Из бездны с любовью - Елена Вяхякуопус

– Родные мои, я заберу вас к себе…

И просыпалась в слезах. Потом весь день на сердце бывало тяжело, и, чтобы заснуть, она выпивала рюмку темного крепкого рома. Марку кто-то дарил такой ром, шестьдесят градусов, он пах тростником, и через минуту голова начинала кружиться, и в ней становилось спокойно и пусто.

Лиза протянула руку к телефону, чтобы позвонить Хенне, но вспомнила, что супруги-ингерманландцы отпросились на пару дней в отпуск, съездить в Выборг к дочери. Лиза вздохнула и начала одеваться. Она не любила спускаться в кухню и вообще бывать на третьем этаже. И днем, не говоря уже о вечере, она невольно убыстряла шаг, проходя по лестничной площадке того этажа, старалась не смотреть на двери закрытых комнат. Вчера она слишком устала и забыла взять в спальню еды для завтрака. Придется идти в кухню. Лиза передернула плечами. Она умылась, надела теплую юбку и длинную шерстяную кофту. Ее чуть знобило. Она встряхнула головой и вышла на лестницу. Из оконных витражей лился разноцветный свет, блестели начищенные дубовые ступени. В доме было тихо, только капли дождя стучали по карнизам. Лиза повернула выключатель, вспыхнули бронзовые светильники с синими фарфоровыми абажурами. Она спустилась к окну в пролете, взглянула во двор. Окно выходило на глухую стену, как и в ее спальне. Верхушки вишневых деревьев чуть качались от слабого ветра.

Она спустилась еще на один пролет. Дверь в столовую-кухню была открыта. Хенна оставила все в идеальном порядке. Медные ручки и стекла белых шкафов блестели, на овальном столе стояла корзина с булочками, покрытая белой салфеткой. Лиза шагнула к холодильнику, но сзади донесся слабый шелест, и она вздрогнула. Повернулась – никого. Три года прошло, а она все еще вздрагивает от каждого шороха. Если с этим не покончить, можно в конце концов самой попасть в отделение Гнезда. Она упрямо тряхнула головой. Нет, я не боюсь. Вот пойду сейчас и взгляну на свою старую комнату.

Она налила стакан молока, взяла булочку с корицей, откусила кусочек и решительно пошла обратно на лестничную площадку. Ручка повернулась с легким знакомым скрипом. Внутри все было точно так, как в то время, когда она тут жила. На диване лежит клетчатый шотландский плед, она укрывалась им по вечерам, читая книгу. Большая подушка в гобеленовой наволочке – улочка Монмартра, цветы, дама с зонтиком. Она лежала на этой подушке и читала, строчки сливались и вместо букв появлялись глаза Марка, его борода, его кудри… Она закрывала глаза и вспоминала, что он сегодня сказал и как взглянул на нее… Он часто с ней заговаривал, каждое утро заходил в детскую, играл с сыном, спрашивал у Лизы, как спал ребенок и как себя вчера вел, задавал вопросы и о ней самой. Слушал ее рассказы о детстве, о городе, спрятанном в лесу, о Гнезде и его обитателях.

Дубовый шкаф с темным зеркалом, столик с лампой под розовым абажуром. Высокое кресло у окна. Ни одной ее собственной вещи тут не осталось. Слева дверь в детскую, кажется, плотно закрыта. Лиза старалась на нее не смотреть.

Кружилась голова, предметы и стены колыхались. Лиза подошла к окну и опустилась в кресло. Вот так она сидела тут у окна тем майским вечером, когда он первый раз ее поцеловал.

Гроза бушевала в городе, в комнате была полутьма, горела лампа на столике. Мальчик уже спал. Она не заметила, как вошел Марк. Его рука легла сзади на ее шею, она замерла, не смея пошевелиться. Он сказал:

– У тебя совсем детская шейка. И волосы мягкие, как у ребенка. Не сутулься, девочка.

Он легко поднял ее и повернул к себе. Сколько лет она мечтала об этом поцелуе, воображала горячий рот, прикосновение шелковистой бороды, но губы его были холодны, наверное, он долго шел под дождем. От него пахло вином и сладким одеколоном. Скрип и шорох она услышала первой и отпрянула от него. Дверь открылась, на пороге стояла Ольга Львовна в красном плаще и белой шляпе.

– Вот ты где, – спокойно сказала она. – Со мной приехал Никита, он ждет тебя в гостиной. Добрый вечер, Елизавета Юрьевна.

Лиза не помнила, сколько прошло времени после их ухода, не очень долго. Она еще не успела отойти от окна, стояла, глядя на струи дождя и отсветы молний. Дверь снова открылась, и Ольга Львовна, такая же спокойная и красивая, уже в длинном синем платье, с высоко зачесанными медовыми волосами, подошла к ней близко, и Лиза увидела, что глаза у нее вовсе не голубые, а сизые и мелкие, как вода в луже.

Ольга Львовна сказала негромко:

– Ты, проститутка. Собери шмотки, чтоб через пять минут тут и запаха твоего не было. И не пытайся с ним встретиться или звонить. Ты знаешь, кто мои друзья. И ногтя твоего не найдут.

…Как хорошо, что в тот вечер была гроза. Она шла по улицам, холодный ливень смывал с нее боль, и когда возникла блестящая под фонарями взлетная полоса Проспекта, она уже не чувствовала ничего, и вдруг ей показалось, что она могла бы сейчас взлететь, как птица или как ведьма на метле, и она засмеялась и заплакала, но дождь смыл и слезы…

Постукивание за стеклом вернуло Лизу в настоящее, видения исчезли. Что-то еле слышно скрежетало, как будто легонько царапали гвоздем по железу. Лиза встала из кресла, отдернула штору. На карнизе сидела ворона, огромная, с серой головой и острым изогнутым клювом. Мокрые черные перья отливали малахитовым блеском. Она тяжело подпрыгнула боком ближе к середине окна, склонила голову набок и уставилась на Лизу круглым глазом – черным, мертвым, без зрачка. Ворона подняла ногу и поскребла по стеклу когтями. Три длинных кривых пальца с ярко-красными, цвета свежей крови, когтями.

– Лиза, Лиза, очнись, не пугай меня!

Она открыла глаза. Она лежит на диване, на гобеленовой подушке, Марк сидит рядом, гладит ее лоб и щеки.

– Прости, наверное, давление низкое. Я не пила кофе и не завтракала… дождь…

– Глупая девочка! Я тебя искал по всему дому. Сейчас принесу тебе кофе!

– Нет-нет, я пойду с тобой. Мне уже лучше.

Она встала и, опираясь на его руку, вышла из комнаты, не оглянувшись на окно.

Глава 31. Магазин на углу

Телефон Ксении Гусевой не отвечал, дома ее не было. Лугин пошел в магазин на углу. Красная