Исчезнувший - Дмитрий Красько

Но сперва я таки посетил туалет. Во-первых, избыток жидкости просился на свободу, а во-вторых, заглянул под сливной бачок — посмотреть, как поживают наши с Литовцем «Макаровы».

Те пребывали на месте и чувствовали себя, судя по всему, сносно. Один из пистолетов я переместил себе за пояс. Идти к Ломанову безоружным почему-то не хотелось. Может, он приказал доставить к себе в палату пулемет «Максим», оттого и охрану решил не выставлять. С «Макаровым» против «Максима» — тоже, конечно, не самая светлая идея, но все же лучше, чем с голыми руками.

Одернув на себе свитер, я побрел туда, где, по моим воспоминаниям, находилась палата ресторатора. В коридоре было темно — горела только тусклая лампочка в самом конце, но я не переживал. Никаких стульев, скамеечек и прочей рухляди, насколько я помнил, в проходе не было.

Дверь, которую я вышиб грудью, уже присобачили на место. Навели ли порядок в самой палате, я не знал, а заглядывать с целью проверить — не стал. Незачем. Отсчитав от этой палаты две двери, я открыл третью и быстро прошмыгнул внутрь, в темноту и неизвестность.

Шквальным пулеметным огнем меня встречать не стали. Появление незваного гостя вообще никаких эмоций не вызвало. Даже комар не чихнул.

Я немного постоял, вслушиваясь. Ориентироваться по зрению было бесполезно — окна, видимо, были занавешены плотными шторами, сквозь которые с улицы не пробивался ни один лучик.

Сей факт заставлял призадуматься. Шарахаться по палате на ощупь было глупо — обязательно наткнусь на что-нибудь и подниму шум. Но зажигать свет казалось опасным — если Ломанов проснется, то, как минимум, может закричать. А как максимум — откроет по мне стрельбу. Но другого варианта не просматривалось. Оставалось уповать на то, что сумею быстро сориентироваться, где находится кровать, и не дам ему привлечь ненужное внимание.

Я вытащил пистолет и, поплотнее зажмурившись, чтобы не ослепнуть, когда свет зажжется, щелкнул выключателем.

Палата-люкс, как и предполагалось. Разглядеть, где здесь кровать, было делом плевым — она была всего одна. И Ломанова, возлежавшего на ней, тоже, понятно, сразу приметил. В том, что это именно Ломанов, сомневаться не приходилось. Я пару раз имел честь лицезреть его, подбирая клиентов у тогда еще целого «Колизея», так что ошибиться не мог.

И он тоже не мог. Вообще ничего не мог. Потому что у него под подбородком, от уха до уха, тянулась широкая красная полоса. И подушка, на которой покоилась голова, тоже была красной от крови. И простыня под ней — тоже. Кто-то очень постарался поставить в конце его жизненного пути точку повнушительнее.

Я подошел поближе и осмотрел тело. Привлекали внимание поза и выражение лица. Ломанов лежал, вытянувшись во весь рост, и постельные принадлежности не были в беспорядке скомканы. Только пожелтевшие, покрытые темными короткими волосками руки отчаянно вцепились в простынь. И на лице не было ужаса — скорее, нечто среднее между удивлением и презрением. Все это выглядело так, словно он не сопротивлялся перед смертью, хоть и осознавал ее приближение.

А может, и нет, — возразил внутренний голос. Может, убийц было двое, и они застали его врасплох. И пока один держал руки, второй орудовал ножом.

Я отмахнулся и от этой мысли, и от внутреннего голоса вообще. Не мое это дело. Пусть милиция занимается построением гипотез. Когда обнаружит труп.

Напоследок пощупал лоб Ломанова. Температура тела — как у статуи. Давно лежит. Но не раньше ужина, то есть шести часов вечера. Иначе о его смерти уже стало бы известно.

Уходя, я вытер рукавом свитера выключатель и дверную ручку с обратной стороны. Других предметов, насколько помнил, не касался.

Слегка пошатываясь, вернулся в туалет и снова упрятал «Макаров» в пакет. Здесь и сейчас он был мне уже без надобности. Выйдя в фойе, уселся на диванчик, где днем коротали время телохранители Ломанова, и обхватил голову руками. Я далеко не праведник, и в жизни всякого навидался, но Ломанов, с его перерезанным горлом, серьезно расстроил мои нервные окончания. Даже Ленивый, разорванный взрывом, произвел меньшее впечатление. Возможно, потому что я и сам подвергся легкой контузии.

Кому же перешел дорогу знатный ресторатор? Причем, видимо, изрядно наследив при этом, раз сперва подняли на воздух его заведение, потом взорвали главного охранника, а под конец (если это конец) перерезали горло ему самому? Ответ мне, в принципе, был не особо нужен, если бы не одно «но» — я по-прежнему не знал, где искать Четырехглазого. Все ниточки, которые я себе придумывал, тут же обрывались. Непонятным образом дело ресторатора Ломанова и дело пропавшего Четырехглазого переплетались. У меня постепенно складывалось впечатление, что в этой жизни я не понимаю уже ничего. Так и до комплекса неполноценности недалеко.

Плюнув на все, я поднялся. Не дело это — думать на столь серьезные темы на пьяную голову. Придет день, вернется трезвость мышления, можно будет и подумать.

А пока, чтобы успокоить расшалившиеся нервы, я вернулся в сестринскую. Причем моего возвращения никто не заметил, настолько все были увлечены игрой. Только Лена немного поворчала, пересаживаясь с кресла ко мне на колени.

Причину ворчания я вполне понимал. Мой поход слишком затянулся, партия подходила к концу, в игре оставалось трое, включая и Лену.

Облапив ее за талию, я заглянул в карты. Там все было в порядке. Козырный туз и три валета, хоть и без козырного, на руках. И ход. Могла бы не ворчать.

Я откинулся в кресле как раз в тот момент, когда она сбросила своих валетов. Голова, слегка просветлевшая после посещения палаты Ломанова, снова принялась за свое — кому же столь сильно насолил знатный ресторатор? Я пытался отогнать эти мысли, но не мог.

На помощь пришел бородатый Боря. Игра закончилась, он наполнил стаканы и теперь настойчиво обращал мое внимание на общий стол. Я подчинился. Почему бы и нет? Алкоголь может сбить неприятную активность мозговых извилин — раз, а два…

Два — это то, что у меня на коленях сидит молодая и очень даже привлекательная медсестра. И при чем тут полкилограмма алкоголя, выпитого мной, я вас умоляю! Леночка была симпатична безо всякого алкоголя. Я поцеловал ее в шею, за что был укушен в ухо, взял со стола стакан и влил в себя содержимое.

Пельмени, принесенные мной, уже давно закончились, и сейчас на столе раскинулась снедь, прихваченная из домов медконтингентом — салат, окрошка, котлеты, жареная рыба. Жуй — не хочу.

Очкастый доктор тоже влил в себя свою порцию, лихо занюхал Клавиным бедром, на миг оголив его, получил привычную затрещину и, хихикнув, спросил меня:

— Михайло, дорогой, а признайся — страшно стало, когда гранату увидел?

Я швырнул в рот кусок котлеты, прожевал, проглотил и только потом ответил:

— Чтобы стало страшно, надо успеть испугаться. А я не успел. Я, как ее увидел, сразу побежал выскакивать. Мне другое интересно — кто так на «Колизей» обиделся, что сначала клуб взорвал, а потом главного охранника?

— А по-моему, «Колизей» тут ни при чем, — беспечно заявил доктор. — По-моему, тут сам Ленивый кому-то на хвост наступил. Вот его и попытались убрать. Сначала в ресторане, а когда там ничего не получилось, у нас. Если по-твоему, то взорвали бы скорее Ломанова, а он жив. — И доктор снова ущипнул Клаву за ляжку.

Я глубокомысленно съел еще кусок котлеты и изрек:

— Ну, тут бабка надвое гадала. Они могли просто не знать, что Ломанов лежит в другой палате. Тут же были телохранители, так что стоило какому-нибудь придурку подняться на этаж и увидеть, в какую палату они шастают, и все. Запросто могли решить, что именно там и лежит Ломанов. А про то, что Ленивый тоже лежит здесь, они могли не догадываться. Ошибочка, в общем, вышла у них.

— Хороша ошибочка! — Боря почесал свою бороду. — Да пусть они хоть все друг друга на тот свет отправят, лишь бы без таких ошибочек. А то перепутают и сюда чего-нибудь кинут.

— Вот! — я обнял Лену за талию и притянул к себе. — За это надо выпить. Чтоб не рвалось!

Доктор согласно мотнул головой, разлил из бутылки остатки, и мы выпили. После минутного закусочного чавканья голос подала Лена:

— А Ломанов ничего, молодец. Когда про взрыв узнал, даже не испугался. — И вдруг выдала на-гора информацию, заставившую меня на секунду оцепенеть. Но только на секунду: — И от новых телохранителей отказался. К нему тут после ужина заходили двое, поговорили минут двадцать, и ушли. Я спросила — зачем, а они говорят — новых охранников будем ставить, пришли посоветоваться, кого. А когда уходили, сказали, что он отказался от охраны вообще.

Глава 9

Похмельной боли в голове не наблюдалось. Что, учитывая количество выпитого накануне, было странно. Но именно это сподвигло меня на дальнейшее возвращение к жизни, теперь уже форсированными темпами. Я открыл глаза и попытался определить, где я, что я и зачем я.