Дурочка, или Как я стала матерью - Диана Чемберлен

– Да я о том, как индейцев специально заражали оспой, чтобы раз и навсегда решить эту проблему.

– Ах да, – поспешила она улыбнуться. – Это такой неприятный факт, что я стараюсь о нем не вспоминать.

Официантка принесла Джине салат, а ему – крабовый сэндвич. Алек положил на колени салфетку и подвинул к себе тарелку.

– Как поживают мои дети? – спросил он, прежде чем приступить к еде.

– Хорошо. – Джина помешала вилкой салат. – Мне повезло, что я нашла таких хозяев, как Лэйси и Клэй. У вас замечательные дети.

Алек признательно кивнул.

– Правда, дома они бывают нечасто, – продолжила Джина. – Особенно Лэйси. Она успевает помогать вам в ветклинике, работает в сотне мест волонтером да еще делает витражи. Просто фантастика.

– Верно, – вздохнул Алек. – Мне бы хотелось, чтобы она слегка притормозила и занялась собой.

– Ну, о себе она тоже не забывает, – заверила его Джина. – По крайней мере, когда не учит детишек, или не делает витражи, или не жертвует свой костный мозг, или не читает старикам из дома престарелых.

Он едва не пропустил это мимо ушей.

– Что вы сказали? – Он положил сэндвич на тарелку. – Что там такое про костный мозг?

– Лэйси пожертвовала свой костный мозг, – кивнула Джина, прожевывая салат. – А вы не знали?

– Нет, – покачал он головой. – Когда это было?

– Около года назад. Точно не скажу. – Джина поерзала на стуле, как будто выдала ненароком чужую тайну. Да так оно, собственно, и было.

Алеку вспомнилась Анни – как они летели домой из Чикаго после похожей операции. Анни мужественно улыбалась, несмотря на боль в спине. Несколько лет назад Лэйси сообщила ему, что тоже записалась в очередь, чтобы стать донором, но Алек запротестовал с такой горячностью, что в дальнейшем она больше об этом даже не упоминала. Лэйси все больше становилась похожа на Анни. И у нее, как и у той, тоже появились от него секреты.

– Представить себе не могу более благородного поступка, – сказала Джина.

– Пожалуй, даже слишком благородного, – заметил он как бы невзначай.

Но Джина на его реплику не отреагировала, и некоторое время они ели молча. Наконец Алек вздохнул: пора взглянуть в лицо неизбежному.

– Я знаю, вы пригласили меня для того, чтобы поговорить о линзах, – начал он, – и я…

– Доктор О’Нил, – перебила его Джина. – Я прекрасно понимаю, что… лезу не в свои дела, – сказано это было с такой обезоруживающей улыбкой, что Алек невольно проникся к девушке сочувствием. – Это довольно трудно объяснить, но я чувствую, что не могу вот так вот взять и все бросить. Очень многие готовы помочь мне с линзами, если вы просто дадите свое согласие. Брайан Касс, Уолтер Лискот и Нола Диллард. Ассоциация по охране маяков. Все будут только рады, если линзы спасут.

– И загвоздка только во мне.

Джина кивнула.

– Брайан Касс беседовал со служителями из музея. Я про «Кладбище атлантических кораблей». Там ему сказали, что охотно примут линзы, если только их удастся достать.

На Алека внезапно навалилась страшная усталость. От сэндвича не осталось и крошки, так что пора было возвращаться на работу. Он слегка отодвинул от себя тарелку.

– Я знаю, что линзы всегда удастся пристроить, – заметил он. – Это как раз меня ничуть не беспокоит.

– Но почему вы тогда так решительно против? – Джина выглядела озадаченной.

– А почему вы так решительно проталкиваете эту идею? – ответил Алек вопросом на вопрос.

Джина быстро отвела взгляд от собеседника. Ответ последовал не сразу.

– Мне не безразлично, что происходит с маяками, – ответила она. – Я хочу сохранить их для истории.

– Я много размышлял о том, в каком состоянии могут находиться сейчас линзы. – Алек скрестил руки на груди. – Я знаю, вы надеетесь на то, что это по-прежнему целая сфера. Но при отсутствии одной панели такой исход представляется маловероятным.

– Что значит «при отсутствии одной панели»?

Плохо же она подготовилась к этой встрече, если не знает, что он имеет в виду.

– Я про панель, которая была разрушена в шестидесятых, во время шторма.

Джине не удалось скрыть своего удивления.

– А вы думали, линзы остались в целости и сохранности до наших дней?

Видимо, справочник, которым она пользовалась, был очень уж древним, раз не упомянул об этой маленькой детали.

– Я напрочь об этом забыла, – сказала Джина. – Какая, впрочем, разница? Я по-прежнему намерена поднять линзы.

Алек взглянул на часы, потом на девушку.

– Джина, – сказал он, – я прекрасно понимаю, что значит быть помешанным на маяках. Мне это хорошо знакомо. И я искренне сочувствую вам, поскольку знаю, каково это – пытаться спасти то, что обречено на гибель. Однако…

Ему хотелось поставить точку: «Я не собираюсь помогать вам, и это окончательное решение». Но Алек подумал, что Джина заслуживает хоть какого-то объяснения. Ему было ясно, что она не имеет отношения к тем, кто действительно изучает историю маяков. Тем не менее по какой-то своей причине она и правда хотела поднять эти линзы.

– Этот маяк значил очень много для меня и моей первой жены, – сказал он.

– Вот оно что. – Джина откинулась на спинку стула. – Клэй рассказывал мне о том… как вы ее потеряли. Представляю, каким это было для вас ударом.

Алек кивнул.

– Мы встретились на Реке Поцелуев, – продолжил он. – Мне было всего двадцать два, и на лето я устроился работать строителем. Помогал красить маяк.

– Этого я не знала, – сказала Джина. – Неудивительно, что этот маяк был вам так дорог.

– Мы с женой сидели по ночам на галерее и смотрели на звезды.

И занимались любовью, подумал он. Внезапно ему вспомнилось время, когда он просиживал там часы после смерти Анни. В те дни это стало его убежищем, местом скорби.

– Сами видите, мне хорошо понятно, что это такое – заботиться о маяке, – сказал Алек. – Но я уже не с Анни… моей первой женой, и наша связь с маяком осталась в прошлом. Больше я не желаю иметь с этим никакого дела. – Он понимал, что подобное упорство трудно объяснить незнакомому человеку. – Мое нежелание возиться с линзами может показаться вам таким же иррациональным, каким мне кажется повышенный интерес к ним человека, живущего на другом конце страны. В любом случае вы не вправе рассчитывать на мою поддержку. И я вас очень прошу не обращаться больше ко мне за помощью. Я не желаю вспоминать о прошлом.

– Хорошо. – Джина виновато посмотрела на него. – Мне очень жаль, что я растревожила ваши воспоминания.

Он предложил оплатить счет, но Джина заявила, что сделает это сама.

– Это же я пригласила вас, – произнесла она бесцветным голосом, и Алеку стало ясно, что он жестоко разочаровал девушку. Он вообще чувствовал себя странно в присутствии этой женщины: то его привлекали энергия и красота Джины, то в его душе всплывали небезосновательные подозрения. А сильнее всего она раздражала его тем, что заставляла вспоминать о вещах, которые он предпочел бы забыть навсегда.

Они вместе вышли к парковочной площадке, причем оба не проронили по пути ни слова. Алека терзало непривычное для него чувство изоляции. Он с радостью обсудил бы эту ситуацию с Оливией. Жена была его опорой, олицетворением здравого смысла. Он мог говорить с ней обо всем – за исключением Анни. Ему хотелось бы поделиться с Оливией новостью о том, что Лэйси пожертвовала год назад свой костный мозг, но он знал, как жена отреагирует на это. Всякий раз, когда Лэйси поступала в духе Анни, Оливия невольно морщилась. Она считала, что его детям следовало бы знать не столь уж привлекательную истину, касавшуюся их матери. Впрочем, Оливия не стала бы настаивать: она знала, что Алек никогда не позволит себе оскорбить таким образом память Анни.

В плане линз он проявлял чрезмерное упрямство и сам понимал это. Просто они напоминали ему о том безумном времени, когда все только начиналось. Если бы для подъема линз существовала какая-то весомая причина, если бы от этого, к примеру, зависела чья-то жизнь, – он бы, конечно, не стал возражать. Но меньше всего он горел желанием помогать этой малознакомой особе с ее более чем сомнительными познаниями в истории маяков.

– Вот моя машина, – сказал Алек, кивая на второй ряд автомобилей.

– Понятно. – Джина развернулась в противоположном направлении. – Спасибо, что согласились встретиться.

– Джина! – окликнул ее Алек.

Она повернулась и вопросительно взглянула на него.

– Судя по всему, вы наделены изрядной долей энергии и энтузиазма, – заметил он. – Так почему бы вам не потратить их на что-нибудь более ценное?

19

Пятница, 10 апреля 1942 г.

Сегодня мне исполнилось пятнадцать. Такое чувство, что я стала совсем другим человеком. И дело тут не только в возрасте: какая-то часть меня изменилась раз и навсегда. Та часть, которая доверяла людям и позволяла чувствовать себя в полной безопасности. Та часть, которая считала немцев безликими демонами, бороздящими воды океана. Не думаю, что смогу когда-нибудь вернуться в это безмятежное время.