Post-scriptum (1982-2013) - Джейн Биркин

Никогда я не излечусь от него, я это знаю, и я думаю, что он тоже это знает. Я и не хочу от него излечиваться – это он тоже должен знать.

* * *

8 февраля (я лечу с Лу во Флориду)

Первая ночь путешествия с Лу, она спокойно спит со своим плюшевым попугаем, рядом со мной. Уехали сегодня утром, предварительно повидавшись с доктором Лубри, он согласился, чтобы она поехала, так как во вторник в доме у Мими была обнаружена свинка, а я в Канаде, из-за безвыходного положения оставила Лу с бронхитом у ее бабушки в понедельник утром. Я еду с Сержем в Канаду для участия в телевизионном шоу, но, узнав от Мими, что у Лу свинка, а не бронхит, возвратилась вчера; бессонная ночь из-за разницы во времени, доктор с Лу, ужин с Кейт, чтобы посмотреть, как у нее дела, бай-бай Шарлотте, она уезжает с Сержем.

Утро с Кейт, мне кажется, она в порядке, звонок ее отцу, чтобы он был в курсе, крики в течение получаса. Он говорит, что Кейт уже три года как принимает наркотики и ее нужно посадить под замок, я говорю, что это убийственно – не дать ей закончить свою дивную коллекцию, поскольку психологически это ее шанс проявить себя. Лори, жена Джона, кричит, что Сен-Лоран наркоман и что там сплошь наркоманы. Я отвечаю, что не только, есть еще музыканты, артисты, режиссеры и, наконец, не самая маленькая категория – композиторы… Она мне говорит, что я слепа, не разбираюсь в вопросе, я говорю, что коллекция важнее всего для морального духа Кейт, потом лечение, а там посмотрим. Если он так переживает за Кейт, пусть приедет и посмотрит ее коллекцию. Разговаривать, проявлять интерес? Нет. У него фильм. Он приедет через полтора месяца. Разве это осмотрительно – оставить Кейт и уехать в Майами? Я говорю: «Приезжайте, если так волнуетесь». Я считаю, что самое трудное сделано: я проводила тревожные вечера с Дрейфюсом, которого Жак привозил ночью в суд присяжных, я вытаскивала дочь из депрессии, я привезла ее к себе, заботилась о ее физическом состоянии, десять дней, нашла доктора, чтобы помочь ей психологически, и адвоката, Дрейфюса, для ее безопасности, даже если она натворила глупостей. Я сказала, что в следующем месяце она будет вести себя осторожно, поскольку за ней следит полиция. Во всяком случае, быть схваченной вместе с бандой было бы для нее фатальным. Я думаю, что она занята работой, вместе с Элизабет и Лораном[102], потому что именно это ее спасает, я демонстрирую ей свое доверие – может, это и глупо? – оставляя на нее мой дом при условии, что она не будет никого туда приглашать, кроме Лорана и Элизабет, Кейт дала обещание. Может, я и правда глупа и слепа, но если они не ошибаются и Кейт в самом деле наркоманка, то мы увидим это в токсикологической клинике в Лондоне, после того как она сделает коллекцию. Честно говоря, полагаю, пятьдесят на пятьдесят. Я думаю, что Лори на этом вопросе помешалась, и не случайно. Она спасла от наркомании детей Джона. Для нее нет ничего хуже этого, к тому же она спасла и самого Джона Барри, весьма склонного к наркотикам. Я не думаю, чтобы Кейт серьезно подсела на иглу, не верю, что она принимает героин; может быть, после разговора сегодня вечером, я поверю, что это кокаин, судя по ее внешнему виду, который я порой объясняла усталостью или алкоголем.

* * *

Лори, жена Джона Барри, сразу же заметила, что у Кейт и ее друга проблемы с наркотиками, и сделала так, что их обоих на два месяца поместили – ее в Broadway Lodge, а его в Clouds, графство Кент, в Англии, в центры, работающие по миннесотской методике, на которой основаны общества анонимных наркоманов и анонимных алкоголиков. Это спасло Кейт, и, как только она вернулась во Францию, у нее возникла идея создать нечто похожее для французов, но, в противоположность Broadway Lodge, бесплатное. Борьба была нешуточная, при разных правительствах, ей помогала Жоржина Дюфокс, министр здравоохранения. В конце концов ей удалось создать центр, разместился он в замке, где прежде давали приют бездомным, в Бюси-ле-Лон, в департаменте Эн, в двух часах езды от Парижа. Я вспоминаю, сколько было волнений и тревог, когда она ждала своих первых «клиентов», это была огромная ответственность, она многим обязана Жану Блоко и Мишелю Жилиберу, с последним она познакомилась через меня, когда я помогала ей создавать ассоциацию для тех, кто «потерпел в жизни аварию», впоследствии он станет первым министром по делам инвалидов.

Иногда, путешествуя на поезде, я нахожу на своем месте сложенный листок бумаги; развернув его, читаю: «Спасибо за вашу дочь Кейт, она спасла мне жизнь». Этот центр в Бюси-ле-Лон существует уже 30 лет, его называют «домом Кейт». Она создала его прежде, чем стала профессиональным фотографом, и, даже будучи очень востребованной, продолжала поддерживать его до конца своей жизни.

* * *

Итак, я уезжаю, закупаю для Кейт продукты на неделю, забиваю холодильник разными вкусностями, чтобы она, Лоран, Элизабет и кошки хорошо питались, потом мчусь в аэропорт вместе с Лу, укутанной так, будто мы едем на Аляску.

В аэропорту мы, несчастные, толкаем наш trolley[103], торопясь сесть в автобус, который отвезет нас в терминал, а по прилете я сделала свою самую забавную дарственную надпись. В Мадриде, в очереди на проверку паспортов ко мне подходит какая-то австралийская девушка с разбитыми очками и говорит: «Это все из-за вас, я не могла поверить соседке, обернулась, чтобы убедиться, что это именно вы, и тут – бац – стукнулась о стену и разбила очки». Я написала этой девушке, что еще никогда ни одна женщина столько из-за меня не вытерпела!

* * *

Воскресенье, в воздухе

Лу заснула, она очень устала в самолете: била ногами, напрягалась и все такое… Все в порядке, скоро прилетим, днем уже будем в Майами. По нашему времени будет семь утра, но Лу в прекрасной форме и больше не просит пить. Завтра на пляж, я так жажду подставить солнышку спину и голову, я чувствую себя пережившим шторм кораблем, но как же тихо и красиво на следующее утро.

* * *

14 февраля, в поезде

Кейт уехала после вчерашнего жуткого кризиса; ей тоже было жутко видеть меня потерявшую контроль; ужас, объявший ту, кого она видела перед собой, вызвал у меня отвращение. Ее слова долго не выходили у меня из головы, такое презрение с ее стороны, я поняла ее ненависть ко мне, вызванную тем, что я не