Антология современной словацкой драматургии - Иван Буковчан

РИЕЧАНОВА. Да… мощная ручища. У нас говорят… такой лапой можно и вола убить!

ЛАНЧАРИЧ. Она у меня оттого такая сильная, что с самого детства я должен был подавать ее бывшему мештеру. А он мне сжимал ее изо всех сил. Сколько раз я чуть было не потерял сознание, едва в обморок не упал. Но настала пора, и я смог сдавить ему руку так, что он даже вскрикнул: «Ццц, иии, вот дерьмо!» А после он уже все работы на бойне доверил мне!

РИЕЧАН. И я доверю. Обустраивай все, как ты считаешь нужным.

ЛАНЧАРИЧ. Вот… милостивый господин, ешьте. В Паланке с давних пор ели так, как в других местах молились: до потери сознания! А теперь я вам кое-что покажу. И вы смотрите, хозяин, я уже знаю, что вы — порядочный человек и что вы не выгоните меня отсюда. Итак, глядите хорошенько (отодвигает крышку на полу). Видите? Там — тюки с английской тканью, меха, табак, мештер… Табак! Серебряные приборы, швейные машинки «Зингер», дорогие картины, патефоны, чешские гранаты… то есть камни! И хромированная гармошка!

РИЕЧАН. Да ты богач.

ЛАНЧАРИЧ. Это все наше. Яму мы с Кохарым выкопали еще во время войны, на всякий случай. И видите, пригодилась. Что скажете? С этим уже можно начинать торговлю, черт подери!

РИЕЧАН. Я надеюсь, что все это ты не своровал?

ЛАНЧАРИЧ. Что? Ни в коем случае! Ну уж нет! Все — нет. Кое-что я выменял у солдат на паленку. Кое-что осталось от Кохарого, ну а остальное, признаюсь, я приволок из брошенных домов. У многих вещей уже нет хозяев. Ведь я старался не для себя: для вас и для вашей семьи. Мештерко, вы ведь знаете, какая сейчас обстановка? За деньги уже ничего не купишь, ведь какой дурак станет продавать за послевоенные бумажки?

РИЕЧАНОВА. Скажи что-нибудь, Штефан!

РИЕЧАН. Это… ну, я не знаю, что со всем этим делать…

ЛАНЧАРИЧ. Ладно, сделаю, что-нибудь придумаю. А теперь отдыхайте после дороги. (Уходит.)

ЭВА начинает канючить.

РИЕЧАНОВА. В чем дело? Что случилось?

ЭВА. Я как-то не могу здесь привыкнуть. Если бы я хоть знала, что мне напишут подруги… что там у нас нового.

РИЕЧАНОВА. Не бойся, напишут. И не канючь. Это отвратительно, когда канючат. Иди ложись.

ЭВА уходит.

РИЕЧАНОВА. Давай и мы ляжем. Что скажешь, Штевко?

РИЕЧАН. Самое время отдохнуть.

РИЕЧАНОВА (начинает раздеваться). Этот Волент, Штевко, как говорит твоя мамаша, наше спасение.

РИЕЧАН (тоже раздевается). Угу. Он в порядке. Однако нам следовало бы быть все же поосторожнее.

РИЕЧАНОВА. Ты за ним поглядывай, и я с него глаз спускать не буду. Но ведь такого человека днем с огнем не сыщешь. Ты видел?.. И гармонику для нас раздобыл. Хромированную!

РИЕЧАН. Знаешь, было бы лучше, если бы я своему помощнику был бы обязан и благодарен как можно меньше. Лучше бы наоборот.

РИЕЧАНОВА. И так хорошо, и этак! Я стану выращивать на окне бальзамин, и больше мне ничего не надо. Мы хорошо сделали, что подались сюда.

РИЕЧАН (ложится в постель). Ну… не говори гоп! Ведь мы еще не перепрыгнули.

РИЕЧАНОВА (ложится в постель, старается перебраться через мужа. Но вдруг со смехом наваливается на него всем телом и закрывает его собой. С минуту на нем ерзает и страстно смеется, но постепенно утихает, замирает. Затем переваливается на свой край кровати и с упреком продолжает). Не бойся, раз уж мы сюда притащились, как-нибудь перепрыгнем. На одной ноге, как говорится! Ты стал какой-то не такой… с тех пор, как вернулся с гор.

РИЕЧАН. Какой не такой?

РИЕЧАНОВА. Ну, это самое… Как тебе сказать?

РИЕЧАН. Ты удивляешься? Меня били резиновой палкой по почкам. В быстрицкой школе. Это пришлепнуло бы даже быка, не то что мужчину.

РИЕЧАНОВА. В жизни всякое случается. Некоторые и не такое пережили, а все равно остались мужчинами. Не принимай ты все так близко к сердцу. Пройдет время, все забудется.

РИЕЧАН. Лучше бы у меня память отшибло… Хотя у меня ее и так нет! Никак не могу вспомнить, как звали того чиновника, который отдал мне эту лавку. У него была такая добрая фамилия.

РИЕЧАНОВА. Спи! Спи уж! И не храпи! Если будешь храпеть, я тебе двину кулаком меж глаз, вот увидишь!

Улица, на которой расположена мясная лавка.

ВИЛЬМА. Он обнял меня… да так прижал к себе, что у меня аж в глазах потемнело.

НЕЛА. Волент?

ВИЛЬМА. Ну да, Волент, ведь я тебе целый час толкую об этом. Я почувствовала его горячее дыхание с запахом вина и жареного мяса. Играли танго, и мы, как пьяные, кружились на паркете…

НЕЛА. Я не признаю танго! В общем-то да, но для этого я тоже должна немного выпить. А что ты перед этим говорила о мясе? Что оно полезно?..

ВИЛЬМА. Да, спроси у кого хочешь. В мясе больше всего витаминов. Сейчас всякие болезни ходят, лекарств нет, так хотя бы мясом отъесться!

Из мясной лавки выходит РИЕЧАН.

НЕЛА. В мясе витамины?.. Впервые слышу. Так вот почему мясники такие здоровые!

ВИЛЬМА. Да, поэтому-то они такие буйные. И у них такие хорошие манеры, поверь мне! Я раскусила этого Волента. Такой мясник слопает тарелку мяса, а потом раз-два — и хватается за нож… А еще — лезет под юбку! Мясник есть мясник!

НЕЛА. А-а-а-а, доброе утречко, пан Риечан!

РИЕЧАН. Доброе утро.

НЕЛА. Вы слышали, что говорит Вильма?.. Что, мол, мясо полезно.

РИЕЧАН. Полезно так полезно. Говорят, что квашеная капуста еще полезнее. Но мяса у нас достаточно, сегодня каждому хватит. И вам тоже, барышня Нела.

НЕЛА. Я рада. Стою здесь с раннего утра. Пришла сюда еще затемно. Такой мороз, я прямо-таки окоченела!

РИЕЧАН. Да, мороз крепчает. Но если бы вы знали, какая зима у нас там, на севере… Там, коли мороз, так уж мороз. У меня до сих пор палец на ноге белый: отморозил. Если будут замерзать кончики пальцев, то вы сделайте руки так, как будто молитесь. И тихонько на них дышите. Вот так… (Дышит Неле на кончики пальцев.)

ФИЛАДЕЛЬФИ. Милые дамы!.. Я принес вам радостное известие. Близится конец света! На небе появляются знамения… Звезды с хвостиком, затмение солнца. А к тому же еще эти самоубийства, жестокое насилие, дети стали обращаться к родителям на «ты» и запросто их приветствовать: Servus! И что хуже всего… женщины носят брюки и стригутся под мальчиков. Катастрофа!

НЕЛА. Шли бы вы домой, пан Филадельфи. Вы всю ночь развлекались, жена вас уже наверняка заждалась…

ФИЛАДЕЛЬФИ. Нела… Нелочка, улыбнись мне! Вечером я стучал в твое окошко. Стучал. Почему ты мне не открыла? Ведь все равно когда-нибудь ты мне откроешь!

РИЕЧАН. Пан Филадельфи, вам бы не следовало с женщинами так грубо… Не положено.

ФИЛАДЕЛЬФИ. Я? Поймите, пан Риечан… обе мировых войны выиграли женщины. А что стало с мужчинами? Они превратились в дерьмо, посмешище без воли и характера.

РИЕЧАН. Ступайте уж в свою аптеку, пан Филадельфи, ступайте.

ФИЛАДЕЛЬФИ. А знаете, что больше всего плохо действует на мужчин? Политика! Гнусная политика! Известные изобретатели и правители превращаются в обычных политических болванов. И им уже вообще ничего не хочется, скоро даже женщины должны будут стелиться перед ними… Дабы чем-то заманить.

ЛАНЧАРИЧ (входит). Кези чоколом — целую ручки, милостивые пани! Я уже, это самое, будьте так добры, беспокоился, что вы не придете… ведь такой холод. Я уже говорил себе: Волент, зачем ты, апикам, то есть папочка, вместе с ме-щерком приготовил это отличное мясцо, все равно никто не придет! Сейчас милостивые пани лучше всего чувствуют себя в тепленьких постельках! Вот там они порадуются! Что, разве я что-то не то сказал? Раз хорошо, значит, хорошо, правда? Ведь я не обманываю? (Вдруг приподнимает Филадельфи.) Так что, любезные пани, хотите целиком или порезать?

ФИЛАДЕЛЬФИ (вырывается). Ты досмеешься, Волентко, как только исполнятся пророчества Сивилл[39], вся спесь с тебя сойдет,

ЛАНЧАРИЧ. Исчезни, ты, чахоточный!

ФИЛАДЕЛЬФИ уходит.

ЛАНЧАРИЧ. Милостивые пани, когда я узнал, что вы здесь ожидаете мясцо, сразу надел свадебную рубашку, вот, поглядите… а потом так стал носиться и искать штаны, как тот мадьяр в кукурузе.

ВИЛЬМА. Послушай, Волент… сколько котлет ты слопал утром?

ЛАНЧАРИЧ. Семнадцать?.. Даже и не знаю, пани Вильма. А еще три отбивные и два половника феферонов. Ну и триста грамм вина, конечно!