Грешная любовь - Эмилия Остен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но не это оказалось самым страшным.
С тернового венца Христа падали крупные алые капли. Лицо Иисуса было залито кровью.
Глава 9
Nosce te ipsum[16]
Отец Реми строго-настрого велел мне выбросить из головы глупости и даже не думать о предстоящей ему дуэли. Мы говорили позже, дома. Пожар в часовне потушили, хотя драгоценное распятие, конечно, обгорело, а на заляпанное запекшейся кровью кроткое лицо Христа смотреть было невыносимо. Отец Реми под шумок исчез, а когда возник рядом, то был уже в привычной сутане и конвоировал растерянную мачеху. Виконт побыстрее отправил нас всех домой: ему не терпелось найти виновников безобразия или выяснить, отчего так произошло. В часовне постоянно горели свечи, это верно, только свечи не падают ни с того ни с сего.
– Лишь по воле Господа, – сказал отец Реми, глядя в потолок кареты.
Тут уж в его словах сомневаться не приходилось: в освященную часовню дьявол не войдет. Хотя, может, это очень сильный дьявол. Мне было плохо, голова раскалывалась, а еще меня душила страшная злость.
Священник прав: что-то происходит. Если это действительно знак Господень – о чем Он пытается сказать? Что я должна сделать – или не делать?
Одно я знала точно: дуэль я не пропущу.
– Может, вам просто не ходить туда? – сказала я, когда мачеха ушла, ненадолго оставив нас с отцом Реми наедине в своей гостиной.
– Это недостойно чести дворянина – избегать дуэли, – сообщил он мне невозмутимо.
– Может быть, и они не придут. Они были пьяны и могут наутро не вспомнить.
– Тогда это на их совести и чести.
– Ненавижу вас, мужчин, – сказала я с плохо скрываемым презрением. – Вы никогда не думаете о нас. Вам лишь бы драться, лишь бы себя показать.
– Это говорите вы, дочь моя, поехавшая на бал, куда – я вас предупреждал! – не стоило бы являться.
– Ваши предчувствия начинают меня угнетать.
– Три знака уже было, – он воздел указательный палец к потолку. – Три!
– И что?
– Следует подумать.
Я застонала и собиралась сказать, что вечно он меня путает, когда вернулась мачеха.
В итоге все отправились спать. Я легла в постель, думая, что глаз не сомкну, и уснула в ту же секунду. Во снах меня преследовал гигантский скорпион, я убегала, убегала, а когда он меня настиг, то превратился в отца Реми и аккуратно взял за горло.
Я проснулась в семь часов утра с колотящимся сердцем, с ужасом поняла, что проспала, прислушалась: тишина. Ни шороха, ни звука, второй этаж мертво молчит. Я поднялась и выглянула в окно: никаких признаков рассвета, идет проливной дождь. Что ж, тем лучше для моей цели.
Я принялась одеваться, не зажигая свечи, – огня в камине вполне хватало.
Слуги, конечно же, уже встали, в прихожей я встретила зевающего Дидье и спросила, не видел ли он отца Реми.
– Как же, госпожа, видел, – Дидье почесал розовую заспанную щеку. – Священник уж полчаса как уехал, попросил у графа одну из наших лошадей и уехал.
– Вели карету подавать, – бросила я.
– Так рано, госпожа?
– Не рассуждай, вели.
Я опаздывала, безбожно опаздывала, одна надежда на то, что отец Реми плохо знает Париж и заплутает где-нибудь, тогда у меня есть шансы успеть к началу дуэли.
Карету подали спустя четверть часа, Дидье помог мне забраться внутрь и убрал лестницу. К этому моменту я опаздывала неотвратимо, полагаться на рассеянность отца Реми не приходилось, и я велела кучеру ехать как можно быстрее.
Уже светало.
Что за чувство гнало меня вперед, заставляло нестись сломя голову туда, где меня вовсе не ждали? Теперь я знаю, тогда же мучилась неопределенностью. Сентябрь подходил к концу, совсем скоро будет главное событие в моей жизни, а я пытаюсь уберечь от дуэли человека, с которым познакомилась три недели назад.
Священника.
Я ощущала себя глупой: так нельзя поступать, я ломаю все свои принципы – я в этой жизни дерусь только за себя. Но чувства, непонятные еще мне самой, бесконечно сильные, побороли доводы разума. Мне было важно знать, что он жив, что с ним ничего не случилось, ведь если случится – я в этом виновата: никто не заставлял меня тащить его на балкон. А отец Реми оберегал меня, следуя своему жизненному укладу, его своеобразная доброта и та свобода мыслить, которую он предоставил мне, не пытаясь напичкать обычными церковными пилюлями, – все это заслуживало если не уважения, то благодарности. Ради меня он пошел на нарушение правил, обрядился Доктором Грациано, принял вызов на дуэль… Его внимание ко мне, его утонченное понимание – все это затягивало, словно песня сирены.ж
Экипаж застрял на перекрестке, где не могли разъехаться две телеги, я слышала, как кучер ругается с горожанами, сыплются бранные слова. Отодвинув занавеску, я увидела кусок залитой дождем улицы, лавку пекаря, на пороге стояла девушка, кутавшаяся в шаль, и пела. Слова песенки вплетались в шорох ливня.
Я, с этой свадьбы возвратясь,Хоть веселилась и плясала,Была печальна и усталаИ на лужайке у ручьяВздремнула: птичка пела оду,Хваля весну, любовь, природу…Вдруг слышен шепот сквозь журчанье:«Она – его, а ты – ничья!Ах, если б снова жизнь сначалаТак потекла, что был бы онСо мною вместе и влюблен!» —Нет, вечен, видно, женский жребий:Рожать детей, пещись о хлебе!Не верьте птицам: c’est la vie —В поту трудиться без любви…Так мне чужой обряд венчальныйСмысл бытия открыл печальный[17].Карета дернулась и покатила дальше, оставляя позади девушку, которую я никогда больше не увижу, и ее нерадостный и искренний напев.
Колеса стучали по камням, затем – по дороге. В деревушке Клиши-ла-Гаренн, рядом с которой вольготно раскинулись королевские охотничьи угодья, я никогда не бывала, однако кучер вез уверенно. Совсем рассвело, дождь только усиливался. В окно я увидела церковь, новую, судя по всему, и низкие домишки, мы свернули вправо, и почти сразу же карета остановилась. Послышался звонкий шлепок: кучер спрыгнул с лошади и постучал в дверцу, я приоткрыла ее.
– Дальше не проедем, госпожа, – извиняющимся тоном сказал кучер, на полях его шляпы висели капли, мокрыми были густые усы. – Слишком узко, если там в конце поляны нет, можем и не развернуться.
– Ладно, – сказала я. – Помоги мне выйти.
Он помог мне выбраться. Я тут же испачкала юбки дорожной грязью, но это меня мало волновало. Тот, высокий, сказал, что ехать нужно направо и до конца; далеко ли цель, дойду ли я? Нечего гадать: я решительно двинулась по узкой дороге.
– Мне пойти с вами, госпожа? – крикнул мне в спину кучер.
– Нет, – ответила я, – останься с лошадьми.
На ходу я надела маску, свою вчерашнюю маску Коломбины, – если дуэль состоялась, как и планировали, не стоит сводить на нет попытки отца Реми сохранить инкогнито. Сначала я шла, потом побежала.
