Ваше благородие - Олег Васильевич Северюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Учебник хороший и подробный. Все в нем прописано от «а» до «я», от того, что полагается солдату, и до того, как солдат должен отписывать и отправлять письма либо военной почтой, либо городской почтой, или отправлять деньги своим родным, даже форма квитанции есть и указано, как ее заполнять.
В этом же учебнике собраны уставы. Что характерно, строевой устав является одновременно и боевым уставом. Так же, как и в нашей армии, солдата никто не учит определению расстояний до цели. В царском учебнике просто рассказано, что видно, что не видно и совсем непонятно, на каком расстоянии это находится.
Я уже сидел и думал, как я буду обучать своих солдат определению расстояний на глаз. Например, отдельный дом виден на расстоянии пяти километров, труба на крыше видна на расстоянии трех километров, столбы линий связи и стволы деревьев различаются на расстоянии до одного километра, движение рук или ног идущего или бегущего человека различаются на расстоянии до семисот метров, колья проволочных заграждений, переплеты в оконных рамах различаются на расстоянии до пятисот метров, оружие, цвет и части одежды человека — до двухсот пятидесяти метров, черепица на крышах, листья на деревьях — до двухсот метров, пуговицы на одежде — до ста пятидесяти — ста семидесяти метров, черты лица, детали оружия — до ста метров.
В нашей армии расстояния определяют лишь офицеры по формуле «тысяча душ». Пишется она так:
Д = В х 1000: У.
Здесь:
Д — определяемое расстояние до цели в метрах.
В — известная высота (длина, ширина) цели в метрах.
У — измеренная угловая величина в тысячных, под каким видна цель (предмет).
Здесь нужно немного знать математику, чтобы решать уравнение с угловыми величинами, которые тоже определяются на глаз или с помощью оптических приборов.
Угловые величины можно измерить с помощью подручных предметов (карандаша, спичечного коробка, линейки, а также пальцев руки и ладонью). Для этого нужно запомнить их значение в тысячных. Угловые величины этих предметов при удалении от глаза наблюдателя на свободно вытянутую вперед руку (50 см) равны:
Карандаша — 0–10.
Спички (по толщине) — 0–3,5.
Большого пальца — 0–40.
Указательного пальца — 0–30.
Среднего и безымянного пальца — 0–35.
Мизинца — 0–25.
Спичечного коробка:
По длине — 0–90.
По ширине — 0–60.
По высоте — 0–30.
Глава 25
Пока я сидел, увлеченный решением задач по определению расстояний, с работ на объектах корпуса вернулся первый взвод, которым командовал взводный старший унтер-офицер Каланчов, временно исполняющий должность командира роты. Меня удивило, что Каланчова не было с ними, но эти сомнения я отбросил, так как он оставался самым старшим унтер-офицером в роте учебного обеспечения и на него свалились обязанности фельдфебеля, который заведовал всей внутренней жизнью роты, а эта внутренняя жизнь была разнообразна. Но почему Каланчов не вышел встретить людей своего взвода, вот это было интересно.
Прибывшие солдаты начали приводить себя в порядок, а один из них, по виду старший, упал на отдельно стоящую кровать и закурил папиросу. Два младших унтер-офицера сделали вид, что не замечают этого.
«Ладно, посмотрим», — подумал я и, не обращая ни на кого внимания, продолжил штудировать учебник.
Внезапно ко мне подошел молоденький солдатик и сказал, что меня зовет к себе старшой.
— Старший унтер-офицер? — переспросил я.
— Да нет, — махнул рукой солдатик, — старшой, вон лежит в кровати.
— А зачем? — спросил я.
— Как зачем, — у солдатика от испуга расширились глаза, — он же старшой, он тут самый главный.
Понятно. С первого дня столкнулся с казарменным братством-товариществом.
— Ладно, иди и приводи себя в порядок, — командным голосом сказал я и продолжил сидеть.
Солдатика ветром сдуло. Я видел, как он что-то говорил на ухо «старшому».
— Эй ты, — заорал старшой, — иди сюда, бл**ь!
В казарме стало так тихо, что летящая муха звучала бы как трехмоторный бомбардировщик.
«Без драки не обойтись», — подумал я и стал присматриваться, что мне нужно сделать, чтобы вырубить старшого и отделать его шестерок. Я уже присмотрел табурет с расхлябанными ножками, а старинные военные табуреты это не сопливые кухонные табуреточки конца двадцатого века.
Я встал и вразвалку подошел к кровати.
— Чего тебе? — спросил я.
— Сымай сапоги, — приказал «старшой».
— Зачем? — спросил я.
— Я их буду носить, а ты мои опорки наденешь, — загоготал «старшой».
Трое не самых здоровых солдат подхихикнули. Вот он голос Маяковского, что единица — это ноль, голос единицы тоньше писка, каждый сильный ему господин и даже слабые, если трое. Вот и получилось, что одна сволочь и трое шестерок захватили власть в роте, и никто не может доложить по команде, чтобы не слыть стукачом. Как в Советской армии, кто попробует бороться с неуставными отношениями, тот становится всеобщим врагом, и неуставные отношения не затихают, а расцветают. Точно такое же и советское правосудие, стоящее на защите криминала, а не законопослушных граждан.
Под взглядами чуть ли не сотни солдат я тихонько снял с правой ноги новенький юфтевый сапог с твердым и необмятым задником и новеньким каблуком, сжал в голенище в кулаке и у меня получилось оружие типа палицы, с которой я бросился на «старшого».
Прицел был точен, и я должен был ударить его по центру плохо выбритой морды, но он дернулся назад, оперся головой в прутья на спинке кровати и тут ему пришелся хороший удар сапогом по лбу. Голова «старшого» проскочила между прутьями, хотя, по идее, голова не должна была проходить. У нас в училище так было. Кровати за сто лет практически не изменились. Один наш товарищ страдал зубами и ночью как-то просунул голову между прутьями. А тут и боль прошла, и он так и заснул с головой между прутьями. Мы потом слесаря-сантехника вызывали, чтобы он распилил один прут, и вызволили бедолагу.
«Старшой» дергался на кровати и пытался разогнуть железные прутья, но у него не хватало сил на это.
— Это тебе за бл**ь, — сказал я и ударил его сапогом в район солнечного сплетения. «Старшой» охнул и затих.
— А ну тащите сюда его «шестерок», — приказал я.
Солдатская масса преобразилась. Она почувствовала во мне своего командира и защитника. «Шестерок» притащили быстро и, как я понимаю, пока тащили, выместили на них все свои обиды. Но и солдатики были не дураки, и по морде никого
