Мир русской души, или История русской народной культуры - Анатолий Петрович Рогов

Федора Христианина и Ивана Носа. Значит, какой же высочайшей была тогда музыкальная культура! И литературная, поэтическая тоже, ибо он ведь был и талантливейшим литератором, публицистом и философом.

И не только он. Не случайно в библиотеке знаменитых Строгановых только певческих книг было сто четыре, и первые принадлежали еще первому Анике Строганову, жившему на рубеже пятнадцатого — шестнадцатого веков. А сколько имен таких же людей история просто не сберегла.

Существовали еще и так называемые покаянные, слезные, умильные, духовные стихи, псалмы, которые пели не в церквах, а дома. Особенно широкое распространение они получили в первой половине семнадцатого века, чему немало способствовал выдающийся сочинитель таких псалмов архимандрит Новоиерусалимского Новоспасского монастыря Герман — поэт-песнопевец, который тоже сумел соединить православную гимническую поэзию с народной протяжной песней. Его пасхальное песнопение «Веселия днесь и спасения час» и псалом «Христос рождается» не только скорбно-молитвенны, но и очень личностны, самоуглубленны: «Плавая водою, омываемая тою, зрю ту умерша, писаши вирши Герман, рыдая, поя и вздыхая, месяца мая…»

Да и сами лирические и бытовые протяжные песни, в которых народ изливал свою душу, мелодически непрерывно совершенствовались, обретая все новые и новые краски и эмоциональную глубину. В шестнадцатом веке такими, прежде всего, были очень любимые всеми «Высоко сокол летал», «Ай не павушка по двору», «Ай взошла на меня тоска», «Не кукуй кукушечка», «Вы раздайтесь, расступитесь добры люди», где жена не пускает пьяницу мужа домой, приговаривая:

Ты ночуй, ночуй, невежа, за воротами,

Тебе мягкая перина та пороша,

А высоко изголовье подворотня,

А как тепло одеяло темна ночка,

Шитой браной положек часты звезды.

Каково тебе, невежа, за воротам,

Таково-то мне младеньке за тобою,

За твоею дурацкой головою…

Я ПОСЛАЛ ТЕБЕ БЕРЕСТУ

У нас давным-давно твердят и пишут, даже в школьных учебниках, что дореволюционная, а тем более допетровская Россия была-де чуть не сплошь неграмотной, дремуче-темной, даже из священников многие, будто бы еле-еле умели читать или вовсе не умели и все церковные тексты заучивали с голоса наизусть.

Встречали подобные утверждения?

Но это полнейшая и подлейшая неправда. В первую очередь — подлейшая.

Известный филолог академик Алексей Иванович Соболевский еще в конце девятнадцатого века по далеко неполным древним документам уже показал истинную грамотность на Руси с пятнадцатого по семнадцатый век включительно. Так вот, в семнадцатом белое духовенство было поголовно грамотным, черное — на три четверти, из крупных и мелких земле- и душевладельцев грамотных было чуть больше половины, из посадских — более двадцати процентов, а из крестьян всех категорий — более пятнадцати. Повторим: это данные лишь из тех документов, которые Соболевскому удалось разыскать на исходе девятнадцатого века.

А в пятидесятые годы уже прошлого, только что минувшего века археологи академики Артемий Владимирович Арциховский и Валентин Лаврентьевич Янин, ведущие многолетние обширные раскопки в Великом Новгороде, нашли там, как вы наверняка знаете, первые берестяные грамоты.

Берестяные грамоты — это продолговатые полоски бересты, которые использовались на Руси для писания вместо бумаги. Писали на них костяными или железными заостренными палочками, называвшимися писалами: буквы прочеркивались, продавливались на бересте. Дорогие бумагу и пергамент использовали тогда только для наиважнейших государственных и торговых документов, все остальное — на бересте по всей Руси. Сергий Радонежский, к примеру, писал письма, в том числе и великому князю, в основном на ней. Были и берестяные книжки, даже еще в девятнадцатом веке встречались в поморских и сибирских краях. В Новгороде же их обнаружили потому, что там влажная и особого состава почва, в которой береста и вообще дерево хорошо сохраняются чуть ли не тысячу лет. А в других почвах или совсем, или почти не сохраняются.

Раскопки в Новгороде продолжаются по сей день, и с пятидесятых годов грамот там найдено уже более тысячи. Есть и двенадцатого, и тринадцатого, и последующих веков, и писаны они людьми самых разных сословий и положений, включая знаменитого ныне мальчика Онфима, оставившего нам свою азбуку и детские рисунки с пояснениями, и крестьянскую девку, ведущую речь о любви. Крестьян, простолюдинов, ремесленников в этих переписках, сообщениях, приказах, деловых отчетах, договорах и долговых расписках вообще большинство. И есть с сообщениями-уведомлениями, что и до этого, мол, «Я послал тебе бересту». «От Микити к Ульяниц. Пойди за мьне. Яз тобе хоцю, а ты мене. А на послух Игнат Моисеев». Это отрывок из брачного договора тринадцатого века, Игнат Моисеев выступает тут как свидетель сговора. А вот «Поклон от Смена к невестке мое. А же будешь не поминала, ине у тебя солоду было, а солод ржаной в подклете, и ты возьми коробью, а муке колко надобь. И ты испеки в меру. А мясо на сеньнике. А что рубль дать Игнату, и ты дай».

То есть по берестяным грамотам получается, что во всех слоях населения уже в тринадцатом, четырнадцатом и пятнадцатом веках грамотных было куда больше, чем показал Соболевский. Насколько конкретно больше — каждый четвертый или даже третий? — сейчас сказать невозможно, никаких точных подсчетов не сделаешь, но сам факт, что значительно больше, несомненен.

Судя по берестяным грамотам, процент грамотности на Руси вообще был намного выше, чем определил Соболевский. И выше, чем в тогдашней Европе, ибо летопись наша еще под 1030 годом сообщает, что Ярослав Мудрый, придя в Великий Новгород, собрал «от старост и поповых детей 300 учити книгам». А Стоглавый собор в 1551 году особо подчеркивал, что «прежде сего училища бывали в российском царствии на Москве и в Великом Новгороде и по иным городам».

И посмотрите, как всегда относился русский человек к книге. В любом писаном завещании наследникам, прежде всего, перечислялись завещаемые им иконы как высшая духовная ценность, а второй строкой всегда шли книги, хотя они бывали и не духовного содержания, а за ними — драгоценности в золоте, серебре и каменьях, и лишь потом все остальное имущество движимое и недвижимое и капиталы.

Литература письменная, книжная появилась у нас, как известно, с принятием христианства, а первые духовные и недуховные книги привозились на Русь из Византии и из восточных православных епархий. И церковнославянский язык нашей тогдашней книжной письменности был заимствован у болгар — славянская письменность великих Кирилла и Мефодия. Однако академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, знавший сей предмет как никто, не без гордости подчеркивал, что русская литература «древнее, чем литература французская, английская, немецкая». А византийская литература и ее ареал не знали такого жанра, как летописание,