Клара Ассизская - Ева Ференц

крест, словно дерево, которое питает плодами её душу, а листья снаружи служат лекарством». Теперь я знаю, что так оно и есть.

– Сколько лет твоему сыну? – улыбаясь прервала поток благодарности Клара.

– Только что исполнилось три.

– Да благословит его Бог. И тебя вместе с ним, – сказала Клара.

Она быстро перекрестила их, ласково улыбнулась и вышла.

Клара вернулась в часовню, чтобы закончить письмо, но, прервавшись, уже не могла продолжить свою мысль. Сидя на скамье, она смотрела на крест, сияющий тёплым золотым блеском в свете свечей. Она изо всех сил пыталась думать об Агнессе, этой прекрасной княжне из далёкой северной страны, но вместо неё ей вспомнился брат Филипп, его глубокий, словно доносящийся со дна медного кувшина голос.

– Призвание – это глас Божий в человеческом сердце, – говорил Филипп. – Тот, кто услышит и захочет понять, добьётся всего. И он будет знать, что делать, куда направить взгляд, куда пойти, когда говорить и когда молчать. Призвание – это мудрость сердца.

Фигура проповедника растворилась в золотистом мраке. Крест перед глазами Клары засиял ярче, чем прежде.

«Ведь я никогда не слышала таких слов от брата Филиппа», – с радостным удивлением подумала она.

И прошептала: «Господи! Я счастлива! Ты со мной! Ты ведёшь меня! Я очень счастлива!»

* * *

1241 год принёс новую войну. Ассизи был осажден войсками императора Фридриха под командованием Виталия из Антверпена.

Прежде чем кольцо вооружённых рыцарей окружило город, по всем окрестностям вырубили деревья и кустарники. Долину очистили от всего, что могло укрыть беглецов.

Ассизцы, выглядывая из-за стен, видели вооружённые отряды, грозные, как прожорливо распахнутые пасти драконов.

– Я не уйду, покуда не возьму город, – объявил Виталий.

Лето было жаркое, небо безоблачное, но под его бездонной синью тревога сеяла неуверенность и отчаяние. Золото солнца лилось на землю, но в сердцах жителей была тьма. Не было хлеба. Урожай на полях был уничтожен, виноградники и сады вырублены, и помощи ждать было неоткуда.

Монастырь Святого Дамиана, стоявший на склоне, не пострадал. Но сёстры чувствовали огромную жалость к городу и его жителям. Глубокая боль проникла в душу Клары. Кому много дано, тот больше страдает. Богато одарённая, впечатлительная, она так чувствовала чужое страдание, что оно становилось её собственным. И в этом состояло её богатство, она обладала всем миром, ибо душа её была открыта, полна сочувствия к другим людям. Она очень страдала вместе с ассизцами, бессильными перед грозящей им смертью, перед голодом, перед унижением.

Был багровый заход солнца, когда Клара, охваченная внезапным волнением, обратилась к Богу. Она замерла в молитве, преклонив колени на серых каменных плитах часовни. Её полураскрытые губы застыли в мучительном раздумье, не произнося ни слова. Затем Клара медленно опустилась на пол, раскинув руки, как Иисус на кресте. Худые узкие плечи всё сильнее вздрагивали от усиливающихся рыданий, на землю капали слёзы. Наконец, она успокоилась и встала. Лицо её прояснилось.

В это время сёстры одна за другой вошли в часовню и тихо обступили настоятельницу. Они взволнованно смотрели на стоявшую перед алтарём Клару. Глаза их блестели, щёки пылали, так как каждая из них чувствовала великую силу, исходившую от смиренно склонившейся и одновременно величественной фигуры настоятельницы. Клара обернулась к сёстрам.

– Все ли здесь? – спросила она и внимательным взглядом обвела серые в полумраке фигуры женщин.

Тотчас же одна из монахинь тихо исчезла за дверями, чтобы позвать остальных.

– Зажгите свечи и лампы, – сказала Клара.

А когда все монахини собрались вокруг неё и свет был зажжён, Клара заговорила:

– Дорогие мои дочери! От этого города мы каждый день видим много добра. Было бы величайшей неблагодарностью не прийти к нему на помощь. Поможем ему, чем можем! Теперь настало время!

Она произнесла это уверенно, в полный голос, от которого, казалось, задрожали толстые стены часовни.

– Принесите пепел! Обнажите головы! – приказала она и первая сняла покрывало.

Принесли миску с пеплом. Клара погрузила ладони в серую пыль. Ей казалось, что она погрузила их в небытие. Клара взяла полную горсть и посыпала пеплом голову. Он покрыл волосы, лоб, щёки, осел на бровях и ресницах.

«Нужно стать пылью, умереть, чтобы снова жить», – подумала она, беря в руки то, что некогда было зеленеющим деревом.

Сёстры плакали. Все они обнажили головы и склонили их. Клара брала пепел и посыпала их головы. А когда все обитательницы монастыря приняли этот знак животворящей смерти, она сказала:

– Идите к нашему Господу и от всего сердца молите Его спасти город.

– Но ведь мы же в часовне. Куда же нам идти, матушка? – раздались тихие удивлённые голоса.

– Именно потому, что мы здесь, мы должны неустанно быть в пути, каждую минуту стремиться к Богу. Отправляйтесь немедленно к Нему! Соберитесь с силами и не ослабевайте на этом пути! Зовите Его! Просите за Ассизи! Будьте настойчивы и не стыдитесь этого.

Они молились всю ночь. Плач, мольбы, стоны, восклицания, шёпот, нестройное пение, отрывочные фразы, непокорная, но величественная сила сердца и ума нескольких десятков сестёр были направлены к Богу. Иногда эта молитва складывалась в общий ритм слов. Но даже тогда, когда голоса рассыпались на отдельные звуки, их объединяло главное – стремление к Богу, чтобы вымолить помощь несчастным жителям Ассизи.

Сгорели свечи и масло в лампадах. Вместо них полился розовый рассвет. Измученные сёстры утихли, а в часовне зазвучало чириканье воробьев, барахтавшихся в песке под окнами часовни, воркование серебристых голубей, севших рядком вдоль навеса.

Вдруг раздался громкий стук в ворота. Сёстры замерли.

– Откройте! Впустите меня! У меня радостные вести! – долетел приглушённый крик.

Сёстры подняли обнажённые головы, прислушались.

– Войска уходят! Мы спасены! Беда прошла! Бог даровал нам жизнь!

* * *

Было июльское воскресенье. Воздух остывал после жаркого дня.

– Я пойду закрою ворота, – сказала Боне Клара и вышла во двор, синий от сумерек.

Клара подошла к воротам монастыря. Большие, тяжёлые ворота, покосившиеся от старости, едва держались на сломанных петлях и не закрывались плотно. Она уже начала закрывать ворота, как вдруг раздался сильный треск и грохот треснувшей стены. Ворота рухнули на Клару.

– Матушка! Матушку задавило! – крикнула Анна Лючия.

Она первая выбежала во двор. Пронзительный визг прорезал воздух. В одну минуту все сёстры очутились возле упавших ворот. Они в отчаянье причитали, взывали к Божией помощи, изо всех сил пытались поднять ворота, но это им не удавалось. Вдруг из-под лежащей половинки ворот раздался стон. Сёстры замерли и услышали голос Клары:

– Не плачьте, дочери мои! Ничего со мной не случилось. Я не чувствую боли и даже тяжести. Поспешите к братьям, они помогут вам поднять ворота.

Вскоре во двор вбежало несколько францисканцев. Среди них был Филипп. Увидев случившееся, он побледнел.

– Беритесь! Все с той стороны! Скорее! – крикнул он.

Ворота подняли. Анна Лючия и Бальвина бросились к настоятельнице, взяли её под руки и помогли встать. Две другие монахини