Не бойся друзей. Том 2. Третий джокер - Василий Звягинцев

— Письмо? Странно. Не эпистолярный век. Телефон потерял?

— Я сказала то, что меня просили. Назовите место и время, — подпоручик Вяземская добавила в голос совсем чуть-чуть металла, что и собеседник на той стороне трубки оценил, и Борис Иванович кивнул одобрительно.

— Возле Маяковского вас устроит? Через полчаса?

Смысла кодированно предлагать что-нибудь другое не было. Если номер Журналиста прослушивается, то его поведут с того места, где он сейчас находится. Впрочем — не факт, это случится только при условии, что «филёры» пасут его постоянно, днём и ночью, дома и на улицах. Иначе просто не успеют отреагировать. Местонахождение мобильника с редко используемой сим-картой в момент не запеленгуешь. А ему достаточно нырнуть в метро или поймать первого попавшегося частника — и «с концами».

Правда, подумала Людмила, чувствуется какая-то странность. Он предложил — через полчаса. Однако не так это просто — в будний день добраться до назначенного места, если уже не находишься в «шаговой доступности». Впрочем, что она себе голову забивает? Проще всего — сам он неподалёку и просто не подумал, что посланница Мятлева может находиться слишком далеко. Простейшая ассоциация — если она от Леонида, так и находится в «конторе» или рядом. Пешком не спеша дойдёт, тем более — она ведь сразу согласилась на предложение.

«Ребята» Бориса Ивановича подъехали даже быстрее, чем он обещал. На вполне приличной, но ничем не бросающейся в глаза серой «Волге»-такси с логотипом фирмы на оранжевом «гребешке». Двое мужчин около сорока лет, высоких и крепких, с грубоватыми, но по общему впечатлению приятными лицами. Вяземская оценила выбор майора (но, может, у него других под руками просто не было), уж эти внимания гипотетического неприятеля не привлекут. Больше всего они похожи на вахтовиков-нефтяников в отпуске, а не на работников «плаща и кинжала». Даже обычной для кадровых военных выправки в них не чувствовалось.

Познакомились. Один Эдуард, другой Григорий. Уважительно пожали новой партнёрше руку. Ни малейшего «мужского» отклика она в их глазах не увидела. Скорее — сочувствие: «ну, не дал бог внешности, другим возьмёшь». Людмила мысленно поблагодарила Дайяну. Красавице превратиться в чучело — пара пустяков. Наоборот — намного сложнее.

— Вы, товарищи, к войсковой разведке отношение имели? — спросила Вяземская.

«Товарищи» посмотрели на консьержа.

— Имели, имели, — успокоил он Людмилу. — Эдуард — командир разведбата, Григорий — ЗНШ[31] десантно-штурмового полка по той же теме.

Бывшие они или действующие, Вяземская уточнять не стала.

— Тогда, друзья, ведите себя сообразно. Городские топтуны к нашему стилю не приучены, просто ничего не поймут…

Без лишних разговоров сели в машину, Людмила впереди, Григорий на заднее сиденье. Она ещё раз повторила им свою схему.

— Даже если на ваших глазах меня с моим связником будут убивать — не вмешиваться. За одним исключением — если в поле досягаемости увидите снайпера, способного меня достать из укрытия. Тогда постарайтесь его хотя бы отвлечь на несколько секунд.

Командир разведбата едва заметно улыбнулся.

— Мы по-всякому умеем. Машина чужая, зацепок от неё на нас — никаких. Бросим её — не хуже, чем в тайге потеряемся.

— Оружие?

— «Стечкины» с глушителями и много всякой восточной экзотики.

— Это лучше. Чем в городе стрельбу затевать — вернее сюрикеном или отравленной иглой из духовой трубки.

— Вы — очень серьёзная женщина, — уважительно сказал Григорий из-за спины. — Мы с вами нигде не могли пересекаться?

— Едва ли. Я на совсем других ТВД свои способности реализовывала.

Ребята, отчаянно-нагло пробившись через пробки центра (пешком вышло бы быстрее и спокойнее), высадили Вяземскую на подъезде с Дегтярного переулка к Тверской. Место было такое, что никто и не заметил, как Людмила выскочила среди тщетно ищущих парковки машин и тупо пытающихся протолкнуться на метр дальше, в ещё больший затор.

Выбралась на тротуар, осмотрелась. Да, совсем неинтересная здесь жизнь. Глупая. Что стоит местному градоначальнику просто запретить проезд через центр города, кроме как по нескольким радиусам, а за остановку на любой другой улице или в переулке брать штраф в размере суточного заработка (именно так, а не фиксированную сумму). В её Москве такая схема работала великолепно.

Журналиста она увидела издалека, он стоял прямо перед основанием памятника, с букетом крупных ромашек. Вполне нейтральный вариант — со стороны смотреть, мужчина явно женщину ждёт. Так ведь и на самом деле… То, что они не знакомы, не имеет значения, всё равно ведь не откажется, а в то же время и не розы, те уже к чему-то обязывают. Тем более — голос «посланницы» ему чрезвычайно понравился. Обертоны — сплошное очарование и именины сердца.

Она окликнула его со спины, он обернулся, и лицо его выразило откровенное разочарование. Плохо умел человек мимикой владеть. Да ему по профессии и не требовалось.

Цветы он ей, однако, вручил со всей любезностью, представился, только от целования ручки воздержался.

— Куда бы нам отойти, присесть? — спросила Людмила. — Разговор будет не очень долгий, но не посередине же толпы?

— Да вон, в начале переулка какие-то зонтики стоят, уж наверняка хоть пиво, хоть мороженое найдётся.

По внешности Вяземской лучше бы пиво, оно ей стилистически подходило больше мороженого, как и «Кэмел» вместо каких-нибудь дамских сигарет. Кроме того, массивные стеклянные кружки с тяжёлым дном больше годились на роль ударного и метательного оружия, чем пластиковая вазочка с такой же ложечкой. До того, как придётся использовать более серьёзные средства защиты и нападения.

Людмила осмотрелась и своих сопровождающих не увидела. Значит, схема маскировки на улицах у них другая, отличающаяся от ей привычной.

Анатолий бегло прочёл письмо Мятлева, что называется, «по диагонали», потом второй раз, уже вдумчиво.

Сама Вяземская записку генерала читать не стала, как в её кругах принято было, раз тот сам не предложил. Об этом она сейчас пожалела — работа ведь, а не подиум для демонстрации благородства и воспитанности. Неизвестно, как будет коррелироваться информация, полученная Журналистом от Контрразведчика с тем, что ей поручил сказать Фёст. Она уже привыкла называть Ляхова-первого Вадимом только наедине, а так и в общении с людьми своего круга, да и в мыслях, если не личные — Фёст и Фёст. Удобнее.

— Что ж, Людмила, мне всё понятно. Я провёл в вашем мире полчаса, Леонид третьи сутки «изучает обстановку» на местности. Счастливчик. Я его столько знаю, что прямо вижу — он пишет записку, подпрыгивая от нетерпения ринуться в изучение никем до него не изученного. Не Меллоун, не Рокстон, натуральный Челленджер[32]! Правда, намного красивее. В юности после девятого класса и до окончания института Леонид всё соображал — под кого ему «косить» — от Гриценко в «Хождении по мукам» до Олега Даля в «Операции „Омега“».

— Вам разнос слишком большим не кажется? — осторожно спросила Людмила. Тут она вступила на тонкий лёд. Как может девушка, всего год живущая в человеческом, причём совсем другом мире, поддерживать умную беседу о вещах, известных ей крайне поверхностно? Хорошо, благодаря Фёсту, Воронцову, Наталье Андреевне она посмотрела и почитала достаточно, чтобы понять, о чем вообще сейчас речь ведёт Журналист, и ответить как минимум «в тему».

Но Анатолия реакция антипатичной ему женщины волновала очень мало. Он «токовал» о своём.

— Леонид счастлив, а вы мне поверьте — этот человек, несмотря на профессию, умеет радоваться жизни во всех её проявлениях. С юных лет — всему. От уведённой со студенческого вечера «царицы бала» до купленной за трояк у алкоголика книжки, которая у знающего букиниста нормально стоит не одну сотню. Я даже название той книги помню, хоть было это, скорее всего, до вашего рождения.

Мы с Генрихом (это он так Писателя назвал, полным именем, немедленно это пояснив) с самого начала были на вашей стороне и, если б от нас зависело, идею самого тесного союза с той Россией, вплоть до конфедерации, приняли бы безоговорочно. По поводу Мятлева были самые серьёзные сомнения. Мы не успели обсудить проблему в «узком кругу», договориться о совместной позиции, но считали, что комплот Президента, Мятлева и других товарищей, владеющих «конкретными» профессиями, нам вдвоём не разрушить.

— А почему вы сказали — «конфедерация»? Отчего сразу не «Федерация»? Или просто — «двуединая монархия» вроде бывшей Австро-Венгрии. Нераздельно и неслиянно. Каждая из Россий будет считаться по отношению к другой «заморской территорией», с равными правами «суверенных правителей» и общим, объединяющим всех подданных «высшим законом».