой у него органически связывалось с деловым расчетом и чистоганом. Предложил мне в порядке безвозмездной помощи солидную сумму.　

— У нас хорошо, — сказал он. — Мы будем заботиться о вас до той поры, пока не призовет вас к себе господь. 　

— Что же, — сказал я, раздумывая, — у православной церкви не так уж много разногласий с ересью: мы исповедуем один и тот же евангельский текст, не так-ли?　

Заметив мое раздумье, проповедник осмелел и решил говорить начистоту.　

— Если вы так думаете, то мне осталось сказать немного. Мне велено передать вам, что если вам будут приемлемы основы нашего учения, можете рассчитывать быть избранным на должность проповедника одной крупной общины.　

— Ну, положим, с вашим учением я знаком.　

— Нет. Главное от вас сокрыто в тайне. А главное состоит в том, чтобы умело провозглашать учение в этом мире…　

— То есть модернизировать учение, вы хотите сказать, — поправил я собеседника, вспомнив слова отца Николая.　

— Вы марксистскую литературу читаете?　

— Давно когда-то читал, а сейчас не имел возможности.　

— Я, знаете ли, перед каждым собранием почитываю, — продолжал проповедник. — Очень важно не отставать от времени, в котором живешь. Ныне нельзя убедить собравшихся в мудрости божьей, не зная достижений науки и техники. Вот почему, возглашая братьям и сестрам о новых открытиях тайн природы, я всякий раз подчеркиваю веление бога, давшего человеку могучий разум.　

— Боюсь, что я не справлюсь с такой методой. Отстал, — откровенно признался я.　

— Когда вы носите в душе бога, это не сложно. Я лично делаю так. Захожу в книжный магазин, покупаю брошюрки ученого содержания, дома внимательно изучаю эту литературу и нахожу в ней нередко такое, что помогает мне укреплять веру в господа среди братьев.　

Недавно мне попалась в руки книжица о Дарвине — не помню автора. В ней прочел такую фразу, которую произнес естествоиспытатель: я никогда не был атеистом, пока не убедили меня в том жизнь, опыт, практика… В собрании верующих я прочитал только первую часть фразы: я никогда не был атеистом… и видели бы вы, какое сильное впечатление произвела эта фраза на собравшихся.　

— Вот оно как! — произнес я с нескрываемым удивлением. А про себя подумал:　

— Ничего нового! Обыкновенное шарлатанство выдается за новый курс в вероучении!　

Видимо, мое восклицание подзадорило проповедника, потому что с еще большей откровенностью стал он посвящать меня в тайны своего ремесла, считая, и не без оснований, что бояться меня нечего.　

Он познакомил меня с тем, каковы указания поступают к нему из адвентистского центра.　

— В связи с новым курсом в стране оказывать больше внимания человеку, мы, пастыри верующих, обязаны рассказывать верующим, что мечта