Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович

Аркас, внимательно выслушал этот период.

— Как-то это слишком уж категорично, — заметил он. — А как же разделенный хлеб? Где-то среди этой грязи должно быть упоминание о добрых делах.

— Упоминания найдутся. Есть ли у тебя лопата?

— Понятно. И все же…

— Плохое запоминается лучше. Особенно когда хорошего нет.

— Это очередное преувеличение — не сдавался Никас.

— Колумнист, ты, кажется, вознамерился спорить со мной? Знай же, это бесполезно. Мои выводы, — это vox populi. Моя личина ныне — искусный вор. Их вера в странную, хаотичную справедливость. Печальное представление о собственных возможностях, которых не хватает на то, чтобы сделать распределение практичнее.

Аркас оскользнулся на протоплазме невыразимого богатства, но устоял.

— Иначе говоря, спорить со мной, все равно, что пытаться перекричать толпу, — закончил прим.

— Перекричать толпу несложно, — ответил на это Аркас. — Нужно только начинать с краев.

Нора все ширилась.

Журналист отвлекся от разговора и брезгливо выдохнул. Он уже привык к атмосфере передержанных фазаньих язычков, но в какой-то момент ему в нос мощным панчем ударила настоящая вонь. Кислое, гнетущее зловоние помойки.

— Что это там впереди? — спросил он, севшим голосом.

Он остановился, удерживая спазмы, и попятился назад, не разгибая спину.

— В моем носу гостили запахи с действительно дурной репутацией. Болото забитое трупами животных, стоянки беженцев без выгребных ям, сероводород в вулканических пещерах, стряпня в некоторых баулах. Но это… Что может так вонять?!

— Конгломерат страстей, их образов и почитателей — мгновенно ответил Альфа. — Жадность, Эгоизм, одно из воплощений Прагматизма. Воняет, в основном, Жадность.

Никас тяжело дышал, давясь теплым воздухом.

— Спокойно, — Альфа прижал к лицу платок. — Старайся не открывать рот. Жадность охоча до всего. Заберет зубы, и пикнуть не успеешь. Жалеть никто не будет. Повезло, что ты из материи, иначе от тебя осталось бы только мокрое место.

— И зачем мы идем к ним?!

— К ней, — поправил прим, заметно испаряясь. — Вместе они образуют сущность Потребления. И идем мы к ней, потому что только она может выпустить нас из этого мира.

— Снова-здорово, — проворчал Никас.

И потрогал зубы кончиком языка.

Глава 5

Создатель лежал в своем шалаше.

Его Всевидящие очи были разверзнуты. Он проснулся давно, с первыми петухами, но продолжал лежать ликом вниз на протертых шкурах.

«И Лежал Он Утро. И Полежит Еще Первую Половину Дня», — решил Творец про себя. — «Правая Длань Его Затекла».

Он вытащил ее из-под себя и принялся сжимать-разжимать пальцы. Снаружи подул ветер и что-то противно заскрипело. Послышался короткий треск. Похоже, опять покосился плетень.

Выходить не хотелось.

За щелястыми стенами жилища бродили прото-куры. Время от времени они просовывали клювы между веток, и сипло квохтали, намекая. Петух-проотец гордо бил крыльями, поднимая волны пыли и мелкого мусора. Могуче блеяла коза-проматерь. Негодуя, щебетали древнейшие воробьи, прыгающие по краям пустого корыта, которое жадно и бессмысленно вылизывала пятнистая свинья.

Свинья была просто свиньей. Без титулов. С ней и так было полно проблем.

Нужно было задать им всем корму, но выходить по-прежнему не хотелось. И вообще ничего не хотелось. Создатель заранее знал, каким будет день. Поминутно. И дело было даже не во Всеведении и Всезнании. Рутина — отличный предсказатель. Все сегодняшние приключения, как и приключения вчерашние и позавчерашние и поза-поза-поза… Эх. Все они были тесно связаны с запахом козы-проматери. И плетнем.

Тот снова затрещал, и Создатель подскочил на шкурах от неистового лая Первого пса.

В шалаше послышалась ленивая возня, и Творец выглянул наружу, раздвинув занавесь. Он сразу увидел незваное серое существо, которое медленно и неуклюже направлялось к посадкам. Животное напоминало ящерицу размером с железнодорожный вагон. На его хребте покачивались костяные пластины. За правой ногой волочился значительный фрагмент плетня.

Добравшись до грядки с капустой, существо поникло и принялось медленно, словно черепаха, раскусывать кочаны.

— Вот Неугодное! — вздохнул Создатель. — И Откуда Вы Сущие?

Творца эти эксцессы вовсе не радовали. Он точно знал, что никогда не создавал ничего подобного. Однако, в Сад регулярно пробирались чешуйчатые уродины, и появление их было совершенно необъяснимым. Они пугали зверей и вмешивались в идеальную местную экосистему.

Это было неудобно и, в конце концов, оскорбительно.

Ничего интересного в пришлых существах не было. Ситуация была бы иной, если б они, к примеру, могли говорить. Со времени изгнания пары экспериментальных собеседников, Творец чувствовал себя немного… вне тусовки. Он слегка соскучился по общению и мог бы относиться к пришельцам гораздо терпимее, если б те могли поддержать рассуждения о пользе шестидневного трудового цикла.

Но они только жрали и гадили.

Первый пес, задыхаясь от возбуждения, натягивал веревку и носился вокруг колышка, вытаптывая идеальный круг. Творец, шаркая сандалиями, проскочил мимо и развязал узел.

Он мог бы сделать это едва различимым движением бороды; раньше это было стойкой привычкой, но потом, все больше ощущая одиночество, Творец начал приучать себя к физическому труду, чтобы не одичать от скуки. Работая только руками, он вскопал плодородную землю, без божественных сил придав грядкам вид неровных прямоугольников. Сам засеял, сам вырастил плоды и сам сберег их.

И веревку отвязал сам.

Двухметровый волкоподобный зверь скакнул на месте, и побежал со скоростью ветра. Он пересек низину, в которой жил Творец, вскарабкался на холм, и исчез в Садовых кущах.

Что-ж. Это было не совсем неожиданно. Первый пес был слишком свободолюбив и дико тосковал по свежей малине. Всеведующий проводил его задумчивым взглядом, и понаблюдал, как колышется зелень прекрасных зарослей. Из них выпорхнула стая мелодично голосящих птиц, которые принялись кружить над дезертиром, осыпая его чарующими проклятиями.

Уродливый ящер, тем временем, переключился на кукурузу. Хрустя початками, он следил за приближением хозяина крохотными непроницаемыми глазками. Без всякого интереса. Возможно, он был подслеповат, а, возможно, просто успел нажраться и одурел.

Он все больше напоминал Демиургу давнего знакомого, который раньше проживал на Неправильной яблоне. Правда тот был без лап и этих костяных штук, но впечатление производил похожее: злобного вредителя. Если б не его происки, у Творца сейчас была бы стабильная аудитория постоянных слушателей.

Но и тот ушел. Открыл свое дело. Хорошо конкурирующее с Садом. Откровенно говоря, у неприятного змея дела шли лучше примерно на сто процентов. Можно было поспорить над тысячными… Например некоторые первородные попугаи умели неплохо подражать человеческой речи. Эх, да чего уж там. Змей определенно не испытывал тех же проблем с человеческими ресурсами.

Творец давно вычислил, в чем именно Сад проигрывал вражескому учреждению. Отбор постояльцев — вот где заканчивались перспективы Сада и начиналось торжество Змея. Условия, когда-то установленные Творцом были настолько жесткими и категоричными, что в Сад не попадали даже люди, посещающие занятия с репетиторами. Более того, глядя на заселенный животными сад, можно было с уверенностью сказать, что и репетиторы не проходили конечный отбор. Это было особенно неприятно. Творец всегда считал, что данные им инструкции были максимально адаптированы и доступны для рода человеческого.

Короче говоря, в Саду, с самого изгнания экспериментальных особей, не появилось более ни одного человека. Были явные кандидаты. Одного даже пришлось избрать для крупного кадрового мероприятия. Речь шла о слабой надежде на то, что полная замена человеческого ресурса, приведет к повышению посещаемости Сада. Дело не выгорело. Скорее наоборот. Выводы были неутешительными, а то и вовсе удручающими. Нужно было что-то менять. Но это означало бы, что Змей одержал абсолютную победу. В конце концов, если бы Творец пошел на уступки, Ему пришлось бы сразиться с собственной самооценкой и волей. А ведь они, ни много ни мало, измерялись приставкой «все» как и остальные качества.