Пятница, Кольцевая - Евгения Кайдалова

Но именно обстоятельства сложились так, что на очередной прогон спектакля Макс явился притихшим, растерянным, и мы немедленно сделали вывод: в его жизни произошли какие-то серьезные изменения. И затаили дыхание, готовясь о них узнать.

Оказалось, что мечты действительно сбываются — Макса пригласили работать в настоящий театр. Ну не совсем в театр, а в антерпризу. Не то чтобы слишком успешную, но… у них как раз не хватало хорошего комика, и, возможно, Максово появление вытянет спектакль на небывалый доселе уровень. Где они его заметили? Да помните тот клуб, где мы недавно выступали с несколькими комедийными номерами? Туда как раз и зашел режиссер этой антерпризы. И, увидев на сцене Максима Кирьянова, понял: это именно то, что ему грезилось бессонными ночами.

Узнав подробности, мы притихли еще больше: вот он — момент истины! Пожелай Макс распрощаться с прежней жизнью, он не будет связан ничем, кроме уже успевшего войти в привычку безбедного существования. Но нельзя же обойтись вообще без жертв в своем стремлении к тому, о чем мечталось! Итак, каким же будет вердикт?

Но выяснилось, что Макс держал мхатовскую паузу — размышлял. По окончании недели, когда вердикт все еще не прозвучал, нам стало очевидно, что пауза становится безразмерной. А через месяц с лишним, когда мы не вытерпели и подступили к Максу с расспросами, он ответил с ноткой раздражения в голосе:

— Народ, ну вы что в самом деле?! Какая антерприза, когда у меня квартальный отчет?

«Вот так, — подумала я. — Вот так. А все, оказывается, просто: стоит воплотившейся мечте встать перед твоей дверью и тихонько постучать, как ты немедленно запираешься на все замки. И не дай Бог приоткрыть дверь, чтобы хоть рассмотреть ее получше — вдруг в твое насиженное гнездышко ворвутся ледяные порывы ветра? И выметут весь твой душевный комфорт к чертовой матери. Опустошат карманы… А что принесут взамен? Дыхание свободы… творческий подъем… К чему это все на четвертом десятке, если мы, словно заядлые гомеопаты, уже привыкли к мини-дозам радости и печали? К тем их крошечным консистенциям, что не расшатывают существование, но наполняют его приятным разнообразием…»

К слову сказать, Первая Жена терпеть не могла наш театр, считая его детским баловством, и неоднократно выражала надежду на то, что «когда-нибудь Максим перерастет весь этот балаган».

Но возможно ли перерасти то, что укоренилось в душе, питаясь ее силами и питая ее саму? — Викочка, — говорил Макс, присаживаясь рядом со своей мечтой на какой-то реквизит, — а вот когда ты в этой сцене встаешь на цыпочки, то ты как будто балерина.

— Элена, не надо спрашивать, когда мы будем вместе — мы и так вместе, — уверял Агустин.

— Вик, ну долго ты будешь собираться? — спрашивал Гриша, заехавший за женой на репетицию. — Макс, у нее дома ребенок некормленый и я, между прочим, тоже.

— Лена, это, кажется, тебя, — сообщал мне муж, держа в руках телефонную трубку. — Наверное, с работы.

— У меня фитнес перенесли на субботу, — объявляла я, стараясь говорить как можно более бесстрастно. — Кстати, будет сдвоенное занятие.

— Ну, можем сходить в боулинг, — милостиво соглашалась Вика и смешливо искрила глазами, — всей компанией, конечно.

А потом наступила развязка.

Собственно говоря, наша компания давно предполагала, что союз Гриши и Вики — не на века. Инициатором разрыва, как ожидалось, должна была стать Вика. Но однажды она появилась на воскресной репетиции в подавленном и растерянном состоянии — Гриша ушел первым. Уточнять причину мы в тот день сочли бестактным — девушка и так собрала все нервы в кулак, чтобы не сорвать прогон спектакля и не подвести труппу. Поэтому обсуждению подверглись лишь последствия. Собирается ли безвременно ушедший папаша навещать ребенка? А помогать деньгами? Грядет ли размен квартиры? Впрочем, несмотря на расспросы, за будущее Вики никто особо не тревожился — было очевидно, что стоит Максу, как на грех пропустившему сегодня репетицию, узнать о случившемся, как Викина судьба окажется в надежных и любящих руках, а в мире станет одной сбывшейся мечтой больше.

В тот день я ушла с репетиции раньше — разболелась голова, поэтому мой путь к метро был одиноким. Подозреваю, что причиной головной боли была одна и та же мысль, что крутилась, точно белка в колесе, не находя выхода. «Вот и Макс с Викой после стольких лет будут вместе… А как же мы с Агустином? Неужели никогда?…» Рядом притормозила машина, и я обернулась.

— Привет, Лена — сказали из опущенного окошка. Голос был женским.

Я присмотрелась: Максова Первая Жена, сидевшая за рулем, холодно улыбалась и приглашала меня занять место рядом с ней. Вот вам и необъятная Москва! С тем, кого в упор не хочешь видеть, пути пересекутся обязательно.

Соглашаться мне не хотелось, отказываться было бы уж слишком невежливо. Я села в машину. При всей моей нелюбви к Первой жене следовало признать, что выглядит она роскошно, машина у нее шикарная и, судя по машине, ее карьера более чем состоялась. Что касается личной жизни — не уверена, но для Первой Жены это никогда не имело сколько-нибудь серьезного значения. Похоже, она получила от судьбы все, что хотела, и, похоже, судьба по-настоящему благоволит к тем, кто похож на нее саму — холодным, жестким, циничным. Все эти качества у Первой Жены имелись в избытке.

— Что-то ты неважно выглядишь, — с деланным сочувствием заявила она мне после первых приветственных фраз.

Ах да, забыла, еще и бестактным. Я, конечно, могла бы объяснить, что у меня разламывается голова, но вместо этого стиснула зубы.

— Устала, как собака, — ответила я. — Бегаю по всей Москве — ищу подарок на свадьбу.

И, боясь, что Первая Жена сама не задаст вопроса, я добавила:

— Макс женится на Вике.

Меня озадачила ее реакция: брови Первой Жены не взмыли в удивлении, в лице не дрогнула ни единая жилка, не возник вопрос о том, куда из Викиной жизни делся Гриша.

— Этого не может быть, — невозмутимо сказала она.

Я постаралась сделать свою интонацию как можно более невинной:

— Я понимаю, тебе неприятно это слышать…

— Мне все равно! — коротко рассмеялась Первая Жена. — Но этого просто не может случиться.

— Почему? — Я чувствовала, как мной овладевает если не страх, то беспокойство.

— Вот увидишь.

Я пожала плечами, но беспокойство металось в душе.

Приличия ради мы немного продолжили разговор, сидя в машине перед входом в метро, но тема Макса и Вики больше не всплывала. Попрощавшись и выйдя из машины, я с удивлением отметила, что головная боль отпустила, а вот тревога овладела мной до холода в душе. Зачем эта женщина вновь оказалась на моем и Максовом пути? Ее место было в далеком прошлом, так какого же черта!.. Я тряхнула головой и начала шарить в кошельке карточку для прохода через турникет. Я не была суеверна, но руки немилосердно тряслись.