Звезда эстрады - Ирина Лобановская

Наташка быстро взглянула на него, тонко уловив его фальшь.

— А ты сам?

— Да я уж как-нибудь дойду…

Дождь за окном ударил с удвоенной силой…

Они с Лёкой молча лежали рядом. Темнота забила углы и закрасила мебель. Где-то далеко сливались в единый, резвый, энергичный поток сумасшедшие машины. Их мощь была Кириллу раздражающе-противна. Какая глупость — куда-то нестись и рваться, зачем-то гореть, если все рядом, под рукой, родное и теплое, маленькое и нежное… Разве это нужно — осужденное на бессмысленность непрерывное движение и нескончаемое стремление вперед?.. Тот проклятый магнит, бороться с властью которого порой невозможно…

— Там шумно и гамно, — часто говорила Лёка. — Не спеши…

А он и не торопился. Куда ему мчаться?..

Тишину разорвал на части мобильник. Лёка взяла трубку и заверещала. Все о пении да о музыке… Деловая вобла… Дурдом на елке…

Наконец, она вырубилась. Дольников уже бесился про себя. Даже в постели покоя не дают…

— Я тут как-то на досуге читал рассказ, который начинался примерно так: «Лермонтов после дуэли встал и пошел…» Забавно… — пробормотал Кирилл. — Хороший рассказ, мне понравился. Если вы ничего этого понять не можете, то и не поймете, как любит повторять моя Чапаиха… Леля, а давай махнем в Крым, пока его у нас окончательно не отобрали! Чего мне тут зря бумажками шебуршать?

Лёка согласно кивнула.

— Можем наших двух усатых с собой прихватить… — продолжал фантазировать Дольников. — Мы очень неплохо проведем вчетвером время на «Украйне милой». В Бахчисарай съездим, на Аю-Даг заберемся… Там есть каменный город Чуфут-Кале. Не слыхала? Осталась одна улочка и несколько пещер. Тишина и спокуха. Только солнце и ветер. Увидишь — и никуда уходить не захочешь. Стоишь столбом и думаешь: вот он, момент истины! И его не худо бы приостановить и подзадержать. Так бы и поселился в камнях на всю оставшуюся жизнь… Сам себе режиссер… Потом приходится искоренять и вытравлять в себе эту подленькую мысль. Нам всем сейчас полезно отвлечься от работы и от мерзких баб. Имею в виду одну Галину… На крайняк других себе наймем… Гарных хохлушечек. Будем там сало лопать и петь «Дивлюсь я на небо и думку гадаю…». Глядишь, потом поющую группку организуем. Групповщина нынче в большой моде. Назовем «ЛЕКИ». В честь себя, любимых… Как тебе идея? Вроде неплохая…

Жизнь, которую он попробовал наладить заново с Галиной, не состоялась. Галя затаила обиду, разговаривала мало, в основном о дочери, и Кирилл быстро затосковал возле нее.

Но это поначалу. Затем Галина стала организовывать взрывы. Часто прямо с утра, без всяких предупреждений и намеков. Нервная, прямо нагревательный прибор…

— Твои дубари художники вчера обзвонились! Мне твои собутыльники здесь не требуются! У тебя что, опять в мастерской телефон не работает? А мобильник для чего?

Кирилл нахмурился, уютно устраиваясь в огромном старом кресле с драной обивкой. Слишком выцвели старенькие обои в прихожей, да ободралась эмаль на холодильнике. Его семья нищает на глазах… У Галки плащик, которому давно пора на заслуженный отдых, платья пенсионного возраста… Горько смотреть… Но ведь он немало зарабатывает… Или жена тайком от него кладет все на книжку?.. Вполне возможно… Стерва…

— Ну, поплыли! Галина, стоп! Женщину в основном украшает молчание. Это ее главное достоинство, чтобы ты знала. Сядь и не возникай!

Жене нравилось чересчур часто делиться впечатлениями. И заниматься дележкой — твои, мои… Дурдом на елке…

Кирилл вздохнул.

— У меня от ваших бабских воплей давно в ушах мозоли. Любишь ты переводить стрелки, прямо обожаешь! Для мобилы я не успел вчера купить карточку. Ну забыл, понимаешь? А телефон в мастерской отключил, чтобы не мешали работать.

— Работать или спать с бабами? — съязвила Галя. — А дружки у тебя тупаки известные! Пока до них что-нибудь дойдет, в стране снова победит социализм!

Галина вновь забулькала… Язва… Опять припухла… Новый наезд и очередная мозговая атака… Сколько таких атак уже отбито Дольниковым… А сколько предстоит…

— Галка, ну что ты такая озлобленная?.. — посетовал он. — Прямо состоящая из одних зубов… С тобой и говорить бесполезно, разве что сразу махнуть рукой и плюнуть… И согласиться на все твои условия…

Жена давно впала в нехорошую и распространенную в последние годы ошибку; решив, что тот, кто злее, тот сильнее. Эту мысль из ее дурацких бабских мозгов нужно было вытравить, но как?..

— У тебя есть условия перемирия? — Кирилл старался не взорваться. — Выкладывай!

— А зачем нам с тобой мириться? — завизжала Галя. — Все равно ты неизменяем, как фонарный столб! Но жизнь в любом случае тебя переделает, вот увидишь! Воздаст за все твои заслуги и фокусы!

Дольников помрачнел еще больше и потер лоб.

— Опять справедливости захотела? Не дождешься! Хоть изведись! Ты раздерешь своими воплями мои хрупкие барабанные перепонки на составляющие. Они не готовы к таким перегрузкам.

— Ты думаешь только о себе! — не унималась Галина. — Эгоист!

— Козюлька моя, я ничего о себе не думаю, я все о себе знаю. И о тебе тоже, — устало объяснил Кирилл. — Ты бы немного умялась характером… На пользу всем пойдет.

Он Галину жалел, потому что тоже знал о ней все.

Отца у Галки отродясь не было, а мать пила, водила в дом пьяных мужиков, ребенка била смертным боем и гоняла в магазин за бутылками. Потом отдала в детдом, через год забрала. Лучше бы уж оставила дочку в покое… Какой-то сожитель матери, нахлеставшись горькой до посинения, порезал девчонку ножом, по квартире гонялся за ней, а потом на ее глазах повесился. Да Галка лет до семи о нормальном семейном обеде из трех блюд не слыхала! Одна пьянь вокруг. Судьба всем подает разные автобусы, иногда даже без колес и двигателя.

Но потом девчонке повезло. Неожиданно в Москву нагрянула из Питера двоюродная сестра матери, женщина сильная и властная, безмужняя и бездетная. Филолог, талантливая переводчица с английского и немецкого, помнившая еще школу Кашкина. Замучившись в петербургской сырости, она решила сменить ее на московскую, моментально лишила Галкину мать родительских прав, получила опекунство над Галиной, отсудила у сестры московскую квартиру и стала жить-поживать… Через полгода Галя стала называть ее мамой. Через год умерла ее настоящая мать. Но злая память детства осталась, словно вбитая накрепко…

Такая тихая была когда-то девчоночка… Вроде Наташки-большой… Забавно… Как быстро разрушаются детские люди…

На что способна Галина в состоянии аффекта, Дольников прекрасно знал. Они знакомы не первый год. И слишком хорошо знакомы…