Убийство Адама Пенхаллоу - Джорджетт Хейер

Барт все рассказал брату, и Конрад согласился, что Джимми давно пора намять бока. Однако он был настолько против этой женитьбы, что дружба их дала трещину, лишь подтвердив подозрения домочадцев относительно намерений Барта. Пенхаллоу поделился новостями только с женой с единственной целью переложить вину на ее хрупкие плечи. Зачем она приблизила к себе Лавди, дав той повод вообразить о себе черт знает что? Сидела бы девчонка в кухне, и Барт в ее сторону даже не поглядел бы. Фейт отказывалась верить, но узнав, что слухи о женитьбе – не домыслы Юджина и Барт во всем признался, ударилась в слезы. Муж разъярился и запустил в нее книгой. Нанесенный ущерб был не так уж велик, однако Фейт настолько оскорбляло малейшее насилие, что она чуть не упала в обморок. Пенхаллоу посоветовал ей глотнуть виски, но Фейт, содрогнувшись, чуть слышно прошептала:

– Нет.

– Не смотри на меня, как дух бесплотный! – воскликнул Пенхаллоу. – Ведешь себя как дура. Пора бы знать, что я терпеть не могу, когда распускают нюни!

– Ты ударил меня! – всхлипнула Фейт.

Полетевшая в нее книга обидела ее больше, чем самое язвительное замечание мужа. Она была потрясена – раньше Пенхаллоу никогда не поднимал на нее руку, и Фейт наивно полагала, что на подобное способен лишь последний негодяй, погрязший в безнравственности.

– Да брось ты, – усмехнулся Пенхаллоу. – Я просто бросил в тебя книгу, а ты сама напросилась, черт бы тебя побрал! Нечего тут изображать страдающую принцессу, будто я колочу тебя каждый день! А надо бы! Вечно хнычешь, жалуешься и манерничаешь, прямо с души воротит. Что хорошего я от тебя видел? Ай, прости, совсем забыл. Ты наградила меня сыном! И каким сыном, черт побери! Худосочной бестолочью, которая не может отличить породистую лошадь от захудалой клячи и трясется при виде трехфутового барьера! Если бы я не был таким мягкосердечным дураком, давно умыл бы руки и отправил его на все четыре стороны!

Фейт сразу забыла обиды и воскликнула:

– Так сделай это! Для него нет ничего страшнее, чем жить в доме, где его все презирают!

– Чтобы он позорил мое доброе имя? Нет! Он останется здесь, под моим присмотром, и выучится всему, что должен уметь Пенхаллоу. Если Рэймонд не захочет с ним возиться, так Барт его вышколит за милую душу. Он, конечно, наездник похуже Рэймонда, но хотя бы излечит мальчишку от трусости. Не брать в голову и ничего не бояться – вот чему я учил своих сыновей! И стоит им только вскочить в седло, как всем становится ясно, что с ними шутки плохи! Кроме разве что этой твоей профурсетки.

– Адам! На свете есть что-то кроме лошадей!

– А что еще? Женщины, но ведь этот тюфяк и на них не смотрит.

– Он и мой сын тоже! – воскликнула Фейт, нервно сжимая руки. – Ты его совсем не понимаешь! И никогда не старался понять! Он весь в меня – не терпит грубости, теряется, когда на него кричат. А ты всегда с ним так грубо обращался! Если бы я не уговорила тебя отправить его учиться, ты бы уже давно сломил его дух!

– Вздор! Там и ломать-то нечего!

– Нет, есть! – истерично вскрикнула Фейт. – Но у него деликатная, нервная натура, а ты обращаешься с ним без сочувствия! Поощряешь насмешки и издевательства! Заставляешь Клэя заниматься тем, что он ненавидит! И не желаешь понимать, как это губительно для его нервной системы!

– Вот она, современная молодежь, – усмехнулся Пенхаллоу. – Ничего, попрыгает через барьеры и забудет про свои нервы.

– Адам, умоляю тебя, позволь Клэю доучиться в Кембридже и самостоятельно выбрать профессию!

– Опять ты за старое? Пусть немного отдохнет, но работать он будет у Клиффорда, заруби себе на носу! Он мне еще спасибо скажет. Какого черта мы опять толкуем о Клэе? С ним все в порядке. Сейчас меня больше волнует Барт и девка, которую ты забрала с кухни.

Фейт порывисто вскочила:

– Тебе наплевать на Клэя, Адам! А мне дела нет до Барта и его делишек. По мне, так Лавди даже слишком хороша для него!

Она двинулась к двери, но крик мужа заставил ее испуганно оглянуться:

– Вернись! Я еще не все сказал.

– Нет. С меня хватит.

Фейт попыталась открыть дверь, и тогда он с угрозой произнес:

– Если ты уйдешь без моего разрешения, я тебя все равно верну. Прикажу Джимми притащить тебя обратно.

Беспомощно всхлипнув, Фейт с ужасом посмотрела на Пенхаллоу.

– Ты сошел с ума, – прошептала она.

– Иди сюда!

Фейт неохотно приблизилась к кровати. Схватив жену за руку, Пенхаллоу рывком усадил ее на постель, и она застыла, вся дрожа.

– Послушай меня, Фейт, моя девочка. Ты, конечно, сглупила с этой Лавди, но сделанного не вернешь. Но если я узнаю, что ты подначиваешь ее женить на себе Барта, ты у меня пожалеешь, что на свет родилась. Поняла?

– Да. Я не хочу, чтобы она вышла замуж за Барта! Зачем мне подначивать?

– Потому что ты сентиментальная дурочка! Нечего смотреть на меня, как кролик на удава. Не таким уж плохим мужем я был тебе все эти годы.

– Иногда мне кажется, что ты убил во мне душу!

– Убирайся немедленно, чтоб тебе провалиться! – заорал он. – Душу ее убил, видите ли! В какой паршивой книжонке ты это вычитала? Иди ко всем чертям! Слышала? Вон отсюда!

Вскочив с кровати, Фейт торопливо вышла из комнаты, сознавая, что опять не смогла помочь Клэю. В холле остановилась перед портретом Рейчел. Уж она-то не спасовала бы перед мужем. Жесткий взгляд нарисованных глаз как бы говорил ей: «Ну и дура же ты! До сих пор не научилась обращаться с Пенхаллоу?»

Фейт стала размышлять о новом несчастье, свалившемся на их семью. Хотя она и сказала в запальчивости мужу, что Лавди слишком хороша для Барта, мысль о его женитьбе шокировала ее. Одно дело приблизить девчонку к себе как любимую горничную и совсем другое – стать с ней на равных в качестве свекрови. И потом, выйдя замуж за Барта, она наверняка уедет из Тревеллина, оставив хозяйку без всякой поддержки. На Клэя надежды мало – он слишком озабочен собственной жизнью. Фейт почувствовала себя покинутой и, стоя посередине холла, глотала горькие слезы, медленно катившиеся из глаз. Она предчувствовала, что семья ополчится на нее из-за этой истории. Лавди поступила коварно, злоупотребила ее доверием и, вероятно, только притворялась, что сочувствует ей, ведя свою тонкую игру.

Однако это в сравнение не шло с тем кошмаром, который произошел в спальне Пенхаллоу. Присовокупив случившееся ко всем его прежним жестокостям (хотя за ним не числилось физическое насилие) и вспомнив, как безупречно она выполняла свой долг за двадцать лет замужества, Фейт сочла себя безвинной страдалицей. В ней настолько укоренилась привычка к самообману, что она была не способна видеть собственные недостатки. Начав супружескую жизнь с нелепого представления, что приличный муж обязан считать жену совершенством, холить и лелеять ее, она так и не изменила убеждений. А поскольку Пенхаллоу не соответствовал ее идеалу, она возомнила себя мученицей. Фейт принадлежала к тем женщинам, которые хотят видеть в муже любовника и отца в одном лице. Поэтому ее всегда влекло к мужчинам гораздо старше себя, и в итоге она попала в ловушку, выйдя замуж за Адама. Он не оправдал надежд Фейт, а ее вялый темперамент и недостаток ума не позволили ей искать причины своих неудач в себе.

Услышав приближающиеся шаги, Фейт вышла в сад, где к ней вскоре присоединился Клэй, нетерпеливо ожидавший, чем закончится разговор матери с отцом. Взглянув на Фейт, он сразу понял, что ее миссия провалилась.

– О боже, – пробормотал Клэй, шлепнувшись на скамью и уныло уставившись на бордюр из фуксий.

Мать села рядом и, приложив к покрасневшим глазам платок, сказала:

– Я сделала все возможное. Но он и слушать ничего не хочет.

Клэй помолчал, кривя рот и нервно потирая руки. Потом тихо произнес:

– Мама! Я этого не вынесу.

– А может, работа окажется не столь уж противной? Клиффорд славный. Он будет добр к тебе, и я уверена…

– Дело не в работе, хотя меня от нее тошнит. Здесь я жить не смогу.

– Но ты же будешь тут со мной, солнышко. Кто знает, как все обернется?

– Мама, я… ненавижу отца, – тихо промолвил Клэй.

– Дорогой, ты не должен так говорить!

– Он тоже ненавидит меня и превратит мою жизнь в ад. И близнецы постараются. Сейчас еще ничего, но когда начнется охотничий сезон! Они заставят меня скакать на самых буйных жеребцах, будут изводить советами, насмехаться. Послушать Рэймонда, так неумение брать барьер – преступление похуже, чем ограбить банк. Я ненавижу лошадей и охоту! Но разве я могу сказать, что осуждаю их кровавые развлечения? Представляю, что начнется! Они все кажутся мне дикарями, но что я могу сделать?

– Я сама всегда боялась лошадей, – бестактно поддержала его мать.

Клэй покраснел и высокомерно заметил:

– Дело не в боязни. Я просто не одобряю подобного рода развлечений. А люди не в состоянии этого понять! Их интересует только охота! Если тебе не повезло и ты родился Пенхаллоу, то обязан скакать как бешеный, рискуя сломать себе шею! А если не захочешь брать барьер, тебя объявят трусом и засмеют. По правде говоря, с прыжками у меня связаны дурные предчувствия.