Тибетское Евангелие - Елена Крюкова

Я видел сверху их затылки. Они оглядывались в страхе. Небо молчало. Горы молчали. Все было залито, от зенита до подошв сандалий, от вершин гор до песка под ногами верблюдов, ярко-красным, багрово-диким светом.

И услышал я первым, а за мною и все они услыхали дробный топот копыт по каменистой дороге. И не успели путники оглянуться, и верблюды не успели отбежать в сторону, как оказался караван в огне жестокой, неподвластной разуму битвы.

Войско на приземистых, маленьких мохнатых лошадках врезалось в гущу войска иного, где воины сидели как влитые на холеных, дородных, шелково блестевших холками и крупами породистых лошадях.

Щиты ударяли о щиты. Звенели копья, летели, пронзая груди и спины.

Иглы стрел находили уязвимые места меж кольчугами и шлемами, в людское тело впивались.

Караван, как заговоренный, посреди битвы невредим стоял!

Исса руки раскинул, сидя меж мохнатых верблюжьих горбов.

Он шептал: я видел, его губы шевелились.

Знал: шепчет молитву.

Повторял вслед за ним: о, сохрани, Господи, неуязвимыми в сердцевине гибели людей твоих, спаси, Господи, от лютой безвременной смерти души твои, сбереги, Господи, для великих и славных дел во имя Твое живые, верные сердца Твои!

А может, это он — за мной — повторял.

И настал миг, и я не ожидал его.

Не ожидал я такого от мальчика моего; и не переставал он во всю свою жизнь, сужденную дальше ему под луной, изумлять меня!

Исса выхватил из-за пояса короткий меч — без оружия нельзя было пускаться в дальнюю дорогу, у всех за поясами мечи, еще в Дамаске купили у лучших златокузнецов, — и выкрикнул громко, высоко, будто лошадь заржала: «Сражайтесь!»

И мечом взмахнул.

Выдернули мечи свои из-за поясов своих купцы; воззрились на Иссу; крикнул Длинные Космы, задыхаясь, зубами зло блестя, и пот катился у него по лицу, и прядями волос по щекам хлестал его внезапно поднявшийся ветер:

«За кого?! За кого сражаться, глупый юнец?! Кто здесь прав?! На чьей стороне истина и победа?!»

Выше воздел Исса меч. Сверкнул в лучах красного солнца гладкий сирийский металл.

Застыл, как изваянный из камня.

Тогда увидали купцы чудо: буря войны обтекала Иссу, как солнечный остров. Воины пускали стрелы, и летели они, да все мимо каравана. Копья вздымались и вонзались, и орали в предсмертии люди, кровь брызгала фонтаном и рушилась алым водопадом из перерезанной грудной жилы, кони ржали, вставая на дыбы, и падали, изгибая в судороге шелковые шеи, — а Исса стоял недвижимый, воздев меч, как памятник вечной войне.

Война шумела алым морем возле его ног.

Повторили купцы жест Иссы. Подняли вверх мечи свои.

И так замерли. Застыли.

И застыл караван.

Сказал Исса одними губами, и все купцы услыхали его:

«Сражаться можно не только оружием! Биться можно сердцем! Разить — мыслью! Бой земной — отражение Боя Небесного! Сейчас идет. Идет всегда! Земля, как зеркало, отражает небо. Невидимы — боритесь! Незримы — побеждайте!»

Что за бой небесный, пробормотал Длинные Космы, что лепечешь ты, мальчишка, ведь бой — настоящий!

Опустил меч Длинные Космы. И тут же меч воина, подскочившего к нему на черной мохнатой лошаденке, взлетел — и разрезал его плечо; кровь потекла мощной струей, вином из бурдюка.

Усмехнулся Исса. «Никогда меч свой не опускай. Никогда! Не спи! Бодрствуй! Тогда невредим пребудешь!»

Стоял; парил, как птица, над схваткой.

Розовый Тюрбан восхищенно глядел на господина моего, Иссу.

И Старый Инжир опустил меч свой, ибо рука устала у него держать тяжелую, как ствол дуба, сталь. Ударил меч иноземного солдата; и молния смерти разрезала надвое, как нож яблоко, старое, изморщенное, жалкое лицо Старого Инжира.

И выдохнул он, валясь наземь с орошенного кровью верблюда: «Нет, нет, друзья мои, милые… нет… не хотел такой смерти!»

«Ты умрешь не здесь», — тихо сказал Исса и тихо повернул верблюда.

Он не опускал меч.

Меч светился над его головой, как месяц в ночи.

Подхватили Розовый Тюрбан и Черная Борода под мышки обвисшего Старого Инжира с липкой, красной маской лица.

И так поддерживали: бок о бок шли их верблюды с верблюдом Старого Инжира.

Тихо, медленно ступал верблюд Иссы по тонкому лезвию песка, по истонченной, усталой нити жизни. Нить вымокла в крови людей и зверей. Ржали кони, умирая, и кричали, умирая, люди. А господин мой шел и вел караван за собой.

Нежно, осторожно ступали верблюды по красным пескам и острым камням, вынося на себе тела хозяев своих из ужасной битвы.

Улыбался мой Исса, и я слышал, как он говорил, и купцы слышали голос его: «Эта битва — не последняя. Битва идет вечно. Бой Небесный неостановим. Кто усомнился в победе, поплатился кровью. Кто отчаялся в любви, поплатился жизнью. В виду смерти не теряйте любви, тогда Господь сохранит вас».

И так, медленно, тихо ступая, вынесли верблюды путников из красного моря великой битвы в горах.

И еще долго, долго шел по пустынной дороге меж гор караван: Исса хотел подальше увести друзей своих от сраженья.

Ему это удалось.

Верблюды шли и шли, сбивая ноги на колких, белых как кости камнях. Розовый Тюрбан и Черная Борода так и ехали, поддерживая под локти Старого Инжира, а тот уже терял разум от боли и крови, ослепившей его и залившей рот красным соленым медом.

Исса махнул рукой. Его верблюд послушно наклонил голову и согнул ноги. Исса спешился и помог сойти с верблюдов купцам.

Все вместе они подняли на руки Старого Инжира. Он умирал.

Исса сказал: «Сюда несите его, мы положим на придорожные камни его».

Положили они старика на камни. Вдали горел призрачным светом неведомый город.

И сказал Исса: «Это Кабур. Раньше его называли иным именем. Сейчас Старый Инжир умрет. Если можете — глядите. Если можете — не глядите. Но молитесь, ибо молитва во время умирания дойдет до Господа напрямую».

Купцы преклонили колени. Исса сложил руки на груди. Сел на корточки, как ребенок, подложил ладонь под затылок Старому Инжиру.

Взял полу плаща и отер старику лицо от крови.

Поднял над лицом умирающего бурдюк с последней водой Черная Борода; и вылил всю драгоценную воду на лицо, на лоб, на губы уходящему навсегда.

«У нас нет больше воды», — сказал Черная Борода сухими губами.

Купцы стояли на коленях и молились.

Улыбнулся Исса, и улыбка долетела до глаз, до лба, до рта Старого Инжира.

И стала улыбка Иссы — улыбкой старика; и стали глаза Иссы — глазами старика; и стало дыханье Иссы — дыханьем старика.

И когда Старый Инжир испустил дух, закрыл Исса глаза.

И так сидел.

Молча молились купцы.

А вдали, за их склоненными затылками и сгорбленными в молитве спинами, горел под солнцем всеми стенами, всеми домами, сложенными из белого и розового туфа, пустынный, жаркий град Кабур. Там жили люди, похожие на волков, и барсы, что были умнее людей, и птицы с хвостами длиной с рыболовную сеть, и золотые рыбы, за одну такую рыбу восточные владыки платили три мешка золота; и воины, что не знали страха, и женщины, что не знали счастья.

И сказал так Исса, мальчик мой золотой:

«Смерть страшна для того, кто умирает. Смерть страшна для тех, кто остается жить. Но для того, кто перешел Реку, смерть не страшна. Ибо он вошел в красную воду и вышел из нее на другом берегу. Он вошел в воду, в нее же входил, когда рождался. Она так же красна и так же солона. Она так же текуча и так же жива. Эта красная вода вечно течет; и вечно люди входят в нее, страшась и дрожа и стеная. Но когда они вступают на берег иной, они уже не помнят скорби! Внемлите: так течет наша душа в гранитном русле времени. Живая река сама торит себе путь в каменистых горах, на широких равнинах. Только и есть: любовь, путь и безбрежная смерть. Внемлите: она не страшна! Она играет с нами, а мы играем с ней. Улыбнитесь ей! Веселитесь вместе с ней! Молитесь, любимые! О единственной жизни. О пути по краю смерти. О великом пути!»

И, плача, закрывая старому другу, торговцу жемчугом, имбирем и дамасской острой сталью, Старому Инжиру ледяные глаза, повторяли про себя купцы простые слова Иссы о жизни и смерти.

ДНЕВНИК ИССЫ. ОКЕАН

палимпсест

…подошли к широкой реке, и (медленно несла она) белые, солнечные воды свои. Оглянулся на купцов. Теперь (четверо) было нас.

И стояли трое, и я с ними; и глядели, (как медленно), важно течет река.

И так сказал: Знаете, (как имя) реки!

Знаем, сказал Розовый Тюрбан, Инд (имя ей)!

Улыбнулся и так сказал: Переправляться (будем)!

И стали переправу готовить. Вытащили из тюков, (привязанных к верблюжьим бокам), ножи и топоры, рубили жесткие, тонкие и хрупкие (стволы) неведомых, длиннорослых деревьев. Связывали веревками.

Из-под рук выходил, выплывал плот. Его (подволокли) ближе к воде.