Восточное наследство - Андрей Анисимов

Сегодня при лифте в доме Кроткина дежурил Савелий Лукич. Петрович полгода назад познакомился с лифтером и теперь, поздоровавшись с ним за руку, поделился исходом матча.

Савелий Лукич в футболе понимал, но фанатом не был. Лифтер предложил Петровичу чаю. Он заваривал его по-своему, добавляя листики и травки, что привозил с вологодских болот.

Петрович не спешил и с удовольствием согласился. Савелий Лукич открыл ящик стола и извлек завернутый в тряпицу пирог с рыбой.

Таких пирогов в Москве не пекли. Жена старого лифтера, родом из Архангельска, хранила свои рецепты.

— Пирог что надо, — похвалил Петрович и поинтересовался у лифтера, почему тот не взялся поливать цветы в квартире Кроткиных. — Ты тут сидишь, а мне полгорода надо отрулить.

— Я зарок дал, — сообщил Савелий Лукич, — в чужую квартиру ни ногой. Когда ушел на пенсию и согласился дежурить, меня в первую неделю дамочка из семьдесят пятой упросила кошку кормить. Потом серебряных ложек недосчиталась и скандал закатила. Ложки отыскались, но я дал себе зарок в чужую квартиру ни ногой.

— Народ разный бывает, — согласился Петрович.

— А ты мог сегодня и не приезжать. Люба два дня назад была, цветы полила, да еще своего ухажера дождалась.

— Странно, — удивился Петрович. — Люба должна на даче у сестры неделю жить. Была в городе, почему мне не позвонила?

— Кто ее знает? Может, и хотела позвонить, да любимого встретила и позабыла. Дело молодое.

Петрович поблагодарил за чай, взял ключи и отправился исполнять поручение. Отомкнув хитрый иноземный замок стальной двери, он вступил в темный полумрак подвала. Он забыл, где включается свет, и долго шарил по стене в 1-поисках выключателя. В спертом воздухе нежилой квартиры кроме духоты Петрович учуял странный сладковатый запах. Этот запах старый вояка знал. Наконец рука нащупала кружок выключателя. Мягкий свет залил холл.

Петрович раскрыл двойные двери в гостиную и сразу увидел лежащего возле дивана мужчину. Лужица почерневшей крови засохла длинным подтеком на лаке паркета. Светлая кожа дивана тоже сохранила следы крови.

Поза мужчины, давно засохшая кровь и сладковатый запах уверили Петровича, что перед ним труп. Петрович ахнул и попятился. Сердце старика забилось часто и неровно. Он давно не видел убитых. На войне пришлось повидать всякого. Приходилось складывать руки, ноги и головы, чтобы опознать погибших товарищей.

Но одно дело — труп на поле боя, а другое дело — в тишине мирной квартиры. Петрович схватился за сердце и прислонился к стене.

Затем глубоко вздохнул и медленно стал спускаться по лестнице. В лифтерской ему стало плохо. Савелий Лукич допивал чай. Увидев побледневшего Петровича и его выпученные глаза, лифтер вскочил, подхватил старого водителя и усадил его на свой маленький топчан.

— Звони в милицию. Там труп, — прошептал Петрович и стал заваливаться набок.

Савелий Лукич успел уложить Петровича и трясущейся рукой принялся крутить диск старого черного аппарата.

13

Никита Васильевич Бобров собирался в отпуск в середине мая вовсе не от хорошей жизни. Он не увлекался рыбалкой — как известно, весной хорошо идет на удочку и спиннинг речная рыба, не собирал лекарственные травы, что тоже надо делать весной, не играл в теннис — в мае подсыхают открытые корты и теннисисты начинают летний сезон. Подполковник Бобров строил дачу. Если сказать честно, дача Николаю Васильевичу кроме неприятностей ничего не сулила. Он терпеть не мог неустроенного быта, не выносил занудной возни с грядками и клумбами, легко доказывая, что десять килограммов огурцов гораздо дешевле обходятся на рынке, если учесть, что на собственном огороде необходимо часами торчать кверху задницей, укрывать их пленкой и бегать с лейкой. Подполковник предпочитал курортный отдых с организованными экскурсиями, трепом, преферансом, легкой выпивкой и симпатичной обслугой. И партнером для такого отдыха он предпочитал иметь вовсе не супругу. А дачу требовала жена. Татьяна Георгиевна раз в день, перед тем как идти в школу, где она служила директором, снимала за завтраком очки и, близоруко вглядываясь в черты супруга, тихо говорила:

— Внуки растут без дачи…

Никита Васильевич хотел встать, схватить директрису за шиворот, положить на постель и, сняв с нее тугие прорезиненные исподние трусы, пройтись по плоскому заду спутницы жизни широким офицерским ремнем. Вместо этого он так же тихо отвечал;

— Да, Танюша. В этом году закончим.

У начальника отдела раскрытия убийств Московского уголовного розыска подрастали двое внуков. Одной исполнился год, другому — четыре. Внучке пока удавалось получать необходимую порцию кислорода на балконе девятиэтажки, на Фестивальной улице. Внук на той же улице дышал в детском саду через дорогу. Интеллигентные по составу населения новостройки Речного вокзала, куда во времена Хрущева переселили арбатских москвичей в связи с большой ломкой для Нового Арбата, давно озеленили, деревья вымахали, и на втором этаже, где обитали Бобровы, в окно стучали ветви липы, а внизу цвели георгины и ноготки.

— Чем не дача? — удивлялся Никита Васильевич. — И крышу ремонтировать не надо, и дерьмо само уходит по трубам.

Он прекрасно понимал, что все жизнеобеспечивающие процессы на даче лягут на его плечи. До отпуска оставалось три дня, и Никита Васильевич уже неделю ходил мрачнее тучи. Топор и пила не были любимыми инструментами в руках подполковника. Нельзя сказать, что Бобров жил белоручкой, он мог взять молоток в руки и забить гвоздь. И гвоздь не гнулся. Но исполнял домашние работы Никита Васильевич без всякого удовольствия. Вот у зятя и вправду руки росли из другого места.

Тот кроме своих компьютеров ничего не знал и не умел. Тихий, упрямый, немного косивший Додик раздражал Боброва одним своим видом, но очень нравился Татьяне. Супруга всегда, заступаясь за зятя, приводила несокрушимые доводы: не пьет, не курит, не шляется по девкам, зарабатывает.

— Думай не о себе, а о счастье дочери!

«А кто подумает о моем счастии?» — размышлял Бобров. В судьбе Никиты Васильевича не все складывалось как по маслу. До Петровки, где он тянулся по служебной лестнице десять с лишним лет, Бобров служил заместителем прокурора Ростова. Неожиданно — в андроповскую волну — главного прокурора перевели в следственный изолятор. Тот, самодур и хам, возомнивший, что он бог и хозяин в своей вотчине, ничем от, других в те времена не отличался. Лизал начальственные зады в стольной и подставлял свой в Ростове. Но попал в политическую игру высоких сил и оказался за решеткой. Рикошетом могло достаться и Боброву. Он метнулся в Москву к знакомому адвокату Семе Гринштейну и получил совет: «Пиши заявление об уходе. Чемодан в зубы и как можно дальше, и как можно тише».

Никита Васильевич до сих пор благодарен умному еврею Гринштейну за мудрый совет. Остальное окружение прокурора, не желавшее расставаться с теплыми стульчиками, уселось за решетку. Бобров прокантовался два года у родственников под Волгоградом и дождался, когда о нем вспомнили как о человеке разумном, профессиональном и в начале перестройки пригласили на Петровку.

Звонок с сообщением об убийстве в престижном доме на Плющихе нарушил грустные размышления о предстоящем отпуске. «Не обошлось и в субботу», — огорчился Никита Васильевич, поскольку рассчитывал сегодня пораньше покинуть Управление. Он собрал чемоданчик и вышел из кабинета. Вся команда уже ждала в машинах. Подполковник вздохнул и, усевшись на переднее начальственное сиденье, велел трогать. Как сообщили, труп лежал в квартире несколько дней, поэтому вой сирен и деловитая спешка трех машин Управления вызвала у Боброва саркастическую улыбку:

— Куда теперь спешить?

Дом из светлого кирпича, типичный для богатых новостроек в центре Москвы, стоял в глубине за старыми московскими особнячками.

Убийство произошло на третьем этаже. Криминалисты, медэксперт и кинолог с худой овчаркой по кличке Марта заспешили наверх, а Бобров остался в лифтерской, где на маленьком топчане лежал бледный пожилой мужчина. Другой старик хлопотал рядом, держа в трясущихся руках полупустой стакан.

Бобров присел на краешек топчана, стараясь не беспокоить лежавшего, и тихо попросил:

— Рассказывайте.

— Петрович приехал цветы поливать, — начал Савелий Лукич.

Бобров слушал и думал, какими неприятностями грозит лично ему это убийство. Квартира принадлежит генеральному директору крупного фонда. Фонд наверняка связан с правительственными тусовками. Расследованию будут мешать. Столкнутся интересы кланов.

Придется вертеться.

— Девушка пришла раньше. Махнула мне, шоколадку подарила, взяла ключи и наверх, — продолжал Савелий Лукич.

— 1 — Аксенова, Аксенова, — крутил Бобров в голове названную фамилию. Где-то слышал?