Как потерять друзей & заставить всех тебя ненавидеть - Тоби Янг

На следующий день я позвонил в «Карлайл» и попросил соединить меня с «мисс Колмайер». Я старательно подчеркнул слово «мисс». Мне вовсе не хотелось нарваться на ее мамашу.

Однако разговора не получилось. Дело в том, что я как раз арендовал квартиру в Уэст-Виллидж, и когда меня соединили с Зоуи, я спросил у нее, не хотела бы она помочь мне с переездом. Надо признать, что для свидания это был не слишком хороший повод, но я подумал, может быть, она захочет дать несколько советов в том, как расставить мебель и какие картины повесить на стенах. В Лондоне мои подружки расценили бы подобное приглашение как «милое».

— Помочь переехать? — переспросила Зоуи. — Я что, по-твоему, горничная?

Клик. Короткие гудки.

Определенно нью-йоркские женщины, те, что частые гости на вечеринках, очень отличаются от женщин, в обществе которых я проводил время в Лондоне. У нас девушки вели себя так же, как парни. Они выпивали в тех же пабах, смеялись над теми же шутками и так же спокойно относились к сексу. Им нравилось, когда их разглядывали и восхищались ими, но в них не было ничего декоративного. Чтобы собраться куда-нибудь, им хватало 15 минут.

Женщины Манхэттена вели себя скорее как куртизанки, по крайней мере те, с которыми мне довелось встретиться. Они словно существовали в ином измерении, чем мужчины из их круга, зачастую проводя весь день в подготовке к вечернему выходу. Любительница вечеринок, как правило, начинала свой день с посещения дерматолога, затем дорогой парикмахерской, после чего отправлялась за покупкой наряда от именитого дизайнера на Мэдисон-авеню и, наконец, вызывала в свой будуар специалиста по макияжу, чтобы нанести последние штрихи.

Каждый раз, когда мои подруги спрашивали меня, чем они отличаются от женщин Нью-Йорка, я всегда им отвечал: «Я могу выразить это одним словом — "тренажер"». И хотя я говорил это, чтобы позлить их, мои слова отчасти были правдой. Когда в 1999 году Хелена Филдинг приехала в Нью-Йорк для рекламы своей книги «Дневник Бриджит Джонс», она сказала, что главное различие между ее героиней и Элли Макбил заключается в том, что последняя «намного стройнее».

Пожалуй, эти различия объяснялись тем, что я не сравнивал подобное с подобным. Женщины, которых я знал в Лондоне, были специалистками среднего звена — журналистками, адвокатами, телевизионными продюсерами, а те, с кем я сталкивался в чехарде светских раутов и приемов, были «принцессами с Парк-авеню». Ближайшим их эквивалентом у нас, пожалуй, можно назвать «девушек из высшего общества», если, конечно, не заострять внимание на том, что в Нью-Йорке подобных «хористочек» десятки тысяч. Тщательность, с какой за своей внешностью ухаживает в Лондоне лишь дюжина женщин, для Манхэттена является нормой. Даже женщины, которые должны находиться на работе с девяти утра до семи вечера, тратят на это огромное количество времени.

Чтобы отчетливо представить себе разницу между обычными женщинами Нью-Йорка и Лондона, сравните актеров, снимающихся в «Друзьях», с актерами из «Жителей Ист-Энда». На американском телевидении женщин, похожих на Натали Кэссиди — актрису, играющую Соню, — вы можете увидеть лишь в качестве несчастной подопытной крысы в рекламе самых новейших приспособлений для подтягивания брюшного пресса, талии и бедер.

Что же касается отношений между мужчинами и женщинами, то здесь возникает ощущение, что Манхэттен вернулся в XX век. В самом модном ночном клубе скромно одетые мужчины сидят, склонившись над своими столиками, пока женщины шествуют мимо них, словно распустившие хвост павлины. Сидя 13 декабря 1995 года в зрительном зале на премьере фильма «Чувства и чувствительность», я неожиданно понял причину такого засилья экранизаций Джейн Остен — еще раньше в этом году в прокат вышли «Бестолковые» и «Убеждение», и очень скоро ожидался выход на экраны фильма «Эмма». Слишком велико было сходство между сельской Англией XIX века и урбанизированной Америкой конца века XX.

Вопреки распространенному мнению остеновские экранизации нравились американским зрителям не потому, что те испытывали ностальгию по добрым и спокойным временам, когда все носили головные уборы и жили в роскошных домах. Просто на экране они видели общество, в котором живут сегодня. Романы Остен на первый взгляд могут показаться легкими пасторальными комедиями о романтической любви, но отодвиньте в сторону чехол для чайника, и обнажится жесткая механика английского общества XIX века. Вот как об этом написал У. Х. Оден:

Вы не можете потрясти ее сильнее, чем она меня;Рядом с ней Джойс кажется невинным как дитя.И мне неловко видеть, какАнглийская старая дева из среднего классаОписывает притягательность золота,Разоблачая откровенно и с такой рассудительностьюЭкономическую базу общества.

И вокруг можно найти немало доказательств «притягательности золота» для Нью-Йорка середины 1990-х годов. Возьмем, например, Рона Перелмана, самого богатого человека в городе. В 1995 году он женился на Патрисии Дафф, красивой блондинке, которую выставлял напоказ как предмет роскоши, разведясь годом раньше с Клаудией Коэн, гламурной кошечкой средних лет. В 1996 году он расстался и с Дафф, после чего вступал в отношения еще не с одной красоткой, в том числе с актрисой Эллен Баркин. Учитывая его внешность, все эти женщины вряд ли посмотрели бы на него дважды, будь он, например, простым водопроводчиком.[71]

Мир, описываемый Остен, в котором честолюбивые девушки соперничают друг с другом, чтобы привлечь внимание богатого и подходящего на роль супруга мужчины, сверхъестественным образом напоминает современный Манхэттен. Оба общества жестко иерархизированы, власть в них сосредоточена в руках плутократической элиты, потому самый быстрый способ оказаться наверху — удачный брак. Расположенные на побережье Хэмптонса огромные особняки, куда на лето удаляется нью-йоркский правящий класс, являются эквивалентом Пемберли, поместья Дарси в Дербишире.

Правда, в Манхэттене самые желанные женихи не родовитые землевладельцы, а известные люди. Я помню, как Кэндес Бушнелл, с которой мы здорово набрались на одной из вечеринок, призналась, что она «настоящий сноб» в отношении того, с кем встречаться. (Думаю, когда почувствовала, что я хотел за ней приударить, и постаралась заранее меня отшить.)

— Я хочу встречаться с тем, кто действительно достиг успеха, — объяснила она. — Мне кажется, что сегодняшний успех для меня не предел… И мне хочется быть с кем-то, кто также пользуется известностью, понимаешь? Я хочу быть с тем, кто похож на меня. Мне кажется, я заслужила это.

Желание нью-йоркских женщин попасть на рынок невест XIX века кажется удивительным. В конце концов, женская эмансипация на Манхэттене зашла дальше, чем в любом другом городе мира. Дамы могут не называть себя «феминистками», но если им покажется, что их подвергли дискриминации, сразу бросаются набирать номер телефона своего адвоката. Они более амбициозны, лучше образованны и менее угнетены по сравнению с предыдущими поколениями женщин, и все же готовы пойти на все, чтобы заполучить мужа. Почему?[72]

Ответ прост — чтобы произвести впечатление на других женщин. Любой, читавший Эдит Уортон, знает, что женщины Манхэттена, особенно те, кто принадлежит к элите Верхнего Ист-Сайда, уже давно привыкли судить друг о друге в зависимости от того, кто попал в расставленные ими сети. Положение в обществе ценится в Нью-Йорке превыше всего, и удачный брак до сих пор остается самым быстрым способом его достичь. В «Вэнити фэр» ходит легенда об одной женщине-редакторе, которая, поймав на крючок своего будущего мужа, позвонила в первую очередь не своей матери, а ведущей светской хроники Лиз Смит. И только после того, как та пообещала поместить новость о помолвке в своей колонке, снизошла до того, чтобы сообщить об этом своим родным.

Но почему женщины так стремятся заполучить известного человека в качестве супруга? Столетие назад их положение в обществе действительно во многом зависело от статуса супруга, но сегодня… они способны достичь финансового и социального благополучия собственными силами. И достигают его, но предпочитают делать это с обручальным кольцом на пальце. Отчасти такой подход объясняется тем, что Нью-Йорк — город, где правят законы дарвиновской эволюции. В его пропитанном враждебностью окружении, где полно безжалостных хищников, которые не остановятся ни перед чем, лишь бы добраться до самого верха, люди вынуждены искать союзников, чтобы защитить себя, а самый надежный союзник для женщины — муж. А отчасти тем, что в обществе дамы сияют гораздо ярче, когда они замужем за влиятельным человеком, особенно те из них, кто добился успеха. В идеале они хотят стать половиной «влиятельной четы». На Манхэттене именно подобные семейные тандемы составляют высший слой общества. Среди них Диана фон Ферстенберг и Барри Диллер; Диана Сойер и Майк Николс, Гейл Шихи и Клей Фелкер, Бинки Урбан и Кен Олетта, Тина Браун и Гарольд Эванс.[73] И этот список можно продолжать до бесконечности. И для самых амбициозных женщин города попасть в него — главная цель жизни.