Лондонские тайны - Поль Феваль

В одном углу танцевала чахоточная Лу, напевавшая грустную, монотонную песню. Два красные пятна резко выделялись на ее бледных щеках. Время от времени неровной походкой она подходила к столу и требовала джину.

В другом углу сидел Боб Лантерн. Перед ним стояла кружка эля с куском заплесневевшего сыра.

Приход капитана Педди О'Крена, произвел на всех сильное впечатление. Хозяйка поднялась и отправилась к нему навстречу, а Боб Лантерн поспешно сунул в карман носовой платок, в который он намеревался сморкаться.

— Здравствуй, Пег, отвратительная Мегера, дорогая хозяюшка! — произнес капитан. — Подай-ка сюда стакан ромцу!

Он сделал несколько шагов и остановился, поглядывая то на Снэля, то на Боба.

— Добрый вечер, черт меня возьми, капитан! — закричал Снэль.

— Достоуважаемый мистер О'Крен, — сказал Боб. — Честь имею свидетельствовать вам мое почтение.

«Нет! — решил про себя Педди. — Уж лучше этого змееныша, голубчика Снэля! Мошенник Боб славный молодец, но мне самому становится жутко, как взгляну на него!»

— Эй, Снэль, комок грязи, мне нужно поговорить с тобой о деле.

— О деле? — вскричал Снэль, громко захохотав. — Слышишь ли, Медж? Слышите ли вы, Лу и Мич? Он намерен говорить со мной о деле, когда я угощаю! Как бы не так!

— После раскаешься, дружок.

— Сказано вам, капитан, что я кучу.

— Э! Неотъемлемая собственность виселицы, милый мой сынок, ты и будешь кутить. Только после!

— Разве вам неизвестно, что сегодня будет здесь побоище?

— А мне какое дело?

Взгляните на лоб Мича, моего дорогого зятя. Жалко, что Лу нахлесталась, а не то — она бы славно посмеялась. Мич и Тернбулль рассорились и вцепились один в другого. Полицейские их разняли, но они отложили потасовку только до полуночи. Как же вы хотите утащить меня отсюда?

— Но скверный выкидыш, милый мой сынок…

— Послушайте! — прервал его Снэль, осененный внезапной мыслью. — Мич добрый парень, хоть он слишком часто колотит бедную Лу. Если я отправлюсь с вами, определите вы Мича на место Сони?

— Определю, проклятый щенок.

— Честное слово?

— Честное слово!

— Слышишь, Мич? Не позволяй убить себя, и у тебя будет славное местечко. Идемте, капитан!

Педди вылил в рот стакан рому, взял Снэля за руку и вышел с ним в переулок. Боб Лантерн тихонько поднялся с места и направился вслед за ними.

Капитан отвел Снэля в самый мрачный угол переулка и внимательно огляделся. Потом начал важно говорить.

— Сын мой! Хотя ты развращен не по летам, и твоя милая душа грязнее самого грязного уголка в этом грязном переулке, несмотря на все это, тебе не давали еще никогда важного поручения. Тебе, наконец, нужно сделать себе карьеру, имя, состояние, черт тебя побери! Не до гробовой же доски тебе исправлять должность котенка! Итак, я сказал… Ты совсем сбил меня с толку, исчадие ада! Я сказал… Что я такое сказал, Снэль?

— Не знаю.

— Не знаешь… и я не знаю… Отложим речь мою до другого раза. Хочешь ли заработать десять гиней!

— Пожалуй.

— Как! Пресмыкающийся червь, возлюбленный сынок мой! Я тебе говорю о десяти гинеях, а ты отвечаешь: «пожалуй!». Да известно ли тебе, нечистому созданью, голубчику моему, что на эти деньги ты можешь споить даже свою хорошенькую Медж, которая, к слову пришлось, отвратительная тварь, но дело не в этом…

Снэль не слушал, что говорил капитан. Наклонив голову в сторону, он прислушивался к другому. Он наблюдал за черной фигурой, которая медленно подвигалась, прижимаясь к деревянному забору.

— Что ж ты молчишь, адская кочерга? — спросил капитан.

— Это Боб, — шепнул Снэль. — Экой любопытный!

— Ты или пьян, или спятил с умишка, — сказал Педди. — Какой тут Боб?

— Вон он… — отвечал Снэль.

— Где? — с невольной дрожью спросил капитан.

Снэль показал на приближавшегося человека.

— Это Боб? — спросил тихо капитан. — Надо признаться, что он и ночью, как и днем, похож на грязную кучу. Что касается до тебя, милый чертенок Снэль, ты настоящая кошка! Разве я мог вообразить, что эта змея, Боб, добрый наш товарищ, приползет сюда. Станем говорить тише… пускай идет… я ему отплачу. Итак, ты сказал, что с удовольствием заработал бы десять гиней?

— Еще с большим удовольствием пятнадцать гиней, капитан.

— Ну, ладно, пятнадцать, так пятнадцать, тявка! Я торговаться не люблю. Штука очень простая. Ступай и купи себе сейчас же полный джентльменский костюм. Упрячь в него свое грязное тело и отправляйся в театр, в фойе. Понимаешь?

— Понимаю… Боб в шагах тридцати от нас.

— Хорошо. В фойе подойдет к тебе джентльмен и дотронется до твоей руки так…

— Но как узнает меня этот джентльмен?

— Экой я рассеянный! Забыл сказать, чтобы ты прицепил себе желтую ленточку.

— Хорошо. Боб в двадцати шагах.

— Пускай ползет. Этот джентльмен скажет, что тебе нужно делать и ты сделаешь. Вот тебе пять гиней на костюм, и еще пять, чтобы прибавить тебе смелости, чертов внучек! Остальные пять получишь после.

— Хорошо. Боб в десяти шагах.

— В десяти шагах, говоришь ты, — проворчал капитан, — тем лучше!

Возвысив голос, он продолжал:

— Да, Снэль, умных людей надувают почаще, чем дураков. Вот хоть бы взять скверного Боба, которого мы все почитаем и любим: Темперенс его обманывает, а он любит ее как дурак!

Боб внезапно остановился. Снэль захихикал.

Капитан продолжал:

— А ведь жалко, право жалко! Боб — мошенник, олицетворенная помойная яма, но добрый малый. А, между тем, жена его, которую вдобавок он любит, связалась с этим Томом Тернбуллем.

— Что это? — вскричал капитан. — Тут кто-то есть! Нас кто-то подслушивает!

И, схватив свою палку обеими руками, Педди начал что есть сил тузить ею Боба.

Снэль хохотал во все горло. Боб пустился наутек.

— Вперед подумает воровать у меня носовые платки! — торжествовал Педди.

Но месть его зашла дальше, чем он думал. Боб не ощутил ударов палки по своим бокам, другой удар, удар в самое сердце жестоко поразил его.

— Темперенса! — воскликнул он, отошедши от того места, где находился капитан со Снэлем: — Том Тернбулл! О, я им отомщу!

Глава двадцать четвертая

ЭТО ОН!!

Второй акт «Волшебного стрелка» близился к концу.

Рио-Санто хотевший тотчас ввести Сюзанну в аристократический кружок, привел в ее ложу одного вслед за другим, кавалера Анджело Бембо, сэра Ватерфильда, доктора Мюллера, майора Боруэма, Лантюр-Люса и прочих.

Сюзанна принимая их, вела себя так, как будто все детство ее протекло в одном из аристократических пансионов, где молодых девушек учили «держаться прямо и вести себя скромно!» Она мало говорила — была грустна, но говорила увлекательно, так что леди Офелия заметила в ее речах не только нечто странное, но и пленительное. Несомненно, что прелесть французского языка, которым Сюзанна владела в совершенстве, была тому причиною.