Убийство Адама Пенхаллоу - Джорджетт Хейер

– А может, дать Клэю моего Аякса? – предложила Клара. – Он солидный, без норова.

– Вы, тетя Клара, заливаете прямо как конский барышник! – засмеялся Барт. – Он же необъезженный! Ладно, я сам займусь Клэем. У меня для него есть маленькая смирная лошадка, как раз то, что нужно.

В голове у Клэя вдруг зародилась фантастическая идея. А если взять и высказать все начистоту? Он терпеть не может лошадей, ненавидит охоту, боится прыгать даже через самый низкий барьер и при виде живой изгороди немедленно представляет, как будет лежать под ней со сломанной шеей. Конечно, на подобное он вряд ли отважится, ведь даже от одной мысли у него обрывалось все внутри, но помечтать было приятно.

Все остальные были поглощены лошадиным дефиле. Финис, стоявший рядом с Ингрэмом, с видом знатока оценивал каждую лошадь. Клиффорд с энтузиазмом объяснял своей безучастной супруге достоинства новой конюшни. Викарий и Пенхаллоу предавались воспоминаниям об охоте. Делия, придерживая руками шляпку и боа из перьев, не отходила от Рэймонда. Она восторженно вскрикивала, задавала дурацкие вопросы и получала на них отрывисто-грубоватые ответы. Пенхаллоу высказывал критические замечания или требовал объяснений от Рэймонда или Ингрэма. Старик прекрасно разбирался в лошадях, но им, как обычно, овладел злой бес противоречия, и он стал язвить. Любимую кобылу Рэймонда назвал узкогрудой, Ингрэму заявил, что его вороной мерин подволакивает передние ноги, а остальных лошадей наградил целым букетом уничижительных характеристик, формулируя их самым причудливым образом: одна у него была плоскобокая, другая с гусиным задом, третья с кривыми поджилками, четвертая с павлиньим норовом, а пятая и вовсе с тараканьей спиной. Братья обменялись многозначительными взглядами, после чего Ингрэм попытался протестовать, а Рэймонд просто презрительно отвернулся.

Когда с конюшней было покончено, вся компания снова расселась по машинам и двинулась к конезаводу. Загон, где содержался Демон, был как раз по дороге, и все остановились, чтобы полюбоваться на это чудо природы. Опытный глаз Пенхаллоу безошибочно выделил его из стада, и поскольку за этим не последовало никаких замечаний, стало ясно, что он признал победу старшего сына. Все, кроме Фейт, сочли своим долгом выразить восхищение. Мисс Оттери сказала, что у жеребеночка такая хорошенькая головка. Никто не прореагировал, пока викарий не заявил, что тоже придерживается мнения, что главное у лошади – голова. Клэй привел всех в ужас, предположив, что у жеребенка слишком прямые плечи. Последовал шквал возмущенных возгласов и насмешек, который лишь усилился, когда выяснилось, что он смотрел не на ту лошадь. Даже викарий, снисходительно усмехнувшись, сказал, что истинный Пенхаллоу никогда бы не совершил подобной ошибки. Покраснев до ушей, Клэй стал представлять, как убьет братцев, после чего покончит жизнь самоубийством, а Пенхаллоу в очередной раз выразил сомнение в своем отцовстве.

После знакомства с конезаводом, где Пенхаллоу оскорбил чувства жены, принявшись обсуждать с конюхом подробности спаривания кобыл, гости решили, что пора по домам. Компания вернулась в дом, где хозяин немедленно отбыл ко сну, велев Клиффорду проводить его в спальню. Викарий выразил желание прогуляться домой пешком, а брата и сестру Оттери повез в Бодмин младший садовник. Фейт поднялась наверх, чтобы смочить одеколоном виски, Барт улизнул в классную комнату, надеясь увидеться с Лавди, а Ингрэм отбыл вместе с Майрой в Дауэр-Хаус, предварительно заявив Рэймонду, что старик совсем плох.

Адам, как и следовало ожидать, был в полном изнеможении от своих эскапад и пребывал в отвратительном расположении духа. Однако он нашел в себе силы поговорить с Клиффордом о будущем Клэя. Как только Адама раздели и уложили в постель, он, подкрепившись виски с содовой, послал Джимми за своим злополучным сыном и в самых жестких выражениях потребовал, чтобы тот незамедлительно занялся изучением права. Противостоять столь мощному напору несчастный юнец не решился, и Пенхаллоу отпустил их с Клиффордом. Но вместо того чтобы наслаждаться заслуженным отдыхом, вдруг вспомнил о гипотетической помолвке Барта и решил разобраться с молодым дуралеем. В кухне снова зазвенел звонок, и Джимми отправили с новым заданием. Однако Барта он не нашел, о чем и доложил хозяину. Это лишь раззадорило Пенхаллоу, и вскоре все слуги были отправлены на поиски. Рубен, Сибилла, Марта, Джимми, четверо горничных, кухарка и поденщица из деревни стали бегать по дому, призывая мистера Барта и повергая в отчаяние домочадцев, решивших вздремнуть перед ужином. Барт, улучив момент, выбрался из классной комнаты и поспешил в спальню отца, не удосужившись сообщить об этом разыскной команде, которая неутомимо продолжала поиски, в результате чего ужин задержали на три четверти часа.

Барт догадался, зачем его ищут, и приготовился следовать указаниям Лавди. Однако Пенхаллоу, разозленный долгим ожиданием, не стал церемониться и с порога ошарашил его заявлением, что прекрасно знает, где он прячется со своей сучкой.

Барт, возмущенный подобным обращением, побагровел и вызывающе запрокинул голову.

– О ком ты, черт побери?

– Он еще спрашивает, наглый щенок! – загремел Пенхаллоу. – Сам знаешь, о ком. О Лавди Тревизин, от которой ты только что явился!

– Ну и что? – сразу же перешел на крик Барт. – Даже если и так? Кому какое дело?

Смерив его злобным взглядом, Пенхаллоу ответил уже тоном пониже:

– Смотря что у вас на уме. По дому ходят слухи, будто ты собираешься жениться на этой девчонке.

Отвернувшись, Барт изо всех сил пнул полено, тлеющее в камине. Оно вспыхнуло и переломилось пополам.

– Знаю я, откуда ветер дует. Ублюдок Джимми постарался. Зачем ты слушаешь этого подлеца?

– Я и без него все знаю. Послушай меня, мой мальчик. Я не возражаю, чтобы ты трахал эту девку. На твоем месте я бы тоже не отказался. Но о женитьбе даже не помышляй! Она, конечно, хорошенькая, умеет себя подать и говорит неплохо, но все равно тебе не ровня! Лавди – племянница моего дворецкого, и если Сибилла не врет, ее мать была доступна, как кресло брадобрея, пока лопух Тревизин не покрыл все ее грехи женитьбой. У твоей зазнобы дурная наследственность!

– В таком случае и у меня она не лучше.

– Не хами отцу! Ясно, что кровь у тебя играет, такая уж у нас порода, но это не значит, что надо жениться на первой попавшейся смазливой девчонке. Если она пытается окрутить тебя, сразу скажи, и я быстро разберусь с ней.

– Она не пытается, – отрезал Барт, стараясь сдерживать себя. – Лавди не из таких. У нас с ней вообще ничего не было.

Пенхаллоу недоверчиво прищурился:

– Неужели?

– Это правда.

Пенхаллоу с размаху ударил кулаком по столу, и графин со стаканом жалобно зазвенели.

– Тогда что ты тут комедию ломаешь?

– Я не ломаю.

– Не смей врать! Я не вчера родился!

– Хорошо. Я собираюсь жениться на ней, и пошли вы все к черту!

Пенхаллоу подскочил на кровати и, тяжело дыша, впился взглядом в Барта. Потом откинулся на подушки и допил оставшееся виски. Поставив стакан на стол, он медленно произнес:

– Жениться надумал? Мы еще посмотрим!

– Ты не сможешь помешать мне.

– Еще как смогу, мой мальчик. Ладно, закончим балаган. Ты не женишься на племяннице моего слуги! Девчонка морочит тебе голову, делает вид, будто заполучить ее можно, только надев ей на пальчик обручальное колечко. Не слушай Лавди! Какой смысл жениться ради того, чтобы переспать с девкой? Если она такая добропорядочная, так в море много другой рыбешки. Оставь ее в покое. Рубену не понравится, если ты спутаешься с его племянницей, а я бы не хотел огорчать старика. Мы же выросли вместе!

– Я женюсь на ней! – заявил Барт.

Подобное упорство разъярило Пенхаллоу, и он принялся поносить сына, сотрясая стены громогласными выкриками. На Барта обрушились потоки брани, угроз и язвительных насмешек, которые очень скоро вывели его из себя и заставили огрызаться с неменьшей ожесточенностью.

Внезапно отец замолчал. Его лицо побагровело, и он захрипел. Барт смотрел на него бешеными глазами, воинственно выпятив нижнюю губу. Ему показалось, что сейчас отца хватит удар. Однако Пенхаллоу очень скоро пришел в себя, и его щеки обрели прежний цвет. Будучи человеком неглупым, он быстро сообразил, что криком и руганью ничего не добьешься. Барт очень походил на своего родителя, и упрямства ему было не занимать.

– Ладно, хватит! – хрипло произнес он. – Чертов сопляк! Подойди ко мне!

– Зачем? – мрачно спросил Барт.

– Затем, что отец велит!

Барт пожал плечами и приблизился к кровати. Схватив сына за руку, Пенхаллоу рывком усадил его на край кровати и вцепился ему в колено. Барт настороженно взглянул на отца.

– Ну так что?

– Черт, ты самый лучший из всей моей своры! Правда, наглый и без мозгов, но в тебе больше моего, чем в любом из них. Барт, мальчик мой, не будем ссориться! Если верить Лифтону, то мне уже недолго осталось.