Полукрылые. Черные песни забвения - Урбанская Дарья

– Стойте… Когда мы только зашли, я видел в углу за дверью камеру. А на ней горела красная лампочка. Значит, камера не отключена, работает. Тогда почему нас не спасают? Не понимаю…

– Потому, глазастый ты наш, – ехидно ответила ему Вихрева, – что на видео психео не отображается. Все, что видят организаторы, если они, конечно, за нами наблюдают вообще, – это как мы тут топчемся на одном месте.

Плечи Редькина поникли.

– Получается, что у нас всего одна попытка добраться до выхода своим ходом. А иначе мы тут завязнем, и неясно, что произойдет, когда до нас доберется эта дрянь. От энергии такой концентрации, наверное, можно и в обморок грохнуться, – он помолчал. – Одно хорошо – в таком случае за нами точно придут.

– Оптимист хренов! – фыркнула Вихрева. Она вытерла пот со лба и поморщилась, увидев на запястье кирпичные разводы. – Может, выступишь добровольцем и сам в психео сунешься? А мы постоим на твоим дохлым тельцем и подождем, когда нас спасут?

Макс бросил на нее красноречивый взгляд и промолчал.

– Кто бы сомневался! – фыркнула Эл. Затем она повертела головой по сторонам и указала себе за левое плечо: – По моим ощущениям, входная дверь в это чистилище находится там.

– Согласен, – поддержал ее Черниченко.

– А мне кажется, что мы оттуда пришли, – Макс махнул рукой в другую сторону. Было непонятно, говорит он всерьез или просто спорит из чувства противоречия.

– Тем?

Титов пожал плечами.

– Я н-не знаю… Честно…

– Двое против одного, и еще один воздержался. Значит, пробиваемся в том направлении, – Эл вздохнула. – Ну что, отдохнули? Готовы? Погнали!

И они рванули вперед, а точнее, назад. Туда, где, как им казалось, находилась дверь, через которую они вошли в зал. От напряжения у Артема в ушах стучала кровь, он не слышал ничего, кроме собственных Выпеваний. Но и те уже звучали так хрипло, что он удивлялся, как они вообще действовали на психео. Медленно, невообразимо медленно он двигался в выбранном направлении, пока наконец сквозь мутную пелену не стали проступать контуры дверного проема. Сначала он не поверил собственным глазам… но нет, все верно, вот она, дверь. До нее осталась буквально пара метров. От радости он издал вопль и, указывая рукой вперед, обернулся. Но позади него никого не было. Только сизая пелена психео колыхалась, и по ней как по воде расходились волны и круги.

Да что же это такое! Артем замер от осознания, что ребята отстали, не смогли пробиться, им на хватило сил.

– Эл! Ник! Редькин! В-вы где?

Ответом ему была давящая тишина. Титов в отчаянье обернулся на дверь, затем снова уставился на полукруг свободного пространства перед ним. Пустого свободного пространства. Психео за его пределами словно ожило. Грязно-серая клякса разбухала и темнела на глазах. Под поверхностью перекатывались волны, сливались, обретали цвет и насыщенность. Титову снова пришлось напомнить себе, что эта энергия нематериальна, но казалось, что стоит ему протянуть руку, и он дотронется до чего-то прохладно-склизкого и густого, как кисель. От омерзения его передернуло.

Артем и сам не понял, когда именно взбесившаяся энергия отрезала его от остальных стеной мутного тумана, за которым не было видно даже силуэтов одноклассников. В ушах у него звенело, теперь уже от страха, а не от напряжения, а в голове бились панические мысли:

– Уходи, до выхода осталось совсем чуть-чуть. Ты не сможешь помочь остальным…

Дрожащие руки вспотели, и Артем рефлекторно вытер их о футболку. Ладони дотронулись до чего-то мокрого. Он посмотрел вниз и вспомнил – уродливое пятно на животе никуда не делось, алое на белых частях принта, бурое – на цветных. Кровь еще не успела засохнуть и пачкала руки.

Что же делать? Бежать за помощью? Разве может в конце концов оставшимся внутри повредить волна психео, даже такого концентрированного? Макс, конечно, предположил, что от него можно упасть в обморок. Но как-то в это верилось с трудом. Скорее всего, они просто испугаются, погрустят, может, настроение испортится…

В памяти всплыли слова Эллы:

– Сами по себе отчаяние, горе, страдание безвредны, это всего лишь эмоции. Но человек, которого насильно погрузили в их пучину, перестает мыслить здраво. Он становится неадекватен и может сделать, что угодно. С собой и с окружающими.

Артему стало отчаянно, безумно, невероятно страшно. До дрожи в коленках. До рези в желудке. До нехватки воздуха. Но что, если он сейчас развернется и убежит, а с кем-то из ребят случится что-то непоправимое?

Он сжал кулаки, закрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь хоть немного успокоиться.

– Псих-хео нем-материально, оно н-нематериально, – твердил он как заведенный. – Его даже н-не видит н-никто, кроме Полукрылых. Это п-практически игра м-моего воображения.

Немного выровняв дыхание, Артем затянул тихую монотонную мелодию без слов. Сил на Выпевания почти не осталось, но привычные звуки удивительным образом подбодрили его и придали уверенности. Нет ничего сложного, нужно просто представить, что он на крылатой тренировке. А рядом стоит Виталий Иванович и контролирует его действия.

Титов открыл глаза. Грязное облако никуда не делось, оно бурлило, клубилось и как будто бы презрительно усмехалось над неудачником. Оно словно подпитывалась его собственным страхом и беспомощностью.

– У меня ничего не получится, нужно бежать за помощью, пока не поздно. Меня никто ни в чем не упрекнет… – промелькнула трусливая мысль, но он еще сильнее сжал кулаки, так, что ногти больно впились в кожу на ладонях, и, склонив голову, изменил тональность мелодии. На тренировках от подобного энергию сносило в сторону, а иногда даже немного развеивало, но сейчас такого не произошло. Зато в середине преграды появилась трещина с рваными краями. Она ширилась медленно, словно нехотя, пока не превратилась в узкий проход.

Стены открывшегося коридора еще были сизыми, но в глубине уже плескалась чернильная тьма. Даже лампочки на потолке, казалось, потускнели и выцвели. На другом конце освободившегося пространства, безвольно раскинув руки в стороны, на полу лежал синеволосый парень. Увидев, что его посеревшее лицо почти слилось с серым дешевым линолеумом, Артем больше не колебался.

Он сорвался с места и через пару секунд уже склонился над безжизненным телом, распростертым на полу, потряс его за плечо.

– Ник, эт-то я! Т-ты как? Встать м-можешь?

Черниченко глухо застонал, но глаз не открыл.

– Д-да что же т-такое… М-макс! Элла! В-вы где? Идите на м-мой голос! – в панике заорал Артем, но слова его потонули в душном мареве. Плотный туман как будто глушил звуки, хотя этого просто не могло быть на самом деле. Откуда-то справа послышался шум, и Титов наугад хлестнул Песнью в ту сторону. Край облака поредел и разлетелся, и стали видны остальные участники команды.

Вихрева стояла на полшага впереди, бусинки в ее косичках не звенели, слипшись от крови, но лицо выражало решимость. Она монотонно тянула низкую ноту Песни барьера и иногда немного возвышала голос, отбрасывая напирающую пелену, не давая ей приблизиться. За ее спиной тяжело дышал Редькин, облокотившись на стену коридора, его бледное лицо резко осунулось, лоб покрывала испарина. Но даже в этом состоянии он не удержался от подкола:

– Да ладно, Титов! Не успел, что ли, свалить под шумок? Видел, как твои пятки впереди сверкали.

Артем не стал обращать на него внимание и сосредоточился на Никите, обхватив его руками под плечи и приподняв. Им нужно держаться вместе, иначе не справиться.

– Н-ну же, Ник, п-помоги мне, – пыхтел Титов, рывками подтаскивая одноклассника под прикрытие, которое создавала Эл. Но бореад, казалось, был совершенно обессилен. – Н-ну же, давай! От т-твоей хваленой птицы н-никакого толку!

Наконец он дотянул увесистого Черниченко до стены, но отдыхать было некогда. Почти сразу Артем встал за плечом Вихревой, как их учили на тренировках, и подхватил ее Песнь, объединил их Выпевания. В очередной раз откинув наседающее психео, он обернулся на парней.