В 4:50 с вокзала Паддингтон - Агата Кристи

– Я же говорю, нет у меня памяти на время и место. Вот назови вы, скажем. Рождество, – тогда другой разговор, тут я бы смог ответить – есть худо-бедно зацепка. Где я был в день Рождества, мне известно. Мы провели его у отца в Бракемптоне. Зачем – для меня загадка. Ворчит, что наше присутствие дорого ему обходится, а не приезжали бы – тогда бы ворчал, что глаз к нему не кажем. Откровенно говоря, ездим, чтобы порадовать сестру.

– И в этом году там были?

– Да.

– Но отец ваш, к несчастью, расхворался, верно?

Краддок умышленно уводил разговор в сторону, повинуясь профессиональному чутью, которое не раз приходило к нему на выручку.

– Прихворнул. Когда, во славу экономии, живешь, как воробушек, а потом внезапно наешься и напьешься, это не проходит даром.

– Вот как, и это все?

– Конечно. А что еще?

– У его врача, я так понял, были… ну, скажем, сомнения.

– Уж этот мне Куимпер, старый дурень! – Альфред заговорил быстро, пренебрежительно. – Зря вы слушаете его, инспектор. Второго такого паникера свет не видывал.

– Серьезно? А на меня он произвел впечатление здравомыслящего человека.

– То есть круглый болван. Отец же, в сущности, никакой не калека, с сердцем у него – ничего особенного, но Куимпера он морочит как миленького. Понятно, что когда отца в самом деле скрутило, он поднял страшнейший переполох, и Куимпер у него забегал как очумелый, замучил всех расспросами, во все вникал – да что отец съел, да что выпил… сущий балаган!

Все это сказано было с необычайной запальчивостью.

Краддок отвечал довольно продолжительным молчанием, и это возымело действие. Альфред заерзал, метнул на него быстрый взгляд и наконец спросил желчно:

– Ну, так в чем дело? Для чего вам знать, где я был в такую-то пятницу недели три или четыре назад?

– А, значит, помните, что это была пятница?

– Но вы же сами, по-моему, сказали.

– Да? Возможно, – сказал инспектор Краддок. – Во всяком случае, день, о котором я спрашиваю – пятница, двадцатое.

– Зачем вам?

– Обычная формальность в ходе расследования.

– Вздор. Вы что, еще что-нибудь выяснили насчет этой женщины? Насчет того, откуда она взялась?

– Пока мы не владеем полной информацией.

Альфред бросил на него зоркий взгляд.

– Надеюсь, вы не дали Эмме ввести себя в заблуждение этой дикой теорией, что будто бы убитая – вдова моего брата Эдмунда. Это полная чушь.

– К вам эта самая Мартина не пробовала обращаться?

– Ко мне? Еще чего! Не смешите меня!

– Думаете, ей было бы более естественно обратиться к вашему брату Гарольду?

– Гораздо! Его имя то и дело мелькает в газетах. Живет в достатке. Неудивительно, если бы у такого задумали поживиться. Другое дело, что ничего бы из этого не вышло. Гарольд по скупости не уступит отцу. Кто у нас добренький в семействе, так это Эмма, и, что тоже немаловажно, она была у Эдмунда любимой сестрой. Но при всем том Эмма вовсе не из легковерных. Она вполне отдавала себе отчет, что это дама может оказаться мошенницей. Заранее предусмотрела, чтобы на встрече присутствовала вся семья – да плюс еще холодный, жесткий адвокат.

– Весьма разумно, – сказал Краддок. – И встреча была назначена на определенное число?

– Она должна была состояться сразу после Рождества. В конце недели, начиная с двадцать седьмого… – Он осекся.

– Ага, – сказал Краддок приветливо, – я вижу, некоторые даты не лишены для вас значения.

– Я же сказал, точный день назначен не был.

– Но разговор на эту тему был – когда?

– Ей-богу, не помню.

– И что вы делали в пятницу двадцатого декабря, сказать тоже не можете.

– Сожалею – абсолютный провал в голове.

– И тетрадь с записями дел на каждый день не ведете.

– Терпеть их не могу.

– Последняя пятница перед Рождеством – не так уж сложно, казалось бы.

– Был день, когда я играл в гольф с нужным человеком. – Альфред покрутил головой. – Нет, то было неделей раньше. Не исключено, что просто слонялся без особой цели. Я не жалею на это времени. Убедился, что в барах дело провернешь успешно как нигде.

– А тамошние завсегдатаи, приятели ваши, не могли бы помочь?

– Нет, отчего же. Я у них поспрошаю. Буду стараться по мере сил.

Теперь, казалось, Альфред чувствовал себя более уверенно.

– Я не могу сказать вам, что делал в тот день, – продолжал он, – зато скажу точно, чего не делал. Не убивал никого в Долгом амбаре.

– Что это вы вдруг, мистер Кракенторп?

– Да полно вам, дорогой инспектор. Вы же расследуете это убийство, так? И когда начинаете интересоваться, мол, где вы были в такой-то день и такой-то час, из этого следует, что круг сужается. Любопытно, что навело вас именно на эту пятницу, двадцатого, и это время – от ланча до полуночи? Не медицинское же освидетельствование – сколько времени прошло! Кто-нибудь видел в тот день, как покойница украдкой пробирается в амбар? Войти, дескать, вошла, а выйти – не вышла, и так далее? Угадал?

Черные, живые глаза так и впились в инспектора, но инспектор Краддок был человек тертый, какого нахрапом не возьмешь.

– Боюсь, что вынужден предоставить вам гадать и дальше, – сказал он добродушно.

– До чего в полиции любят скрытничать!

– Не только в полиции. Думаю, мистер Кракенторп, если б вам постараться, вы вспомнили бы, чем занимались в ту пятницу. Конечно, у вас могут быть причины уклоняться…

– На эту удочку меня не поймать, инспектор. Да, разумеется, очень подозрительно, что я не помню, – весьма и весьма, но что поделаешь! Хотя – минуточку! Я же на той неделе ездил в Лидс, останавливался в гостинице неподалеку от ратуши – не припомню, как называется, но это вам установить совсем просто. Это могло быть как раз в ту пятницу.

– Проверим, – бесстрастно сказал инспектор.

Он встал.

– Обидно, что наше сотрудничество оказалось столь малопродуктивным, мистер Кракенторп.

– А мне как обидно! Вот вам, понимаете ли, Седрик с железным алиби на своей Ивисе и Гарольд, у которого весь день, без сомнения, расписан по часам, – то деловая встреча, то официальный обед, и вот он я, – без всякого алиби. Печально. И все это – такая глупость! Я уже вам сказал, я людей не убиваю. Да и зачем мне убивать какую-то неизвестную женщину? С какой целью? Даже если предположить, что убитая – вдова Эдмунда, ради чего бы кто-то из нас вздумал ее прикончить? Добро бы еще она за Гарольда вышла во время войны и неожиданно объявилась снова, тогда для добропорядочного Гарольда это могло бы представлять неудобство – двоеженство и тому подобное. Но Эдмунд? Да мы бы только порадовались, заставив папашу раскошелиться немного на ее содержание и приличную школу для ее парня. Отец и рвал бы, и метал, но как откажешься, – неудобно. Так вы не выпьете на посошок, инспектор? Уверены? Что ж, очень жаль, что не смог быть вам полезен.

III

– Послушайте, сэр, знаете что?

Инспектор Краддок оглянулся на своего взволнованного сержанта.

– Да, Уэзеролл, в чем дело?

– Я его вычислил, сэр. Этого господинчика. Думал, думал – никак, и вдруг осенило. Это же он был замешан в истории с консервами вместе с Дикки Роджерсом! Так и не уличили его ни в чем – сумел вывернуться. И в Сохо кое с кем сообща крутил дела. Скандал с часами, махинации с соверенами в Италии.

Конечно! Теперь Краддок сообразил, почему с самого начала физиономия Альфреда показалась ему смутно знакомой. Все это было мелкое жульничество, доказать ничего не удалось ни разу. Альфред предпочитал держаться на обочине аферы, с невинным и внешне убедительным доводом, объясняющим его причастность к ней. Но полиция не сомневалась, что свой доход – пусть небольшой, но постоянный – от этих делишек он имеет.

– Это отчасти проливает свет на положение вещей, – сказал Краддок.

– Считаете, его рук дело?

– Я не сказал бы, что он по типу их тех, кто совершит убийство. Но это объясняет другое – что помешало ему предъявить мне свое алиби.

– Да, в этом смысле, похоже, дела его швах.

– Как раз нет, – сказал Краддок. – Совсем неглупо вести такую линию – твердо заявить, что не помнишь, и точка. Разве мало таких, кто не упомнит, что делал и где был всего неделю назад? Особенно хорош этот метод, когда ты не жаждешь привлекать внимание к тому, как и с кем проводишь время, общаясь, например, в шоферской забегаловке с дружками Дикки Роджерса.

– Так, думаете, он чист?

– Пока еще я не готов так думать ни о ком, – сказал инспектор Краддок. – Над этим требуется работать, Уэзеролл.

Вновь сидя у себя за письменным столом, Краддок, морща лоб, набрасывал в лежащем перед ним блокноте короткие заметки.

«Убийца (писал он). – Мужчина, высокий, волосы темные.

Жертва?– Одна возможность – Мартина, подружка или вдова Эдмунда Кракенторпа. Другая возможность – Анна Стравинская. Выпала из обращения в подходящее время, подходит по возрасту, внешним приметам и так далее. Связь с Резерфорд-Холлом по имеющимся данным отсутствует.