Антоша, вставай - Михаил Михайлович Сердюков

каждой по полмиллиона. Я все еще не знал, что с ними делать, поэтому, найдя коробку от старых туфель Карги, сложил туда свой куш и убрал в шкаф к своим вещам.

Полдесятого. Я уже полчаса как должен был быть на работе. На экране светились пропущенные звонки от Сергея Валерьевича и матери. Я замешкался. Мне не хотелось подводить шефа, но и на работу я не рвался. Правильно было бы поехать в больницу к матери, но я боялся, что она будет орать как резаная и требовать объяснений, почему я все это время не брал трубку. Мне было сложно решить, что делать дальше. Наверное, стоило придумать что-нибудь в свое оправдание. Из-за страха осуждения шефом я предпочел забить на работу и в итоге понял, что идти никуда не собираюсь. Если работу я мог отложить, то ощущение голода нет. Живот урчал. Я заглянул в холодильник и нашел там остатки колбасы, картошку и вареные яйца.

Я не помнил, когда ел последний раз, но еда на столе не возбуждала аппетита. Усевшись на кухне в одних трусах, я положил в рот кусок докторской колбасы и принялся неохотно жевать ее. Вспыхивали отрывки вчерашнего разговора с Борисовичем:

— На эти бабки ты можешь снять пятьдесят топовых девок!

Эти слова жутко возбудили меня. Я почувствовал, как приятный ветерок поднялся от паха к животу. Мне подумалось, что чьи-то губы свернулись в дудочку и нежно обдувают мои внутренности. Возникла мысль выпустить пар, но я удержался.

"Если у меня есть бабки, чтобы покувыркаться с какой-нибудь девочкой, то почему бы не воспользоваться этим?” — услышал я слова в своей голове.

Страх раздеться перед другим человеком был таким сильным, что я выгонял мысли о физической близости с кем-то, кроме моей руки. Но и желание побыть в объятиях сочной цыпы — не отпускало.

В дверь громко постучали, а потом несколько раз надавили на звонок. Я будто вынырнул из вонючего болота своих мыслей. Ударив себя по голове, отбросил колбасу в сторону и побежал в комнату, чтобы хоть как-то прикрыться свои трусняки. Сердце бешено билось.

— Антоша, ёперный театр, открывай, я знаю, что ты дома!

Снова громкий стук и звонок в дверь.

— Антоша! — через дверь звучал голос Тамары Тимофеевны. — Пожалей мать, она в больнице уже второй день! Ну етить-колотить!

Я натянул спортивные штаны "Адидас” и вытянутую футболку с маленькими дырками на груди. Тяжело топая, побежал в коридор. Услышав, что я открываю замок, соседка утихомирилась и перестала рваться в квартиру.

— Антоша, это очень серьезно, — сказала женщина в образовавшуюся щель. — Очень.

Когда дверь была полностью открыта, Тамара Тимофеевна подалась вперед, чтобы войти, но, скривив нос, осталась на пороге.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы успокоиться и продолжить разговор.

— Светочка в больнице. Случилось самое страшное — она сломала шейку бедра.

Говорила Тамара Тимофеевна спокойно и твердо, так же, как учитель геометрии рассказывал нам про теорему Пифагора.

— Если не сделать операцию, то будет лежачая. Вставать больше с кровати не сможет. Придется тебе тогда, Антоша, за ней ухаживать: купать, кормить с ложечки, менять подгузники. Работать ты не сможешь. Будешь к квартире привязан. Даже боюсь подумать, как вы жить тогда будете, если у тебя работы не будет. У нее же пенсия совсем маленькая, а вас двое. Ой-ой-ой, Антоша, — ее твердый голос поплыл.

Тамара Тимофеевна взялась за голову и закачала ею из стороны в сторону. Вместо того чтобы слушать Тимофеевну, я изучал облезлые бубенчики на ее тапках.

— Антоша? Ты понимаешь, что нужно матери сделать операцию? Иначе беда. — Она толкнула меня, стараясь обратить на себя внимания.

Я поднял глаза. Она нервно поправляла свои светлые кудри. Я только сейчас присмотрелся к ней. Ее лицо было старым. Дряблая кожа висела на тонком безжизненном лице. Она одной ногой была в могиле и напоминала ходячий труп. Тамара Тимофеевна была щупленькой, но на удивление бойкой женщиной. Жила она одна, поэтому совала свой нос в дела всех живущих в доме. Весной возилась у подъезда с деревьями и кустами, пыталась украсить двор и всегда общалась со всеми прохожими: то что добренькое скажет, то набросится как злая дворняга. Быть может, поэтому она еще была в тонусе?

— Нужна операция, Антон. Обязательно нужна, — она начала вздыхать, так же, как это делала Старуха.

Я съежился, представив, что меня отчитывает мать.

— Светочка сказала, что у нее на книжке есть тридцать тысяч, а операция стоит семьдесят. Антоша, нужно обязательно найти еще сорок. Сегодня. Понимаешь? Иначе беда, — она хныкнула. — Мать говорит, чтобы ты попросил Сергея Валерьевича дать тебе аванс, хорошенько попросил. Ей стыдно звонить самой, а тебя он жаловал. Говорит, что доволен твоей работой. Попроси начальника дать тебе аванс — сорок тысяч. Он уже знает, что мать в больнице, поймет, даст. Точно поймет, ты, главное, попроси.

Я вспомнил про пропущенный звонок от шефа, и мне стало неудобно.

— Ну, я не знаю, как это — просить Сергея Валерьевича? Он же меня заругает, что я сегодня на работу не вышел.

— Ох, беда, Антоша. Что ж ты делаешь. Еще и работу прогуливаешь, когда твоей матушке помощь-то нужна, — она собрала руки на груди. — Звони ему, срочно звони, в ноги кланяйся, говори, что в больнице был, мать подтвердит. Он поймет. Нельзя ее в беде такой оставлять. Срочно звони!

Я завис, перебирая непонятные мне мысли. Они крутились, как в игровом автомате, обещая показать джекпот. Меня словно кто-то клюнул, и игровой автомат показал комбо из трех трубок телефона. Я пошел за своим Ксиоми. Тамара Тимофеевна, держа руку у носа, последовала за мной. От каждого моего шага звенел хрусталь Старухи, а вот шаги соседки были беззвучными, точно она ниндзя. Когда сотовый был у меня в руках, я обернулся и вопросительно посмотрел на соседку. Та посинела, съежилась и вообще выглядела неважно. Она кивнула, чтобы я набрал номер. Я услышал лишь два гудка до того, как Валерьевич ответил на звонок:

— Слушаю, — это было не приветствие, а удар топором по шее.

— Я, я… я был у матери в больнице, — протянул я. — Прошу прощения, что не взял трубку.

Тамара Тимофеевна одобрительно кивнула.

— Теперь хочу приехать на работу. Можно?

— Антон, ты за дурака меня держишь? Какая нахер больница? Твоя мать тебя уже обыскалась, телефон мне поломала. Звонит каждые полчаса, а ты мне сейчас решил нассать в уши, что был у нее? — он замолк.

— Сергей Валерьевич, я исправлюсь, разрешите мне приехать на работу. Я буду хорошо работать.

Соседка внимательно