Однажды в России - Константин Столяров

20. СВЯТЫЕ МЕСТА

Как обычно, Вороновский заранее позаботился обо всем, и в Пскове его доброжелатели забронировали для них места в гостинице - двухкомнатный люкс для мужчин и отдельный номер для Лены. За ночь они отлично выспались и ранним утром отправились в Пушкинский музей-заповедник, где провели целый день. Лена без устали любовалась Михайловским парком, аллеей Керн, ганнибаловским "черным" прудом, видом на речку Сороть и озеро Маленец, и Вороновский с Сергеем не без труда увезли ее из Михайловского, чтобы показать Тригорское и Петровское. На скорую руку пообедав на турбазе, они долго бродили по Петровскому парку и едва успели попасть в Святогорский монастырь на могилу Пушкина. Неподалеку от монастыря Вороновский попросил остановить машину, куда-то отлучился и принес пышный букет роз, которые Лена возложила к надгробию поэта.

На обратном пути в Псков Лена и Сергей, все еще под впечатлением, преимущественно молчали. Вороновский попытался развлечь их, довольно-таки удачно пародируя одного из экскурсоводов, патетическим тоном излагавшего прописные истины, но, не ощутив поддержки, вскоре умолк и задремал. На следующее утро, сразу же после завтрака, они снова уселись в машину.

- Куда прикажете выруливать, товарищ начальник? - шутливо спросил Сергей, так как Вороновский, загадочно улыбаясь за завтраком, не пожелал раньше времени обнародовать намеченную программу.

- На Ригу! - распорядился Вороновский.

- Слушаюсь и повинуюсь!

- Уверен, что вы об этом не пожалеете.

- Но мы же позабыли взять вещи! - спохватилась Лена.

- Все правильно, - успокоил ее Вороновский. - К ночи вернемся в гостиницу.

- Куда же мы едем? - спросила Лена.

- В Печорский мужской монастырь, сударыня, - наконец открыл секрет Вороновский. - Осмотрим тамошние святые места.

- Как интересно! - Лена оживилась. - А нас туда пустят?

- Разумеется, - заверил Вороновский. - Разве был случай, когда нас куда-нибудь не пустили?

- Но монастырь ведь мужской? - все еще сомневалась Лена.

- Да, но как памятник древнерусской архитектуры открыт для посетителей. Имейте в виду, что вчера перед сном я не зря просил вас надеть платье, а не джинсы, и непременно взять с собой косынку - в храмы допускают дам только с покрытой головой...

Увидев стрелку-указатель с надписью "Печоры - 21 км", Сергей свернул направо и помчался по пустынной дороге. Через четверть часа они въехали в маленький холмистый городок, застроенный малоэтажными зданиями на прибалтийский манер.

- Сережа, метрах в ста за площадью сверните налево и еще раз налево, подсказал Вороновский.

Подъездная дорога к монастырю была покрыта глубокими лужами, чередовавшимися с колдобинами, поэтому Сергей направил все внимание на преодоление препятствий.

- Какая красота! - воскликнула Лена. - С ума сойти!

Сергей на секунду поднял глаза от дороги и увидел крепостную стену, а еще выше - белокаменную громаду златоглавого собора.

- Перед вами Михайловский собор, построенный сто двадцать лет тому назад, - сказал Вороновский. - Внизу есть еще один собор - Успенский. Тот древнее и знаменит на весь православный мир чудотворной иконой "Успение Божьей Матери".

Оставив "жигули" на стоянке, они прошли в монастырские ворота и спустились вниз. Вороновский показал Лене и Сергею источник со святой водой, звонницу, резиденцию игумена и братский корпус, а когда они подошли к Успенскому собору, то выяснилось, что служба закончилась и в собор не пускают.

- Раненько надо приходить, коли веруете, - нелюбезно преградил им дорогу огромный, мужицкого вида монах.

- Нам хотя бы на минуточку, - попросил Сергей. - Только взглянуть одним глазком.

- Нет! - односложно отказал монах, пропускай через кулак полуседую бороду.

Они прослушали колокольные звоны, дождались обеденного часа и увидели шествие монахов в трапезную, а затем поднялись вверх по "кровавой дороге", постояли у иконы "Утоли моя печали" и, по рекомендации Вороновского, отправились в эстонский город Выру. После обеда в чистеньком кафе немного поколесили по Южной Эстонии, вернулись в Печоры и снова пришли в монастырь к началу вечерней службы.

В Михайловском соборе густо толпился народ; Сергей выбрал место поспокойнее, не без интереса осмотрел голубовато-белые иконы, стенную роспись, слушал малопонятные возгласы сменявших друг друга священнослужителей, нараспев читавших молитвы, разглядывал хор с женщиной-регентом, а позднее наблюдал за двумя старыми монахами, с подносами в руках собиравшими пожертвования. Когда монахи приблизились к нему и кротко взглянули в глаза, он внезапно испытал чувство неловкости и положил на усыпанный мелочью поднос две трешницы, за себя и за Лену. Стыдливо потупившись, он не видел, как Вороновский прикрыл его трешницы новенькой сторублевкой.

Они простояли не меньше двух часов, прежде чем Сергей с досадой покосился на Вороновского. Сколько можно торчать в церкви?

- Потерпите, Сережа, - шепнул Вороновский. - Скоро начнется акафист, разверзнутся царские врата, и из алтаря в окружении архимандритов выйдет игумен...

Они выехали в Псков около одиннадцати часов вечера.

- Благостно на душе, - расслабленно произнес Вороновский. - Слушая молитвы, отрешаешься от мирской суеты. Вдумайтесь, какие слова: "Хлеб наш насущный даждь нам днесь... Не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого..."

- У вас состояние грустного лиризма, - заметил Сергей, досадовавший на то, что из-за каприза Вороновского чуть ли не весь вечер слушал поповскую тягомотину.

- Я старше вас и, попадая в храм, задумываюсь о том, что вера в Бога не только умиротворяет человека, но и очищает от скверны его дух и плоть. Блаженны чистые сердцем - вот, по-моему, тот идеал, к которому должно стремиться человечество.

- Похоже, что религиозный опиум поразил и ваш мозг, Виктор Александрович? - подначил Сергей.

- Вы, буйная поросль второй половины двадцатого века, смотрите на церковную службу как на второразрядный спектакль,- спокойно парировал Вороновский. - А я вижу в ней ту Русь, которая, как Атлантида, безвозвратно ушла на дно океана, оставив только крошечные островки наподобие Печор.

- Вы верите в Бога? - тихо спросила Лена.

- Вера - личное дело каждого, - уклончиво ответил Вороновский. - Споры о Боге и вообще о религии у нас зачастую сводят к проблеме зарождения жизни на земле и к алчности отдельных священников, а мне кажется, что философский смысл веры прежде всего в гармонии души.

- Чувствуется, что вас тянет в монашество, - съязвил Сергей.

- Временами, - с улыбкой подтвердил Вороновский. - Пока об этом рановато говорить, но лет эдак через пятнадцать-двадцать я, возможно, приду в Печоры с пальмовой ветвью.

- Надеетесь, что вас примут с распростертыми объятиями?

- А почему бы и нет? Сделаю крупный денежный взнос в монастырскую казну и стану послушником, ибо прямо в монахи не берут. В монастыре кандидатский стаж побольше, чем в КПСС, - от двух до четырнадцати лет..

- Вы сможете жить монахом? - усомнилась Лена.

- Без проблем. Приму постриг, сменю имя на другое, какое-нибудь экзотическое. - Вороновский рассмеялся. - Например, Сосипатр или Досифей. Звучит? Со временем сделаю карьеру и стану, допустим, отцом-экономом.

- Сколько же вам тогда стукнет? - бесцеремонно полюбопытствовал Сергей. Семьдесят пять или все восемьдесят?

- Неважно. Монахи, Сережа, живут долго, потому что не знают стрессовых состояний и правильно питаются: соблюдают посты, не употребляют мяса, зато едят рыбку из Чудского озера, молочные продукты, яйца и растительную пищу, то есть ту снедь, которую я уважаю, - добродушно объяснял Вороновский. - Готовят в монастыре отменно, так что я не пропаду. Займусь самосозерцанием, познаю себя, отмолю все свои тяжкие грехи и блаженно упокоюсь в пещере, где вот уже пять столетий подряд хоронят братьев-монахов.

- Виктор Александрович, а как же тяжкие грехи, - гнул Сергей свою линию, стараясь поддеть Вороновского. - Не сделают ли по этой причине вам от ворот поворот?

- Учтите, дорогой мой, наша церковь гуманнее государства. Если ты хоть однажды совершил опрометчивый поступок, то власти предержащие подвергнут тебя наказанию, после чего на словах простят, а на деле перечеркнут всю твою оставшуюся жизнь. Уж если церковь прощает, то это, как говорится, во веки веков, - пояснил Вороновский и лукаво усмехнулся. - Отмолю грехи, стану праведником, а там, глядишь, при благоприятном стечении обстоятельств приобщусь к лику святых.

- Разыгрываете нас почем зря? - спросил Сергей.

- Отнюдь. История христианства знает подобные примеры. В позапрошлом году здесь же, в Печорах, после ранней обедни я услышал проповедь о Святом Патермуфии. Рассказать?

- Пожалуйста, расскажите, - тотчас отозвалась Лена.

- В четвертом веке в Египте жил злой разбойник Патермуфии, с неизменным постоянством потрошивший только очень состоятельных сограждан... - Вороновский подчеркнуто обращался к Сергею. - Времена тогда были суровые, доброжелатели ему не помогали, поэтому, если под рукой у Патермуфия не было живого клиента, он ночью шел на кладбище, вскрывал богатые могилы, крючьями вытаскивал тела усопших и снимал с них все ценное. Наш герой бесчинствовал до тех пор, пока не убил достойную даму по имени Мокрина, после чего с небес на Патермуфия снизошла благодать, вскоре сделавшая его подвижником, а позднее и праведником. Когда к Патермуфию, удалившемуся от мирских соблазнов в безводную пустыню, являлись совратители, чтобы позвать в вертеп, наш герой сразу же вспоминал псалом "Блажен муж, не ходящий на совет нечестивых", и совратителей словно ветром сдувало. Господь так и сяк испытывал Патермуфия и в конце концов простил все его былые прегрешения, включая и убийство Мокрины, ибо ранняя смерть позволила доброй даме досрочно попасть в райские кущи. Мало того, праведник Патермуфии был награжден даром чудотворения, вследствие чего, подобно самому Создателю, иногда являлся своим ученикам. Учтите эту любопытную подробность, Сережа!