Вегетация - Алексей Викторович Иванов

нужны очень многим в городах. Так что охота с дронов запрещена.

Серёга не знал, о чём спросить: ему всё было ясно, и потому злился, что не участвует в разговоре. Маринка снова уткнулась лицом в бинокль.

От верхнего склада до края лесосеки было не близко — лесосека постоянно и неудержимо отползала вдаль. По зоне рубки уже прошлись хищные риперы, выкосили мелкий подрост, и оставшиеся деревья казались очень одинокими, хотя стояли в толпе собратьев, — будто бы это была толпа обречённых на казнь, ведь каждого из них будут убивать отдельно. Огромные комбайны-харвестеры на растопыренных ногах подходили к большому дереву и вытягивали вверх лапу с чокером. Чокер сжимался вокруг ствола, откусывая вершину, и ехал по стволу вниз, сшибая ветви. Дерево превращалось в столб. Харвер выпускал его из захвата и срезал у корня пилой. Готовое бревно с шумом валилось на землю.

Харверы двигались вперёд, в глубь леса, а за ними шагали форвардеры — трелёвочные машины. Длинными манипуляторами они поднимали хаотично валяющиеся брёвна и затаскивали комлями на трелёвочную раму. Собрав хвост из десятка брёвен, форверы фиксировали его зубчатой балкой и уходили с лесосеки к верхнему складу. Их ноги по колено тонули в зелёных сугробах.

Видеть, как погибает лес, Мите почему-то было больно.

— А как комбайны становятся чумоходами? — спросил он у Холодовского.

Холодовский долго размышлял.

— На электронике нарастает какая-то плесень. Она и есть чума. По сути, она вырабатывает нечто вроде биоэлектронного вируса и перехватывает управление машиной. Получается чумоход.

— И никак нельзя защитить электронику от плесени? — удивился Митя.

— А как? Нельзя надеть изоляцию на микрочип или на проводок, который тоньше волоса. Газохимическая обработка тоже не годится — она повреждает процессоры. Помогают только интерфераторы, но ими не прикрыть машину целиком, если у машины есть подвижные органы большого габарита. Плесень может поселиться даже на чипе в чокере, а потом перепрограммирует весь комбайн. На чокер решётку не смонтировать.

Талка сидела напротив Холодовского, стараясь не беспокоить, и слушала с немым восхищением — хотя, похоже, ничего не понимала.

— Значит, уязвимы лишь слабо экранированные машины? — уточнил Митя.

— Да, — кивнул Холодовский. — Бульдозеры, заправщики, грейдеры, тягачи или пилорамы редко становятся чумоходами. Однако и это случается.

Серёга взял у Маринки бинокль, глянул на комбайны, а потом передал бинокль Мите. Митя застыл, рассматривая лесосеку; мотолыгу трясло, и левой рукой Митя держался за борт. Комбайны работали слаженно: переступали суставчатые ноги; изгибались сочленённые корпуса; двигались, складываясь и распрямляясь, манипуляторы с циркулярными пилами и чокерами. Живой лес казался запутанным в полную неразбериху и хитро переплетённым внутри, однако машины элементарными действиями каким-то образом разбирали его на части, словно бы некими математическими операциями ловко вычитали его из самого себя, упрощали и сокращали до пустоты воздуха, до брёвен, до нуля. Поблёскивая металлом, неумолимая, холодная и строгая геометрия деловито вторгалась в биологию, откусывала, перегрызала и заглатывала её.

— А чё, дядь Саш, — не унялась Маринка, — разве китайцы не могут какие-нибудь бомбы за эти машины вставить? Если спятила — сразу бацдах!

Рукавом куртки Холодовский протёр экран планшета.

— Сумасшествие комбайнов — логическая ловушка, — сказал он. — Рубить деревья, разрушать препятствия, убивать людей — это не сумасшествие. Это обычная работа агрегатов. У сумасшествия две формы: нападение на другие машины и уход с делянки. Общий критерий — исключение из комплекса, ведь агрегаты работают во взаимосвязи. Поэтому команда на самоуничтожение комбайна возможна только при его выходе из системы.

— И почему такую команду не дают? — спросила Маринка.

Она должна была докопаться до сути, как и положено бригадиру.

— Дают, — просто ответил Холодовский. — Но чумоходы не взрываются. Видимо, биоэлектронный вирус блокирует подрыв заряда.

— Вот потому вы и гоняете по лесам с базуками, — догадался Серёга.

Холодовский спокойно пожал плечами: а куда деваться?

— Значит, чумоходы — это в первую очередь угроза лесозаготовкам? — подвёл итог Митя. — Угроза другим машинам, а не людям?

— Кого здесь люди интересуют? — усмехнулся Холодовский.

22

Гора Шапка (I)

Эту гору бригадиры называли просто Шапкой, потому что настоящее название никто не мог выговорить. Шапка была самой высокой вершиной хребта Уралтау. Её скалистый конус торчал над холмами и лесами, и взгляд словно спотыкался. Солнце уже опустилось за горизонт, а Шапка ещё горела в грозной синеве нежным алым пламенем, но потом всё равно угасла, словно бы растворилась в тёмном небе.

На плече под горой имелась хорошая травянистая поляна, бригадиры давно облюбовали её для ночёвок. Мотолыга тихо урчала дизелем вхолостую, гудела откинутая плоскость решётки, и сквозь неё поднимался дым от костра. Синий огонь селератных дров озарял лица людей фантастическим светом. Холодные тени шевелились между зубчатых стальных колёс вездехода.

Из оставшихся продуктов Алёна приготовила в котле пустую похлёбку: суповые концентраты, картошка, морковь, капуста, лук.

— Щи — хоть муде полощи, — с сожалением заметил Матушкин.

— Это жратва, что ли? — пробурчал Калдей.

— Не обессудьте, ребятушки, нету больше тушёнки, — вздохнула Алёна.

— Хорош стонать, завтра добудем, — пообещал Егор Лексеич. — Муха, твоя очередь посуду мыть. Вон по той тропке иди, ручей через километр. Там ещё форвер подбитый будет лежать, не промахнёшься.

— А чё на темноту? — недовольно сказала Маринка.

— Дак фонарь возьми, — раздражённо посоветовал Егор Лексеич.

— У меня фонарь есть! — охотно подхватился Костик.

— Сиди! — остановил его Серёга.

Тропка почти затерялась в папоротнике — от облучения он рос так быстро, что никакие тропы не могли сохраниться надолго. Обозначая независимость, Маринка храбро шла впереди в темноте и болтала котелком, в котором звякала посуда. Серёга топал позади по мягкой земле, сплошь покрытой лапчатыми разливами орляка, и глядел на Маринку: любовался её дерзким хвостом, её гибкой талией и круглым задочком, туго обтянутым джинсами. Ему хотелось схватить эту девчонку в охапку и запихать в себя.

Оказалось, что в командировке не так-то и легко уединиться с Маринкой — но зато можно смотреть сколько угодно. Серёга догадывался, что Маринка изрядно помучит его, но не сомневался, что добьётся задуманного — вытеснит Харлея и начнёт трахаться с Маринкой. Она не отвертится, не сможет отшить его, потому что всё в ней ему охереть как нравилось, даже как она брыкается. Ощущение душевной неуязвимости позволяло ему быть снисходительным к Маринке, хотя его несколько тревожило, что при Маринке он резко глупел.

— Чё, как тебе на командировке? — спросил он.

— Нормально! — Маринка даже не обернулась.

— Не передумала быть бригадиром?

— А с чего мне передумывать?

— Ну, хмыри всякие с бригады…

— Типа тебя, что ли?

Серёга широко и довольно улыбнулся.

— Вижу, к тебе Алёнин подпиздыш клеится, — Серёга имел в виду Костика. — Не пора ли его приплющить малёхо?

— Не бурей, Башенин. Тётя Лёна — подруга дядь Горы.

— А у меня, Марин, всё серьёзно. И я такого не потерплю.

— Шустро ты разогнался, — хмыкнула Маринка. — Чё-то я не поспеваю.

В это время возле мотолыги бригада готовилась к ночёвке: под решёткой раскладывали туристские коврики и спальные мешки. Холодовский накрывал решётку сверху полиэтиленовой плёнкой — на случай дождя. Егор Лексеич, устанавливая ночной радар, ходил вокруг мотолыги, наткнулся впотьмах на порожнюю канистру и с досадой хлопнул себя по боку:

— Ёптыть!.. Забыл Мухе дать, чтобы воды принесла!

— Я передам! — быстро высунулся из мотолыги Костик.

— Не пущу на темноту! — тотчас возразила Алёна. — Егора, не пускай его!

Егор Лексеич страдальчески закряхтел: ох уж эти мамашины страхи…

— Митрий, будь другом — сбегай ты…

Митя понимал, что Серёга, наконец-то уединившийся с Маринкой, будет недоволен появлением брательника, но Митю очень тянуло побывать ночью в селератном лесу, и он решил, что Серёга как-нибудь переживёт.

Митя взял канистру и пошёл к лесу. Фудин