Грешная любовь - Эмилия Остен

Он опасен, он подошел слишком близко – вот все, о чем я могла думать в тот момент. Хотя откуда бы отцу Реми знать, что лежит у меня на сердце, запертое и похороненное до определенного дня? Откуда ему знать о содержимом секретной шкатулки? Если мне нужно будет обмануть этого священника, я его обману, если станет необходимо устранить его – я немедленно это сделаю. Всего лишь пересказать папеньке тайную беседу отца Реми и мачехи, и ноги его не будет в доме, чтоб соблазны не одолевали.

– Вот выйду замуж и узнаю, чего Господь от меня хотел, – сказала я. Дождь сыпался на нас, равнодушный ко всему.

– Может, лучше бы вам замуж и не выходить.

– Вы это уже говорили. Меня вы не остановите.

– Чего вы хотите на самом деле, Мари-Маргарита? – тихо спросил отец Реми. – Свободы, не так ли? Вы ведь солгали мне, вы намерены ее обрести в браке, вам без свободы не жить. Виконт так дорог вам, что способен освободить вас?

– Да, – сказала я, – виконт меня освободит. – Голос мой окреп, уверенность возвратилась. – Я буду свободна с ним, и на то воля Господа. И счастлива буду. Как жаль, что Мишелю нет места рядом со мной, а мне так хотелось бы, чтобы было. Но это я переживу. Совсем немного, и я буду счастлива. Реми, понимаете, что меня ждет?

– Почему вы назвали меня только по имени? – спросил он.

Мы стояли, молчали. Затем я подняла руку и коснулась его подбородка, как он вчера касался моего.

– Так вы сейчас в своем человеческом обличье, – объяснила я. – Никаких Божьих символов на вас, никаких сковывающих одежд. Вы даже не шут нынче, не Доктор Грациано, вы просто Реми. Две звучащие ноты. И только. Я привыкла говорить с вами, обращаясь будто бы к святому престолу, а сейчас я вас увидела.

Он взял мою руку и сжал пальцы.

– С вами мои дни стали одухотворенными, Маргарита. Вы жемчужина, упавшая мне в руки, кажется, скоро я начну благодарить Господа за вас.

– Теперь я не понимаю, что вы такое говорите, – тихо произнесла я, чувствуя только, как он стискивает мои пальцы, и видя его ясный, незапертый взгляд.

– Раз вы сказали, что сейчас я стою пред вами – человек, и только, – так и я скажу. Свобода, о которой вы мечтаете, существует. И это не жизнь в любви Божьей, это жизнь в иной любви, хотя она и идет от Господа, но в первую очередь принадлежит людям на земле. Это любовь к другому человеку, всепоглощающая, настоящая, страстная и страшная, нежная и оберегающая. Тысяча оттенков у такой любви, а я человек простой, я слов таких не ведаю и оттого, может, плохо объясню. Я знаю о ней, потому что когда-то любил сам. Те времена давно прошли, однако любовь человеческую я узнать способен. Найдите такого человека, если его нет у вас, найдите и любите, обретите его любовь в ответ – и мир станет для вас свободным, и ничего невозможного не останется.

Я сжимала губы, прикусив их, рот наполнялся горькой слюной. Отец Реми вынимал слова у меня из головы – старые, давно забытые мысли. Я хранила их запертыми вместе с другими моими ценностями в секретной шкатулке вот уже четыре года и не думала, что соберусь когда-нибудь отпереть ее. Когда-то я думала так, как он теперь говорит, и мечтала о любви как о свободе вдвоем, теперь это невозможно. И невозможность резанула меня так остро, что я готова была губы прокусить, лишь бы себя не выдать.

– Потому я советую вам прислушаться к себе, задуматься над грядущим браком. Я не увидел в вас и виконте того огня, каким горит любовь, о которой я рассказывал. У вас в отличие от многих есть возможность выбирать; не потратьте ее зря. Скажите мне, что я ошибаюсь, и я стану беспокоиться меньше.

Он протягивает руки, но не должен меня поймать.

– Любовь бывает разной, Реми, – сказала я, еле разлепив губы. – Очень, очень разной. И то, что вы не понимаете природы моих чувств, говорит лишь о том, что мы с вами мыслим по-разному.

Если я правильно научилась понимать выражение лица отца Реми – сейчас оно стало разочарованным. Он выпустил мои пальцы и руку снова не предложил.

– Что ж, пусть будет так. Идемте, дочь моя, Мари-Маргарита. К завтраку нас будут ждать.

– Идемте, святой отец, – согласилась я.

В молчании мы дошли до кареты, в молчании ехали домой. Я удерживала взгляд, чтобы не коситься на отца Реми, а он молился, склонив голову и крепко сложив ладони.

Глава 10

Amantes sunt amentes[18]

И я все поняла, только проснувшись.

Раньше, если сказал бы мне кто: «Маргарита, случается так, что истина настигнет тебя внезапно, когда созреет, и потому покажется тебе сначала абсурдной, затем смешной, а затем ты испугаешься ее, но будет уже поздно – поймешь, что это правда», – я бы лишь рассмеялась или плечами пожала. Я делаю выводы быстро, складывая факты, как цифры, держу в узде чувства, стараюсь не совершать безрассудств. Я не лгала отцу Реми, говоря, что действую лишь так, как считаю правильным, и мой вчерашний утренний порыв вписывался в мою картину мира. Мой день после той смешной дуэли прошел спокойно, я читала, немного вышивала, грызущее чувство опасности притупилось. Помолившись, я легла спать в легком расположении духа, думая, что вот пробужусь – и уже настанет октябрь. Уже закрыв глаза, ловя первые отголоски сонных образов, я решила, что, когда проснусь поутру, первым делом подумаю обязательно: «Вот, октябрь пришел».

Когда я проснулась, то подумала резко и ясно: «Я в него влюблена».

Не было ни грамма присущей мне рассудительности в этом слепом, словно новорожденный котенок, чувстве, тыкавшемся в мое сердце, как в материнский живот. Я не узнала его, когда оно возникло. А теперь оно родилось и поставило меня перед фактом – очень мило с его стороны и безжалостно. Впрочем, я не столь наивна, чтобы ждать от жизни лишь приятных подарков.

Моя влюбленность в отца Реми ничем хорошим закончиться не могла.

Он священник, и задумываться о нем – страшный грех, гораздо больший, чем те, что были в моей жизни и еще предстояли мне. Он отделен от меня бесконечными слоями преград, его отдалил Господь, люди, его собственный выбор. Никогда мне не стать его женой, никогда не увидеть, как он смотрит на меня с ответной любовью. Это все равно что влюбиться в испанского короля – и то больше шансов на взаимность.

И вместе с тем все обрело смысл.

Я понимала, почему мне нравится его запах и что я ловлю в звуках его голоса, отчего