Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты - Дмитрий Мамичев

Наконец, и сам, переодеваясь в разные костюмы, заходил всюду, где бывают воры, и смело заводил разговоры о пойманных «душителях», оканчивая их не без хвастливости:

— Ну, да не всех еще переловили! Сашка-то гуляет еше! Он задает еще трезвона!

Но на эту удочку никто не попадался, очевидно, не зная ни душителей, ни Сашки.

Я продолжал свои поиски, не теряя надежды.

И вот однажды, идя по Спасскому переулку, я прошел мимо двух самого последнего разбора проституток, из которых одна сказала другой:

— А Сашка опять в Стеклянном объявился! Вот башка!

— К матушке, чай.

— А то к кому же. Петька вчера навалился на него и кричит: донесу! А он как его шар-р-рахнет!..

«Сашка! Отчего это и не быть моему?» — тотчас мелькнуло у меня и, прикинувшись пьяным, я задел этих фурий.

— Пойдем, красавчик! — предложила одна из них.

— А што ж! — согласился я. — Коли пивка, я с удовольствием! — и через минуту я сидел с ними в сквернейшей пивной лавке и пил сквернейшее пиво.

Они спросили себе папиросок и стали дымить каким-то дурманом.

В такой обстановке притворяться пьяным ничего не стоило.

— Ты откуда? — спросила меня одна из «красавиц». — Может, с нами пойдешь? А? Ночлег есть.

Я замотал головой.

— Зачем? Я и так заночую! Мне не надо! Я выпить — выпью. Вот Сашку встречу, и еще деньги будут! Ну, пей!

— Сашку? Какого Сашку? — спросила другая.

— Перфильева. Какого? Его самого.

— Пойдем с нами, миленький, — ласково заговорила первая фурия. — Тебе у нас хорошо будет. И Сашку повидаешь.

— Сашку? — повторил я. — Большого? Рыжего?

— Его, его! — подхватила другая. — Пойдем!

— В оспе?

— Да, да, лицо все в оспинах! Ну идем!

— Не! — ответил я. — Сегодня не пойду. — Пьян. Спать пойду! — и, бросив на стол деньги, я вышел из пивной и, притворяясь пьяным, с трудом дошел до угла.

Там я оправился и быстро пошел домой, думая, каким образом мне изловить этого Сашку.

Что это он, я уже не сомневался, — но идти в Стеклянный флигель Вяземской лавры, куда мы даже обходом не всегда решались заходить, и брать оттуда Сашку — дело было невыполнимое.

Я решил выглядеть его днем и арестовать.

Для этого я взял с собой опять своих силачей и того же Ицку, и, переодевшись до неузнаваемости оборванцами, мы в пять часов утра уже были во дворе «лавры», против Стеклянного флигеля, и я зорко выглядывал своего Сашку.

Поднялись тряпичники и пошли на работу, потащились нищие, а там пошли рослые поденшики дежурить на Никольском или у пристаней, прошли наборщики. Двор на время опустел, а Сашки все не было.

— Сидит там и пьет, — пояснил Ицка.

Вдруг я увидел вчерашнюю знакомку. Я тотчас подал знак своим, чтобы они отошли, и подошел к ужасной женщине.

— Не узнала? — прохрипел я.

Она вгляделась и широко улыбнулась.

— Ах миленький! Ко мне? Пойдем, пойдем. Хозяйка чуланчик даст. Хо-о-роший…

— Некогда. Мне Сашку надо. Здесь он?

— Здесь, здесь. Сейчас с матушкой его видела.

— Поди повози его, — сказал я, — скажи ему, Мишка зовет… Мишка! Запомнишь? А там пить будем.

— Сейчас, сокол! В одну секундочку! — и она, шлепая галошами, побежала на лестницу.

Я быстро подошел к Иике и шепнул:

— Как махну рукой, хватать!

Он отошел к нашим силачам.

Я стоял вполоборота к лестнице, приняв осанку Мишки, и ждал с замиранием сердца.

Ждал минут пять и вдруг услышал визгливый голос своей дамы.

— Вот он, Мишка-то, иди к нему! Говорит, дело есть!

Я взглянул боком.

Огромный, рыжий, как медведь, растрепанный, на босую ногу и в одной холщовой рубахе, Сашка стоял на пороге крыльца в нерешительности.

Я сделал вид, будто его не вижу, а моя красавица, тащила его за руку.

— Иди, што ли! — кричала она. — Эй, Мишка!

Я обернулся и медленно двинулся, кивая головой.

Я шел с завязанным лицом, в надвинутом картузе, зная, что Мишка должен прятаться. Перфильев не мог увидеть сразу обман и, поддавшись на мою хитрость, пошел мне навстречу, но я не дал ему подойти.

Опытные помощники, едва он отодвинулся от двери, отрезали ему отступление и шли за его спиною.

Я махнул, и в то же мгновение 4 сильных руки схватили Сашку.

Он заревел, как зверь, и рванулся, но его снова схватили мои силачи и поволокли со двора.

— Ну, вот и встретились! — сказал я Сашке.

Он только сверкнул на меня глазами, а моя красавица, кажется, превратилась в соляной столб. Разинула рот, развела руками и в такой позе застыла.

Привод Александра Перфильева был моим триумфом.

Александр Перфильев запирался недолго и после нескольких очных ставок покаялся во всех преступлениях.

Такова история о «душителях» и их поимке.

40 лет среди убийц и грабителей. Записки первого начальника Петроградской сыскной полиции И.Д.Путилина.-К.:СП «Свенас», 1992

«Черти» Парголовского шоссе

Случай, о котором мне хочется рассказать, произошел со мной на самых первых порах моей сыскной деятельности.

В 1858 году в Петрограде еще не существовало сыскного отделения, и делом розыска ведала наружная полиция в лице квартальных надзирателей и их помощников. В мой район квартального надзирателя Спасской части входили: Толкучий рынок и ближайшие к нему улицы, а также переулки, заселенные преимущественно подонками столицы.

Дела было много: убийства, грабежи и кражи следовали одно за другим, требуя от полицейских чинов напряженной работы.

Несколько легче было только летом. С наступлением теплой поры весьма многие преступные элементы, как тараканы, расползались в разные стороны — кто куда, — преимущественно же в окрестности столицы, где хотя и пошаливали, но о кровавых преступлениях говорили реже.

Пользуясь этим, я частенько навещал мою семью, проводившую лето на даче в третьем Парголове.

15 августа, как теперь помню, в день рождения моей дочурки Евгении, к обеду забрели кое-кто из дачных соседей, и у нас вышло что-то вроде домашнего торжества. От оживленной беседы перешли к картам. Я и не заметил, как подкралась ночь. Часы пробили два.

— Неужели ты сегодня поедешь в город? Смотри, глухая ночь! Останься до утра! — заговорила жена, увидев мои сборы к отъезду.

«А и в самом деле, не остаться ли до завтра? — подумалось мне. — А срочные дела? А составление утреннего доклада? А явка по начальству? Когда это я все успею, если еще промедлю? — пронеслись в голове эти мысли, и минутная нерешительность была подавлена сознанием необходимости немедленного отъезда.

Не прошло и четверти часа, как мой иноходец Серко, запряженный в легкий кабриолет, стоял у крыльца. Небо было покрыто тучами, и ночь была довольно темна.

Впрочем, дорога по шоссе была ровная и хорошо знакомая. Поэтому я не старался сдерживать моего ретивого коня, думая одно: скорее бы доехать до городской квартиры.

Убаюкиваемый ездой, я, было, вздремнул и, чтобы рассеять сон, закурил папиросу, для чего придержал лошадь. Серко пошел шагом.

Из-за туч выбилась луна. Посветлело… Прелестная, теплая августовская ночь навеяла на меня какое-то совершенно несвойственное полицейскому мечтательное настроение.

Вдруг моя лошадь неожиданно остановилась и затем круто шарахнулась в сторону. Но в тот же момент чья-то сильная рука схватила Серко под уздцы и осадила его на месте… Я растерянно оглянулся вокруг и увидел по обеим сторонам своего кабриолета две самые странные и фантастические фигуры…

Рожи их были совершенно черны, а под глазами и вокруг рта обрисовывались широкие красные дугообразные полосы. На головах красовались остроконечные колпаки с белыми кисточками.

„Черти, совершенные черти, как их изображают на дешевых картинках… Недостает только хвоста и рогов, — подумал я. — Однако, ясное дело — жулики!..“

Вижу все же, что дело принимает для меня дурной оборот. У одного из злоумышленников, вскочившего на подножку кабриолета, оказался в руках топор. Подняв его вровень с моей шеей, он грубым и хриплым голосом, подражая трубе, прорычал:

— Нечестивый! Гряди за мною во ад!

Я собрал все присутствие духа.

— Полно дурака-то валять!.. Говори скорее, что тебе от меня надо?.. Мне нужно торопиться в город, — проговорил я, смотря в упор на черта и в то же время обдумывая, как бы благополучно отделаться от этих мазанных бродяг.

— Митрич, брось камедь ломать! Вишь, прохвост не боится нечистой силы!

В ответ на замечание своего товарища, стоявшего с правой стороны кабриолета, Митрич вполне уже естественным голосом произнес:

— Давай деньги! А не то…

Жест топором докончил фразу, вполне для меня понятную.

Заслониться левой рукой, а правой ударить злодея по голове так, чтобы последний слетел с подножки, а потом, воспользовавшись переполохом, тронуть вожжами лошадь… — Вот мысли, которые пронеслись, было, у меня в голове.