Последняя чаша гнева - Валерий Вотрин

— Белые женщины? — переспросил Лоу. — Но я не вижу никаких женщин.

Фонсека уже погрузился в глубокую задумчивость.

— Что же, — пробормотал он, — если нет никакого ночлега, можно переночевать и у них. — Как бы откликаясь на слова Лоу, он сказал: — Белые женщины — это зловредные феи, которые завлекают путников в свои жилища-холмы и держат их там до самой смерти. Если взойти на такой холм, можно поседеть от криков несчастных узников фей. — Он начал копаться в своих седельных сумках. — Я, как знал, взял вот это, — и он кинул каждому по изогнутому мечу с витым эфесом. — Видите, их острия серебряные, так что ими можно убить любую нечисть. А теперь держите вот это. — Он вручил всем по одному белому перу. Это перья белого петуха. При виде такого петуха или его перьев нечистая сила рассеивается… Ну, а теперь вперед, и не гнушайтесь приглашением фей. Спать где-то надо, а лучшего ночлега не сыскать.

Они спустились со склона и медленно поехали по вьющейся меж низких холмов дороге. Так ехали недолго. Внезапно впереди заметили четыре белые фигуры.

— Во-во. — Улыбка Фонсеки была лучезарной. — У них-то я и спрошу, где друг Скриквик.

Фигуры приблизились, и оказалось, что это женщины в белых ниспадающих одеяниях. Женщина, шедшая впереди, схватила под уздцы лошадь Чойса. Как он успел заметить, женщина была очень красива.

— Не нужен ли вам ночлег, путники? — спросила она мелодичным голосом. — Наступила тьма, а впереди ни одного жилища, лишь ужасы бродят в ночи.

— Мы как раз искали ночлег, — ответил Чойс.

Женщина отпустила коня.

— Тогда следуйте за нами, — и она пошла по почти незаметной тропинке, уводившей вглубь холмов. Остальные женщины последовали за ней. Последняя обернулась, и Чойс увидел темные смеющиеся глаза. Сзади послышалось довольное хмыканье Лоу.

— Вот бы обрадовался наш друг Некий. Ибо я клянусь, что этой ночью мы вдоволь повеселимся.

— Положите перья за пазуху, — приказал Фонсека, — но мечей не вынимайте. Еще не время. Даю под заклад мою дырявую голову, что мааконд превратился в эти белесые холмики при помощи колдовства.

— Сюда, — позвали женщины и скрылись за одним из холмов. Там оказалась большая пещера. Ее своды были столь высоки, что всадник мог без труда въехать вовнутрь, не нагибая головы. К ним приблизилась та же самая женщина.

— Вы можете оставить ваших коней здесь, — произнесла она приветливо. — С ними ничего не случится.

Все спешились и, пригнувшись, через темный низкий коридор прошли в большой полусумрачный зал, посередине которого стоял длинный накрытый стол. На нем рядами горели высокие шестисвечники.

— Хоть бы семь свечей поставили, ведьмы, — проворчал Лоу, обозревая открывшуюся картину.

— На то они и ведьмы, — резонно отвечал Фонсека.

В дверях появилась их проводница.

— Присаживайтесь, путники. Дорога была трудной, судя по вашим запыленным одеждам.

Стол был украшен такими яствами, каких они не пробовали с начала своего пути. Изысканно приготовленные мясо и рыба, нежный, истекающий слезой сыр, ломтики редкостных фруктов и овощей и, конечно, выстроившиеся в ряд, покрытые толстым слоем пыли бутыли старых вин.

Когда был утолен первый голод, женщина хлопнула в ладоши, и из дверей появились остальные прекрасные обитательницы пещеры.

— Да их тоже четверо, — толкнул локтем Чойса Лоу.

— Сначала удовольствие, — раздумчиво ковырял в зубах Шамиссо, — а вот что потом? Неизвестно…

Сидящий рядом с Чойсом Фонсека наклонился к нему.

— Не пей много этого вина. Оно слишком крепко для людей.

Фея, первой встретившая их, села рядом с Чойсом. Она была прелестна: голубые с поволокой глаза, золотистые волосы, белая кожа, нежная-нежная, как весенняя трава на лугу.

— Меня зовут Брунгильда, — произнесла она.

Чойс поймал предупреждающий взгляд Фонсеки, и что-то вдруг подсказало ему, что нельзя говорить свое настоящее имя. Это была интуиция, потому что Чойс был совершенным профаном в магии имен.

— А меня зовут Гунтер, — улыбнулся он. — Чем мы не пара?

Брунгильда засмеялась над таким удачным совпадением. От близости прекрасной женщины и от вина, которое действительно оказалось слишком крепким, огоньки свечей раздробились перед взором Чойса. Он забыл о предупреждении Фонсеки. Он помнил только несметные кубки, которые подносила ему Брунгильда, и как его друзей уводили из пиршественного зала прекрасные феи, и как он тоже шел куда-то за Брунгильдой, и как она вдруг повернулась к нему совершенно нагая, и как ее прохладные губы оказались возле его лица. А еще он помнил великолепный запах свежескошенного сена, запах, который он никогда не слышал в ВОА, мрачной и запущенной стране мирового зла.

Проснулся он не в величественном зале и не на пуховом ложе. Его окружали влажные, заплесневелые, покрытые белесыми потеками стены из крупных необтесанных камней. Подле себя он увидел Лоу и Шамиссо, храпящих в глубоком сне. Один Фонсека в мрачном раздумье стоял возле стены, ковыряя ее носком сапога. Увидев, что Чойс проснулся, он произнес со злобой:

— Им все же удалось затянуть нас в темницу. Проклятые садистки!

— Не понимаю, где мы? — Даже здесь, в обволакивающей их полутьме, у Чойса резало глаза, а голова раскалывалась от сильной боли.

— Перепил, — укоризненно сказал Фонсека. — Я же говорил — никогда не пей много вина фей.

Он нагнулся, и раздалось бульканье. У губ Чойса оказался деревянный стаканчик. Пахнуло водкой.

— Уф! — Чойс резко отвернулся.

— Выпей, — приказал Фонсека. — Иначе так и останешься валяться здесь на каменных тюфяках.

И впрямь, под ним не было ничего, кроме влажного каменного пола. Чойс трудно сглотнул и, подавив отвращение, залпом выпил.

— Мерзкая сволочь, — продолжал ругаться Фонсека, пиная стену. — Даже дверь застили своим колдовством. Придеться ждать их, чтобы выбраться отсюда.

— Они отняли у нас мечи, — слабо произнес Чойс. Ему стало лучше.

— Да. Но перо-то хоть осталось?

Чойс полез за пазуху. Да, перо было там.

— Ну и отлично. Обойдемся им. Нужно узнать, где Скриквик.

— Дался тебе этот Скриквик, — раздался сонный голос. Лоу проснулся и теперь сидел на каменном полу. — А что я вам расскажу… Мне прошлой ночью такая штучка попалась, Фредегондой звать.

— Тебе даже вино не впрок, — укорил его Фонсека.

— А мы что, в темнице? — заинтересовался Лоу.

— Нет, в веселом квартале Фарнабеля, — съязвил Фонсека.

В это время проснулся Шамиссо. Он открыл глаза и произнес:

— Я так и знал. Мы в темнице.

— Он, знаете ли, соображает и в похмелье, — сообщил всем Лоу.

— Голова болит, — четко произнес Шамиссо. — Дайте выпить чего-нибудь.