Первый Мир - Андрей Ливадный

По дороге они разговорились.

– Полковник, вы давно командуете гарнизоном Первого Мира? – спросил Иван, рассматривая проносящиеся за окном флайбота вполне понятные и привычные для современного человека пейзажи. Ничего необычного, дорога, деревья, строения, вдалеке – укутанные дымкой горы. Воспоминания мальчика хранили в себе иные эмоции, другие пейзажи.

Кречетов кивнул.

– С самого основания военной базы.

– Может, мой вопрос покажется некорректным, но я удивлен легкостью, с которой нам удалось получить разрешение на исследования. Да и по поводу Гюнтера у меня были большие сомнения – разрешат мне взять его с собой или нет?

– Все достаточно просто, Иван Романович, – ответил полковник Кречетов. – Исследования Арасты, или, как вы только что использовали древний термин, Первого Мира, идут очень сложно. Здесь зачастую не выдерживают ни техника, ни люди. Не скрою, у нас достаточно военных специалистов, но я на собственном опыте не раз убеждался, что свежий взгляд гражданского лица, особенно взгляд увлеченного исследователя, помогает замечать многие детали, которым просто не придается нужного значения.

– И это все причины?

– Конечно же, нет. Вы уже бывали тут и не побоялись вернуться, а в условиях Первого Мира, поверьте, это дорогого стоит. Скажу больше, история с вашим похищением и открытие портала, ведущего на соседнюю, лишенную атмосферы планету, серьезно помогли нам продвинуться вперед; наконец-то начаты эффективные работы по разбору завалов техники на второй планете Ожерелья, что в ближайшем будущем позволит запустить процессы терраформинга. Многие колониальные транспорты уже освобождены от своего скорбного содержимого, отреставрированы и подготовлены к старту. Их планируем использовать как грузовые корабли для сбора и эвакуации боевой техники, в разное время попавшей на планету.

– Очень интересно. И что в итоге?

– В итоге на поверхности второй планеты останутся лишь те объекты, которые принадлежат иным космическим расам.

– То есть та давняя история послужила толчком к разрешению ряда проблем?

– Безусловно. Мы заинтересованы в обнаружении иных порталов, я так же, как вы, Иван Романович, не сомневаюсь, что логриане и инсекты, моделируя систему Ожерелья, планировали соединить все планеты каналами внепространственной транспортировки. Но, к сожалению, Первый Мир не исследован нами и на одну десятую своей площади. Мешают многие факторы, самым губительным из которых является излучение центрального энергетического сгустка. Мы буквально по километру продвигаемся вперед, но повторюсь: очень немногие типы машин, даже специально спроектированные, выдерживают нагрузки, людей же подводит мнительность и страх перед откровенно необъяснимыми явлениями.

– Призраки и тому подобное?

– Да. Но я предпочту называть вещи своими именами, чтобы не поддерживать слухи и не порождать фобии. Призраки – это не более чем энергетические матрицы живых существ. Пространство десятого энергоуровня уникально по своим физическим свойствам, а Первый Мир, обладающий биосферой, добавляет множество явлений природного характера. Здесь непочатый край для исследований, как археологических, так и физических.

– Вы говорите, что техника не выдерживает излучения центрального энергетического сгустка, а почему вы тогда решили, что Гюнтер будет функционировать без сбоев? – спросил Иван.

– Я не уверен. – Полковник взглянул на Шрейба. – Тут назревает своего рода эксперимент, ведь Гюнтер – уже не чистый кибермеханизм, а киборг, верно? Лайкорон, насколько мне известно, – уникальный биосинтетический материал, поглощающий большинство пагубных для машины энергий.

Гюнтер слушал разговор, внимая словам полковника Кречетова, его лишь покоробило, когда речь о нем пошла в третьем лице.

– Гюнтер, не нужно обижаться, – словно прочитав его мысли, произнес полковник. – Мы бы не допустили в пространство Первого Мира чистый сервомеханизм, какими бы качествами тот ни обладал. Решающим стал тот факт, что вы осознаете себя, храните обогащенную приобретенным позже опытом частицу человеческой личности. Вам можно доверять – в этом я уже имел возможность убедиться.

– Спасибо, – сдержав эмоции, ответил Шрейб.

Флайбот тем временем миновал ворота военной базы и припарковался у входа в одноэтажное здание.

– Здесь вы сможете отдохнуть, пока будет доставлено оборудование. По всем текущим вопросам обращайтесь к лейтенанту Громову, он у нас занимается техническим обеспечением дальних экспедиций. И еще советую подумать – понадобится ли вам боевое сопровождение. Просторы Первого Мира далеко не безопасны. Здесь до сих пор проживают изолированные анклавы инсектов и логриан, встречаются опасные формы жизни и представители иных, пока мало известных нам цивилизаций.

– Я подумаю, – кивнул Иван.

Расставшись с Кречетовым, Гюнтер и Иван перенесли ручной багаж в отведенные им помещения.

Говорят, у тех, кто хоть однажды побывал на планетах системы Ожерелья, в корне меняется судьба.

В основном миф, конечно. Но Иван действительно сильно изменился.

Глубокий след в душе и разуме мальчика оставили не страшные события, сопутствующие его похищению, – страх со временем потускнел и воспринимался как фон. Многое ли он понимал тогда, запертый в оболочку скафандра?

Что не тускнело в памяти – это появление Гюнтера, их бегство, бешено захлестнувшее рассудок адреналином, короткий бой и... ощущение соприкосновения с чудом.

Как еще было воспринимать мальчику мгновенные перемещения через пространство меж мирами, величественные руины древнейших цивилизаций, немыслимые нагромождения космических кораблей, практически стертый временем город логриан, соседствующий со шпилевидными, словно приросшими к скалам постройками инсектов, – на Арасте его окружило столько свидетельств древности, что, вернувшись, он уже не задумывался над своим будущим.

Редко когда мечта ребенка воплощается в жизнь.

Потрясение, полученное в Первом Мире, оказалось неизгладимым, Араста часто снилась ему по ночам. И просыпался он не в холодном поту, а, напротив, с чувством соприкосновения со множеством ожидающих своей разгадки тайн.

Однажды он рассказал о своей мечте отцу.

Роман Карлович внимательно выслушал сына и спросил, не оспаривая его мечту, не ставя на ней жирный крест дежурной родительской проповедью, мол, сынок, ты пока очень мал, и стремления твои еще десятки раз поменяются:

– А кем бы ты конкретно хотел стать?

Мальчик на минуту задумался, а затем выпалил со свойственной детям прямотой:

– Я хочу... – Он даже сбился с дыхания. – Я хочу опять попасть туда, папа! Там столько тайн и загадок! Мы с Гюнтером видели таких существ, которых нет ни в одном учебнике экзобиологии, там... там древность.

– Ты хочешь заняться исследованием древних рас? Их историей?

– Нет. Ты не понимаешь. Историю древнего космоса преподают в школе. Я хочу узнать о них что-то новое, путешествовать, делать удивительные открытия, понимаешь? Такие открытия!.. – И вновь Ивану не хватило ни слов, ни эмоций, чтобы передать силу своего стремления.

Роман Карлович обнял сына и произнес:

– Я подумаю.

– Обещаешь? – поднял Иван полный надежды взгляд.

– Обещаю.

Отец сдержал слово. Видя, что с годами стремления сына не меняются, он предложил ему перейти в другую школу, где программа преподавания носила специфический подготовительный уклон, а затем Иван поступил в университет Грюнверка на факультет дальнего космоса, где готовили не узких специалистов в определенной области знаний, а людей, лишенных фобий, способных вести дипломатическую и общеисследовательскую работу в условиях неведомых миров, в окружении чуждых человечеству космических рас.

Ошибочно мнение, что на подобных факультетах готовят либо хороших администраторов, либо романтиков-одиночек.

Учили всему. И выживанию в сверхэкстремальных условиях, и основам психологии первого контакта, и пилотированию космических кораблей разных классов сложности, и альпинизму, и экзобиологии, и истории, как человеческой, так и внеземной.

На самом деле таких людей, как Иван, на всю Обитаемую Галактику можно было насчитать всего несколько тысяч. И дело даже не в отсутствии всяческих фобий, не в уровне физической подготовки – дав ему знания, выносливость, навыки работы с различной техникой, преподаватели сумели не погубить главное – романтику, мечту, жажду открытий. Они сохранили у большинства своих подопечных некую универсальность мышления, что редкость в эпоху думающих машин и повсеместного процветания, находящегося на зыбкой грани с потребительством и вещизмом.

Да, цивилизация динамично развивалась, но это происходило за счет генерации единиц из миллиардов, вот такой была простая арифметика тридцать девятого века.