Мой бывший враг - Елена Алексеевна Шолохова

пожелал скорее поправиться. И мне ничуть не было стыдно за свою мелкую ложь. Хотя по большому счету я не врала – я и правда чувствовала себя больной. Да что там – еле живой. Мне казалось, что внутри разверзлась рана, огромная, кровоточащая, пульсирующая, будто сердце из груди вырвали…

А вокруг все готовились к Новому году. В торговых центрах, на улицах, в универе – всё светилось, мерцало и буквально дышало приближающимся праздником. Только мы с Филимоновой, две страдалицы, сидели в столовой универа и жалели друг друга. Точнее, она меня.

Обычно было как раз наоборот. Я выслушивала, как ей плохо, как Шаламов её не замечает, как она измучилась вся. Утешала Верку как умела. Сначала говорила, что всё само собой как-нибудь уладится. А в последнее время советовала просто забыть его и переключиться на кого-нибудь другого.

Долго думала, говорить ей или нет о том, что он поцеловал какую-то преподшу. Причем не просто поцеловал ради прикола, а что-то между ними было посерьезнее, чем обычный флирт, так мне показалось. Ну и не смогла ей этого рассказать. Решила, к чему сыпать соль? Шаламов и так свел их общение к обычному «привет-привет». Вот если бы они как прежде встречались, а он её обманывал, был бы смысл раскрыть глаза, а так просто – зачем добивать?

Сегодня же я и на утешение оказалась неспособна. Слушала её и сначала кивала, мол, да-да, понимаю, сочувствую. А потом сама едва не расплакалась. И лишь потому, что за соседним столиком сидела влюбленная парочка. Они держали друг друга за руки, щебетали всякие глупости и постоянно целовались. И ведь я по жизни вовсе не завистливая, но видеть сейчас чужую любовь – как ножом по сердцу.

Я закусила нижнюю губу и на несколько секунд зажмурилась, прогоняя выступившие слезы. Филя замолкла, оглянулась на них, недоуменно посмотрела на меня:

– Тань, ты чего? Что случилось?

Я мотнула головой, мол, забей. Но она не отставала:

– Да что с тобой? С учебой плохо? Боишься сессию завалить? На работе проблемы? Или кто-то что-то сказал?

– Меня Дима бросил, – скорбно выдавила я и уткнулась лицом в ладони.

– Как это? Рощин? Бросил? Тебя? Да быть такого не может!

У меня вырвался судорожный всхлип.

– Господи, Танька, да это какой-то бред. Он же тебя так любит.

– Уже нет, – выдохнула я. – Он сам сказал.

– С ума сойти… Так прямо и сказал, что не любит? Но как? Почему?

Я пожала плечами. Филя молчала, заглядывая мне в лицо с жалостливым выражением. Потом, вздохнув, погладила меня по предплечью и пробормотала:

– Ну ничего, как-нибудь всё уладится.

Если бы не искреннее сочувствие в её лице я бы решила, что она меня передразнивает. Но нет, Верка сокрушалась совершенно искренне:

– Да как же так? Он ведь всё для тебя… на всё был готов. Он ведь любил по-настоящему. Жизнью ради тебя рисковал… Я такое только в книгах встречала и в кино. И вдруг ни с того ни с сего разлюбил и бросил?

– Ой, Вер, не береди ты мне душу, и так невыносимо, – простонала я.

Но она продолжала, будто меня не слышала:

– Ты же всего лишь на той неделе рассказывала, что он тебе праздник крутой устроил на день рождения? И что, за два дня разлюбил? Так не бывает. Нет, ладно, я поняла бы, будь он нормальный… – она осеклась. Потом смущенно продолжила: – Я имела в виду другое, извини. Если бы он куда-то ходил, с разными людьми общался, кого-то мог встретить… а так…

Она пожала плечами, типа, странно всё это.

– Ты с ним после этого ещё разговаривала?

Я покачала головой.

– И не звонила? А знаешь, мне почему-то кажется, что он тебя любит. Ну невозможно разлюбить так резко и внезапно. Или у вас что-то произошло плохое? Нет? Ну вот.

– Что – ну вот? Он ушёл, Филя! Ушёл от меня. Сказал, что не может быть больше со мной вместе.

– Не может или не хочет?

– Да какая разница?

– Большая! Может, ему тяжело оттого, что он рядом с тобой такой беспомощный. Оттого, что любимая девушка ему как нянька. А что? Для таких, как он, это знаешь какой удар по самолюбию? А, может, он вообще ушёл… ну, чтобы не быть тебе обузой. А вдруг он слепой навсегда? Вдруг он просто не хочет, чтобы ты свою жизнь губила…

– Он не обуза! – возмутилась я и вдруг вспомнила, что совсем недавно был уже подобный разговор. У нас дома, ночью.

А вдруг Дима тогда не спал и слышал Олесины слова? Да, я затворила двери, и Олеся вроде не кричала, но ночью слышимость очень хорошая. Я же слышу порой, как сосед за стеной бубнит. Да и у слепых, я где-то читала, обостряются все остальные органы чувств. И ведь ушёл-то он на следующий день. А я от горя совсем отупела и даже не сопоставила ничего…

– Вот ему это и скажи, – посоветовала Филя.

– А ты знаешь, я так и сделаю. Вот прям сейчас, – вдохновилась я сразу, теперь уже уверенная, что так всё и есть. Дима меня не разлюбил, а просто решил освободить от себя. Он же и выглядел как плохо в тот день в кафе. И повторял постоянно, что желает мне счастья. Глупенький мой… А я вообще дура.

– Правильно! – поддержала мой порыв Верка.

– Филя, я тебя обожаю. Ты меня просто реанимировала!

Я уже подхватила сумку, чтобы, не теряя ни минуты, мчаться домой к Рощину, но тут у Филимоновой загудел сотовый и от вибрации пополз по столу, а на экране вспыхнула улыбающаяся физиономия Артема Шаламова. Верка округлила глаза и уставилась на меня, разволновавшись не на шутку.

– Артем звонит! Зачем? Что делать?

– Ответь, узнаем, что ему надо.

Верка осторожно, как мину, взяла телефон и приняла звонок.

– Да… привет… – она говорила холодно, типа равнодушно, как я её подучивала. Что он ей говорил – было неслышно из-за шума в столовой. Но явно что-то хорошее, потому что Веркина напускная холодность таяла на глазах. Черт, неужели этот недоделанный Казанова опять начнет морочить ей голову?!

– Серьезно? … А это где? … Не знаю, просто как-то неожиданно… А что там будет? … А кто ещё придет? … Даже не знаю… Ну, не то чтобы…