Ричард Длинные Руки - принц - Гай Юлий Орловский

Тучи наконец закрыли половину обозреваемой земли, это как бесконечное заснеженное поле с такой высоты.

Я рассерженно пошел вниз, пробил толстый слой этого отвратительного сырого тумана, внизу мохнатая зелень на выглаженной зелени, это лес на равнинах, зеленые холмы, всюду зеленые…

Сердце дрогнуло, а потом застучало часто-часто. Один из холмов отчетливо выделяется черной вершиной, но увидеть это можно, только когда пролетаешь строго над ним, потому что со всех сторон высокие деревья с раскидистыми кронами, что почти закрывают черную лысину холма. Во всяком случае, если смотреть хоть чуть сбоку, то ничего не увидеть…

Вот сволочь, мелькнула мысль. Как я увидел бы, если не смог бы взлететь? До конца жизни мог бы искать…

Постепенно снижаясь, я сделал большой круг, осматривая места вокруг, затем приблизился к холму со стороны хорошо пробитой дороги. Деревья, как будто их здесь посадили нарочно такие, на редкость могучие, кряжистые и даже высокие, хотя дальше в лесу, где теснота, куда мельче.

Одна из веток даже чиркнула по пузу и поджатым лапам. Я маневрировал, прячась от дороги на случай, если кто увидит, как большая птица нырнула в лес, видать, зайца усмотрела, но чтоб не заметил, как эта птаха превращается в человека.

На землю почти упал, под лапами сухо хрустнуло, а когда я перекатился на бок, превращаясь в человека, захрустело часто и раздраженно, словно давлю десятки, если не сотни куриных яиц.

Земля выжжена до черноты, сухая, будто здесь только что отполыхали страшные пожары, что прожгли землю на ярд, если не больше, ничто и нигде не сохранилось живого…

Я осматривался, топал время от времени, проверяя землю, однако нигде и ничего, а дальше чернота заканчивается, поднимаются могучие деревья, там сыро и много прошлогодней листвы.

Тепловое зрение ничего не дало, как и запаховое.

В исступлении, когда разогрелся от злости так, что череп начал потрескивать, как глиняные черепки в огне, перед глазами поплыло, на черную землю под ногами наложилось видение каменных стен в глубине, ступеней, что ведут вниз огромной мрачной шахты…

Я помотал головой, всмотрелся, пытаясь сфокусироваться, но все качается так, что подкатила тошнота. Я с трудом сглотнул слюну, всмотрелся снова, стараясь контролировать то, что вижу.

Сволочи!

Нащупав, не глядя, кольцо Хиксаны, я повернул его камешком вниз. Под подошвами вместо надежной тверди образовалось отвратительное болото, я с участившимся биением сердца ощутил, как медленно погружаюсь в плотную прокаленную землю. Тело даже ощутило накопившийся в ней жар, что не опаляет, но терпеливо ждет своего часа.

Когда погрузился до бедер, я поспешно сделал несколько частых сильных вдохов-выдохов, гипервентилируя легкие и запасая там кислорода, через пять секунд сдавило живот, а через десять грудь, я запер дыхание и закрыл глаза, с отвращением чувствуя, как лицо вошло в липкую, как мокрая глина, субстанцию.

Погружался долго, так показалось, хотя дыхание могу задержать только на три минуты, да и то лежа в покое, а вот так начинаю задыхаться уже через пару минут…

Глаза не открывал, старался запаховым и тепловым чутьем прощупывать все вокруг, и когда уже грудь ходила ходуном, нечто подсказало, что терпи еще чуть, пустота совсем близко.

Подошвы уперлись в твердое, но я оставался в спекшейся до крепости камня земле, легкие кричат, в голове уже мутится…

Ничего не происходило, я упал, задыхаясь, и в бессильной злости на себя выругался громко и не весьма. Конечно, с моим ростом голова и плечи продолжали оставаться в камне, а все остальное уже оказалось на площадке, где впереди пустота, а стена только через три ярда. Нужно было всего лишь пригнуться…

Отдышавшись, я поднялся на ноги и начал медленный спуск. Ступеньки широкие, но истертые посредине, словно один и тот же человек ходил по ним сотни лет.

ГЛАВА 4

Все-таки я за это время продолжаю развиваться сам, в то же время развиваются и мои чувства. Иногда я стараюсь так, что чуть жилы не лопаются, вон как с телепортацией моих вещей. Но чаще нечто происходит как бы само, хотя и не само. Но я не контролирую, это как взросление или появление каких-то новых гормонов…

Мимо уходила вверх стена, обычная каменная, ничего особенного, так довольно долго я все поднимался в обратную сторону по этой высокой башне, что повернута вниз, или же, говоря нормальным языком, спускался и спускался, а потом вдруг всего осыпало морозом, хотя опасности не ощутил, здесь просто нечто иное…

Стена уже другая, это не камень, не металл, не пластик, не что-то переплавленное и переделанное, ничто из такого не вызовет у меня… благоговения, что ли, но и это слабая тень того, что ощущаю, это сверхпочтение, всеми фибрами чувствую, что это нечто особое, то ли доматерия, из которой состоял Праатом, что бигбангнул и образовал Вселенную, то ли спрессованное до некой поры время…

Внизу проступила призрачная дверь, но когда спустился к ней, она стала твердой и солидной.

— А это вы здесь видели, — пробормотал я и, повернув кольцо камешком вниз, двинулся вперед. — Мы кое-что умеем…

От неожиданности стукнулся лбом, потом еще попытался несколько раз, но не сумел всадить в неведомый материал даже палец.

— …но не все, — буркнул я, — да и то, что знаем, не весьма…

Все попытки проникнуть взглядом, нюхом или слабо прорезающимися новыми чувствами сквозь дверь ни к чему не привели, только разболелась голова, будто я какая-то чувствующая натура или вообще либерал какой.

Затем я долго и тоже тщетно ощупывал дверь на предмет опознавательного устройства — пусть считает мою сетчатку глаза… да что угодно, разрешаю, и убедится, что я не из тех, что бегают с мечами по поверхности и рубят друг друга на куски, хотя меч и у меня, да, но это атрибут, как гитара у панка или кортик у адмирала, хотя ни тот, ни другой пользоваться ими не умеют.

За спиной нечто сухо и пугающе треснуло, словно еще одна дверь захлопнулась с такой легкостью, словно форточка, отрезая мне дорогу обратно. Я замер, напряженно прислушиваясь и всматриваясь через прозрачную дверь. Отчетливо вижу длинный зал, сильно вытянутый. Вдоль стен через равные промежутки горят напольные светильники, между ними поясные портреты в темных массивных рамах. Там, как и здесь, свод тонет во мраке, но я ощутил движение воздуха от взмахов невидимых крыльев.

Дрожь пронеслась по телу: черные тени, что лежали на полу и не двигались, сдвинулись с мест и медленно поползли в мою сторону, расширяя языки и сливаясь друг с другом, чтобы не дать мне проскочить мимо.

Я в ужасе опустился на пол, потом в больной голове, где мысли совсем уж дикие, всплыло имя скайбагера.

— Эркхарта, — сказал я с дрожью в голосе, — ты меня слышишь?

Ответ в моей голове прозвучал почти сразу:

— Даже удивительно как хорошо. Никаких помех. Сигнал чистый и сильный. Где это ты, любопытно.

— А как любопытно мне, — сказал я торопливо. — Послушай, здесь что-то ужасающе древнее. Возможно, из твоей эпохи.

— И что?

— Дорогу перегородила дверь, — сказал я, поглядывая в страхе на темные подползающие тени. — А я не знаю, как пройти. Мне один… друг дал ключ от этих мест, но здесь ничего похожего на дырочку…

— Что за дырочка?.. Ах да, отверстие… Все-таки ты дикарь, хотя иногда кажешься… Ключ нужно взять в правую руку и смотреть на дверь.

— В какую точку? Она громадная.

— Неважно, — ответил равнодушный голос. — Если это правильный ключ, тебя впустят. Этот же ключ годится и дальше…

— А-а-а, — прервал я, надо же успеть показать себя умным и вообще успеть, — так бы и сказала! У нас его просто вешают слева на груди, бэйджик называется. Там все о пользователе!.. И не надо в руке! Дикари какие-то!..

Голос ответил сухо:

— Были времена, когда на людей с бэйджиками, как ты их называешь, охотились и убивали. Приходилось прятать.

— Какие вы дикари, — сказал я с чувством. — Тогда мне все эти глупости понятнее.

Проговаривая все это, я вытащил меч и положил рядом на пол, потряс ножны. Крохотный ключик выпал и запрыгал, звякая, по полу.

В двери что-то неуловимо изменилось, однако она оставалась все такой же монолитной и солидной.

Я взял ключик в руку, плотно зажал в кулаке: пусть лучше прочувствует меня как хозяина, выпрямился и посмотрел державным взглядом на дверь.

Ничего не происходило — то ли не признает, то ли пересчитывает атомы в моем теле и сличает с образцовым сапиенсом, затем… резко и быстро распахнулся длинный зал, ярко освещенный, но там, дальше, уходящий во тьму.

Двери как и не было, словно это силовое поле, оформленное под нее. Я торопливо подобрал меч, к нему уже подобрались черные густые тени, сунул в ножны и пошел осторожно, я по возможности не рисковый, а ключик продолжал сжимать в руке, и только когда уже оказался на середине зала, что и не зал, а уходящий в стену тоннель, рискнул опустить его в карман.