У черного дуба с красной листвой - Дмитрий Самохин

– Ничего такого, преподобный. Все как обычно. Тихо как в склепе. Слюнтяй не любил шума и гостей.

Мне не давала покоя одна мысль. Я хмурился, пытаясь ее уловить, словно Красавчег когда пытается понравиться даме на первом свидании. Особенность такая у него, корчит рожи и становится прекрасным, как Аполлон из мыльной оперы.

– Если этот Слюнтяй на Большом Истоке человек новый, то откуда у него такая шикарная конура? – озвучил я нестыковочку.

– Она ему по наследству осталась. От дядюшки. Слюнтяй когда на Большой Исток загремел, так с дядей стал жить. А недавно его дядька помер, и он тут один завис, – разъяснил Джек Браун.

– А от чего дядя умер? Надеюсь не от того же.

Я кивнул на мумию.

– Да не. Тут когда недели три назад зыбучие пески приключились, он как раз в магазин ходил за продуктами. Он тут рядом за углом. Вот одним из первых под раздачу и угодил. Затянуло его вместе с покупками. Быстро затянуло. Никто даже ничего сделать не смог.

Я хлопнул себя по коленям и поднялся с табурета.

– Значит так, мне здесь больше делать нечего. Когда спецы с телом закончат, результаты мне сразу скиньте, или Нику.

Красавчег нахмурился, почесал небритую щеку и выругался шепотом.

Мы вышли из дома, прошли мимо беззаботно болтающих о наболевшем кентавров и погрузились в машину.

Ник хотел было сразу ехать ко мне, но я настоял на другом. И мы заехали в школу проведать обстановку на местах.

Ничего толком не изменилось. Кентавры в цатый раз отутюжили территорию школы пешим строем с металлоискателями, с магоулавливателями и прочими хитрыми приборами. Одинаковые с лица учительницы хлопотали вокруг Магистра, то чай ему на подносе с пряниками в кабинет, то карвалола накапать, то мокрое полотенце остудить горячий лоб, но старый Учитель был не преклонен. Он сидел в своем кабинете, отгородившись от всего мира, и корил себя за то, что не доглядел, прошляпил, уронил свою честь и престиж школы пошатнул. Как будто было что шатать. Единственная школа на весь Большой Исток. Когда мы вошли в кабинет, Магистр поднял на нас полный вековых страданий взгляд и спросил заплетающимся от тревоги языком:

– Как же жить мне после этого?

На ступенях школы стояли и сидели встревоженные родители, которые никак не могли понять, куда подевались их дети, и что делает полиция чтобы их нашли. Не было еще такого на Большом Истоке, чтобы дети пропадали.

У нас конечно часто неспокойно. А как по-другому. Каждый альтер при своем таланте. Все одаренные, и каждый по-своему. А где одаренность, тут и самолюбие, которое вечно ущемлено. Как же так, соседу по дому, парте, столику в баре вечно везет, ему все почести и улыбки публики, ему каждая девушка рада, а что мне – жалкие объедки. А у меня может талант больше и шире, так что ни в один дверной проем не пролезает. А там где ущемленное самолюбие, там вечно конфликты вспыхивают. Ни дня не проходит, чтобы парочка альтеров талантами не померилась на потеху публике на улице, в ресторане, в борделе у матушки Змеи, или просто у себя в квартире пока никто не видит. А нам с кентаврами разнимай, нам это дерьмо большой ложкой вычерпывай, пока котел не остынет. Всегда так было. Тяжело когда на одном районе каждый первый гений, это похуже чем банка с ядовитыми пауками, которые друг друга ненавидят. Но в то же время у нас все по-доброму. Даже если вчера подрались двое, сегодня глядь уже сидят за одним столиком да темное потягивают в удовольствие. А что делать? Мы на одном корабле, и не важно как он называется, главное что с него не убежать.

Но так чтобы дети пропадали, такого еще не было. И ведь не ясно, с какой стороны за дело браться. Подбрось и выбрось, и что я, дурак старый, Магистра в ту ночь не послушал. Окружили бы двойным кольцом охраны школу, ни один ребенок без кентавра даже в туалет бы не вышел. Но поздно воевать с ветрянными мельницами, когда вся мука помолота, да рассыпана по мешкам.

В школе мы ничем больше помочь не могли, и Ник Красавчег отвез меня домой. От стаканчика виски на крыльце он отказался, сослался, что дел не в проворот, и умчался в участок.

Остаток дня прошел без проишествий. В одиночестве я дружил сначала с одним стаканом виски, а потом под хорошую вкусную трубку уже и с тремя. Пытался читать, но в голову ничего не лезло. Мысли путались, ускользали от книжных пожелтевших страниц, да стремились на волю. Детей было жалко, Магистра было жалко, но главное – злило, что я ничего не мог поделать. Не знал даже с какой стороны к делу подойти. Оставалось только сидеть в кресле, любоваться осенним закатом, да хлестать виски в одиночестве.

Утро началось с новостей. Я ничего не имею против свежих новостей за чашечкой крепкого кофе, но все же предпочитаю их в печатном виде, или хотя бы в трезвом. Но сегодня меня ждал сюрприз в семь часов утра в виде в дымину пьяного Зеленого, усиленно жмущего на мой дверной звонок толстым пальцем. За его спиной маячил трезвый и оттого злой Злой.

Первым делом я хотел их убить. Вторая мысль была отправить их ко всем чертям, желательно надолго. Потом я все-таки проснулся и сообразил, зачем они пожаловали ко мне в такую рань.

Пришлось впустить визитеров. Я проводил их в кабинет, попросил подождать пять минут, пока переоденусь. Не хорошо о делах разговаривать в халате на голое тело, который к тому же все время норовит распахнуться. Правда я вряд ли шокирую своей обнаженкой Зеленого со Злым, но устраивать им стриптиз за бесплатно совсем не хотелось.

Одевшись, я заглянул на кухню за парой бутылочек ледяной минеральной воды. Приложив их ко лбу, я тут же уверовал в гармонию мира, в счастье для всех даром и возлюбил ближнего своего в лицах Зеленого и Злого. Они сидели в кресле рядом с таким видом, словно собирались наброситься друг на друга разъяренными кошками. Зеленый и Злой вечно так, то ссорятся, то мирятся, то дерутся, то пьют на брудершафт контрабандное.

– Подбрось и выбрось, с чем пожаловали? – не дружелюбно спросил я.

О каком дружелюбии может идти речь в семь утра.

Обогнув рабочий стол, я плюхнулся в кресло, поставил на стол бутылки, откупорил одну из них и жадно присосался.

Зеленый дернулся, судорожно сглотнул, но промолчал.

– Мать твою волшебницу, преподобный, сам же попросил, полетать по окрестностям, вот мы всю ночь патрулировали. А по утру сразу к тебе, – сказал Злой и оскалился.

Этот смертельный оскал у него за улыбку идет.

– И что углядели? – спросил я.

Зеленый со Злым меня просто так тревожить не станут. Если пришли, значит след есть.