Дурочка, или Как я стала матерью - Диана Чемберлен

16

Воскресенье, 5 апреля 1942 г.

Прошлым вечером мы с родителями сидели в гостиной: мама с папой слушали радио, а я читала книгу. Наконец я захлопнула ее и собралась идти к себе наверх. Я хотела дождаться, пока родители уснут, и уже потом ускользнуть на пляж. И тут за окном раздался оглушительный грохот. Все стекла в доме задрожали, а три книжки упали с полки прямо на пол. Мы с мамой переглянулись, а папа быстро встал и вышел на улицу. Мы поспешили за ним. Втроем мы забрались по лестнице на галерею, на самый верх маяка, и тут нашему взору открылось нечто ужасное.

На черной поверхности моря разрасталось ярко-красное пламя. Это горел еще один корабль, и горел он ужасающе близко от нашего берега. Луны не было, но пламя все ширилось и ширилось, так что скоро на улице стало светло как днем. Это зрелище напомнило мне тот вечер, когда я наблюдала с этой же галереи очень красивый закат, когда весь мир вокруг тоже окрасился в алый цвет. Я разрыдалась и совсем не могла себя контролировать. Мир менялся у меня на глазах, и я уже не чувствовала себя в безопасности. Я стояла на башне рядом с двумя людьми, которые растили и оберегали меня, но и они не могли спасти меня от того, что творили эти немцы. Мама положила руку мне на плечо; я же была так расстроена, что не стала вырываться. Мы втроем молча наблюдали за тем, как пылал корабль.

«Эти бедняги сгорят там заживо», – сказал наконец папа. И тут до меня дошло, что парни из Береговой охраны наверняка выйдут в море, чтобы помочь несчастным морякам. Сердце у меня заколотилось еще сильнее. Я знала, что Сэнди непременно будет на одном из катеров, а даже с такого расстояния было ясно, насколько опасно сейчас находиться рядом с кораблем. Не только танкер, но и океан вокруг него пылал от разлившейся нефти. Никаких гарантий, что ребята из Береговой охраны вернутся оттуда целыми и невредимыми.

За эти дни я превратилась в настоящую лгунью. Практически каждый вечер с тех пор, как мы познакомились с Сэнди, я встречалась с ним на пляже. И никто об этом даже не догадывался – ни его дружки из Береговой охраны, ни мои родители, хотя это из их дома я убегала каждую ночь, чтобы вернуться не раньше трех пополуночи. Никто еще не сказал мне, что я выгляжу усталой и измученной. Видимо, я принадлежу к тем, для кого сон не слишком важен. И я совершенно не чувствую усталости. Другое дело, что я ни на чем не могу сосредоточиться: и дома, и в школе думаю только о Сэнди.

В общем, я влюблена. «Так вот что это за чувство!» – повторяю я себе вновь и вновь. На его фоне мои страдания по Джимми Брауну кажутся глупыми и никчемными. Прошлым вечером я точно поняла, что люблю Сэнди, поскольку мысль о том, что ему грозит опасность, чуть ли не свела меня с ума.

– Пойду узнаю, может быть, смогу чем-то помочь, – проговорил отец.

Мама тут же схватила его за руку.

– Не надо, Калеб, – запротестовала она, – прошу тебя.

В ее глазах заблестели слезы, золотисто-алые от огненных всполохов, и внезапно я прониклась к маме сочувствием. Было видно, как сильно она любит папу, а мне теперь хорошо понятно это чувство. Когда любишь, хочешь уберечь дорогого тебе человека от всех опасностей и неприятностей. В этот момент мне захотелось обнять маму, но я так и не решилась сделать это.

Отец стоял в некоторой растерянности. Он давно уже не молод, так почему бы не предоставить эту работу тем, кто полон сил и энергии? Я тоже присоединилась к просьбам мамы.

– Тогда сделаем вот что, – сказал отец. – Возьмем дома еду, кофе и одеяла и отвезем все на станцию Береговой охраны. Там это точно пригодится, особенно когда туда доставят выживших.

Тут мы взглянули на пылающий корабль, и у всех мелькнула одна и та же мысль: сомнительно, чтобы кто-то выжил в таком аду.

Словом, мы погрузили все, что смогли, в машину. Если у мамы и возникли вопросы, почему шерстяное одеяло, которое я тайком таскала на пляж, запачкано песком, она предпочла оставить их при себе.

Мы поехали на юг вдоль пляжа и очень скоро добрались до станции. Там царил настоящий хаос. Люди бегали от станции к катерам и обратно, постоянно перекликаясь друг с другом. От отсветов пламени лица у всех были оранжево-красными, хотя танкер на самом деле оказался не так уж близко к берегу, как я думала. Мы перетащили привезенные вещи на станцию, где нам постоянно приходилось уворачиваться от снующих вокруг мужчин. Я пыталась высмотреть в этой толпе Сэнди и других знакомых вроде Джимми, Тедди Пирсона, Ральфа Салмона и мистера Хьюитта, но в красноватом мерцании трудно было различить чьи-то лица.

Папа сказал, нам нужно оставить вещи и уехать, чтобы не путаться здесь под ногами. Наши соседи тоже были на станции – каждый со своими припасами. Я уже повернулась, чтобы уйти, и в этот момент увидела Сэнди. Он промчался мимо меня к одному из катеров. Наверняка он узнал меня, но тут же отвел взгляд. Конечно, он был прав, что ничем не выдал нашего знакомства. Но мне стоило больших трудов тоже притвориться равнодушной.

В церковь я сегодня не пошла. Сказала маме с папой, что у меня нет настроения, и они отнеслись к моему заявлению с пониманием. Танкер – а назывался он «Байрон Д. Бенсон» – по-прежнему в море, и я боюсь, что ему предстоит дрейфовать еще не один день. В небо поднимается черный дым, придавая всему неестественно пепельный цвет. По радио сообщили, что кое-кого с танкера удалось спасти, но большинство моряков все-таки погибло. Мне ужасно хочется поговорить обо всем с Сэнди.

Сегодня я помогала родителям вешать на окна плотные занавески. Они должны скрыть от немецких подлодок наши освещенные окна. Еще я помогала папе заклеивать черной лентой фары на машине: свободными мы оставили лишь узкие полоски. С сегодняшнего дня никому больше не разрешено ездить по пляжу. Исключение сделали только для машин Береговой охраны. Наконец-то поступило то распоряжение, которого так ждал мистер Хьюитт.

Мама снова поучает меня по поводу и без повода. «Не вздумай выглядывать на улицу из-за занавесок, – заявила она. – Случайный взгляд может погубить не одну сотню жизней».

Этим утром к нам пришел Тедди Пирсон и попросил не ходить сегодня на пляж. То же самое он передал и всем нашим соседям. Наверное, это потому, что они хотят поскорее убрать мертвые тела. Интересно, а Сэнди будет сегодня дежурить на пляже?

Понедельник, 6 апреля 1942 г.

Прошлым вечером я встретилась с Сэнди на пляже. Обычно мы вместе ходим вдоль берега, поскольку даже ради меня он не пренебрегает своими обязанностями, но на этот раз ему хотелось просто посидеть.

Сэнди ранен. Никто в него не стрелял и не бросался с ножом, но рана от этого ничуть не меньше. Я думаю, даже хуже, когда у тебя болит душа, потому что ее невозможно перевязать или вылечить с помощью лекарств. Поначалу Сэнди почти не разговаривал. А когда я спросила его, в чем дело, он заявил, что не желает рассказывать мне о прошлой ночи. Сказал, что это не для моих ушей.

Мы с Сэнди успели уже о многом переговорить. О наших семьях, о детстве и обо всяком другом. Сэнди рос в такой бедной семье, что им иногда по два дня нечего было есть. Ему никогда не дарили подарков на день рождения и на Рождество. Отец у него умер, а мама работала в прачечной. На это они и жили. Сэнди надеялся, что когда-нибудь он будет зарабатывать большие деньги, хотя и не знал пока, как именно. При мысли о деньгах он сразу воодушевлялся. Сама я никогда не испытывала ничего похожего, но его могу понять. Если ты рос в такой нужде, деньги могут казаться решением всех твоих проблем. В любом случае, как я уже сказала, нам с Сэнди есть о чем поговорить.

Пару раз мы целовались, вот и все. Мне бы, конечно, хотелось большего, но я чувствую, что это не главное в наших отношениях. Разговоры с ним – вот что влечет меня больше всего. С ним я могу говорить о чем угодно.

Так, собственно, я ему и сказала. Мне важно было услышать о событиях прошлой ночи. Это потому, заявила я, что он мне небезразличен. Я едва не призналась, что люблю его, но побоялась, как бы он надо мной не посмеялся. Сэнди долго смотрел на меня, будто не решаясь рассказать о трагедии, но потом все же кивнул.

Он поведал о том, как прошлым вечером они добрались до корабля на своем катере. Воздух был просто раскаленным, а пламя – таким ярким, что ему приходилось щуриться, чтобы различить танкер. Но там все время что-то взрывалось, и это было похоже на один сплошной фейерверк. Пылал не только танкер, но и слой нефти, разлившейся по воде, и из-за этого они никак не могли подойти к кораблю. Поблизости находилась еще пара судов – они тоже пытались помочь уцелевшим. И со всех сторон раздавались крики – это моряки с танкера просили о помощи.

Очень многие спрыгнули или упали в горящую воду. Все они были напуганы до ужаса. «Эти люди кричали, просили помочь им, – сказал Сэнди. – А мы не могли даже приблизиться к ним». Ощущение собственной беспомощности – вот что ранило его больше всего.