Клара Ассизская - Ева Ференц

кошка, неразумное животное, такое далёкое человеку в понимании мира, казалось, всё понимала. Клара задрожала. Зелёные кошачьи глаза были похожи на человеческие, и ей на мгновение показалось, что перед ней равное ей существо.

«Разве в раю все создания Божии не были братьями и сёстрами?» – подумала она и, не отрывая взгляда от умных кошачьих глаз, сказала:

– Кисонька, ты не умеешь её нести. Зачем ты тащишь её по земле?

В её голосе был лёгкий упрёк, с каким она иногда обращалась к сёстрам.

Кошка как будто поняла эти слова. Она взяла салфетку по-другому, выше подняла голову и, не касаясь полотном пола, подошла к ложу Клары.

– Спасибо, сестра, – шепнула Клара и вытерла пот со лба.

Когда она почувствовала облегчение и огляделась, кошки уже не было в комнате. Она вышла беззвучно. Кларе показалось, что в комнате стало светлее, как будто появился какой-то свет, золотисто-зелёный отблеск райских лугов. Она посмотрела в окно, но небо было таким же серым, как и раньше.

«Ты ли это?»

Наступила весна, еще одна весна зрелых лет Клары. Прошла Пасха. Сёстры ещё ощущали радость этого праздника, радость мира, освободившегося от зимнего оцепенения.

Было второе воскресенье после Пасхи. Сёстры собрались в часовне. В этот раз они пришли с особой радостью, так как брат Филипп должен был читать проповедь. Он всегда красиво говорил, а в красоте есть сила, ведущая к добру.

Брат Филипп стоял у стены, высоко подняв голову, глядя на пламя свечи на алтаре, пытаясь найти нужные мысли и слова. Затем он перевёл взгляд на сидевших на скамьях сестёр.

«Они словно склонились над своими сердцами, – подумал он, окинув взглядом ряд фигур с ясными лицами, сосредоточенно склонившихся в ожидании. – Они красивы, как борозды свежевспаханной земли», – думал он, и перед его внутренним взором предстали бескрайние поля, где на молодых виноградных лозах набухают почки. Как-то по дороге в Фолиньо он видел такой виноградник. Он

переливался розовым тёплым блеском в свете полуденного солнца. «Как же тело человека похоже на землю! – удивился он. – Действительно, мы появились из праха, из земли. Земля – наша мать, и в неё мы вернёмся. Но прежде, чем она раскроет своё лоно, чтобы принять нас, мы питаемся её соками, обрабатываем, преобразуем её, улучшая мир. Живые существа, созданные из земного и небесного, всегда точно такие же, а может быть даже те же самые. Они не изменяются, хотя мир изменяется. Неизменяющаяся жизнь в изменяющемся мире – это чудо. И счастье. Жизнь – это счастье», – вздохнул он. В нём было столько радостного удивления, словно он только сейчас открыл красоту жизни, как будто ему вдруг открылся новый, ещё более прекрасный мир. В ту же секунду на него нахлынули звуки, в которые он, собственно, был погружён уже час. Он услышал пение сестёр. Голоса их были тонкими, как шёлковая пряжа. Голосами они обвивали слова, чтобы вознести их высоко в пространство, ткали изменчивую воздушную ткань мелодии, плели таинственные ленты песнопений. В уши его вливалось это пение, в ноздри проникал золотистый запах лета, шедший от алтаря, где горели восковые свечи. Он почувствовал и запах пыли, влажных камней и грубой шерсти, почувствовал сильнее, чем обычно, и эти запахи и звуки подтвердили ему, что он существует.

Настало время проповеди. Сёстры подняли головы и посмотрели на него. В их глазах читалось ожидание. Он собрался с духом и подошёл к алтарю.

– Все мы хотим счастья, – начал он. Голос его был сильным и уверенным. – Стремление к счастью не есть зло. Тот, кто не идёт по дороге, ведущей к счастью, заблуждается. Возлюбленные сёстры! Я смотрел на вас, на ваши склонённые головы. Вы сидели, прислушиваясь к своим сердцам, как будто оттуда исходили самые лучшие знания, на самом прекрасном языке. И верно, ведь в ваших сердцах есть знание о счастье. Но есть там и мудрость. Благодаря этому вы знаете, как поступать, чтобы достичь этого счастья. Нет счастья без мудрости. Счастье и мудрость в ваших сердцах, а значит, вы правы, когда всматриваетесь в них. Там, и только там, вы найдёте Бога. Он ждёт и помогает в тяжёлом выборе между добром и злом. Идя по выбранному с Божией помощью пути, вы достигнете величайшей радости, полного удовлетворения и, наконец, счастья. Сколько людей на свете, столько и видов счастья. Каждое вроде бы иное, но по сути своей одно и то же, сосредоточенное в Боге. Иной дороги к счастью, нежели верность Богу, заключённая в человечности, не существует…

Брат Филипп говорил спокойно, но в голосе его звучала огромная сила, с трудом сдерживавшаяся, чтобы не прорваться, не загрохотать лавиной твёрдых, как камни, слов. И именно из-за этой сдержанности его речь производила ещё большее впечатление. Она была, как вода в запруде, в любую минуту готовая прорвать плотину и обрушиться с непобедимой силой.

Среди сестёр была Клара. Она сидела неподвижно, слушая слова брата Филиппа, глядя в его благородное гордое лицо, словно выточенное из мрамора, но в то же время живое, подвижное, как будто внутри этого мрамора был тёплый розовый свет. Клара знала, что услышит, поэтому слушала с большим вниманием. Она не сводила глаз с его высокой широкоплечей фигуры в тёмном потрёпанном одеянии. Вдруг она почувствовала, что рядом с ней кто-то есть. Вокруг сидели и стояли сёстры, но это был кто-то ещё. Она увидела маленького ребёнка, не старше трёх лет, непередаваемой красоты. Он стоял возле неё на коленях и смотрел на неё, подняв золотую головку, улыбаясь бездонными глазами, полураскрытыми губами, которые шептали какие-то нежные слова. Ребёнок встряхнул светлыми волосами, поблескивавшими, как волны озера на рассвете.

– Иисус, Ты ли это? – вскричала она в душе.

Глаза её наполнились слезами. Никогда ещё Клара не была так счастлива. Она невольно преклонила колени, но Младенец ласково заставил её сесть. Он взобрался к ней на колени, обнял за шею, как обыкновенный ребёнок, соскучившийся по матери и ожидавший, чтобы его приласкали. Клара замерла в упоении. По щекам её текли слёзы наслаждения, каждая частичка её души и тела испытывала блаженство. В этой близости с Младенцем она переживала чувства, ведущие в другой мир, где нет страдания и смерти, где есть только счастье, бесконечное и всеобъемлющее.

Сидящая рядом с ней Агнесса заметила необычное поведение Клары, её руки, обнимавшие кого-то невидимого. Клара была как заворожённая. Губы её шептали нежные слова, полуприкрытые глаза были полны слёз, брови сдвинуты в величайшем напряжении и волнении.

– Она видит Христа, – подумала Агнесса и вдруг на миг увидела в объятиях Клары Младенца необыкновенной красоты.

Брат Филипп говорил о счастье, его голос звучал под сводом часовни. Проповедь