Искусство Раздевания - Стефани Леманн

— Остановимся сначала на красном? — спросил он, ни к кому, собственно, не обращаясь, откупорил несколько бутылок каберне и наполнил бокалы. С виду вино было первоклассным. — Белые вина делают из зеленого винограда или красного, с которого сняли кожуру. Для красного вина используется виноград целиком, с кожурой и зернами. Это сильно воздействует на вкусовые качества. Кожура способствует образованию танина. А чем больше танина, тем более горьким становится напиток.

Он раздал нам бокалы.

— Кто из вас предпочитает красные вина белым?

Я подняла руку. Том тоже. Тара нет.

— Лично я склоняюсь к красным. Они более яркие, насыщенные, я бы сказал, более близкие к земле. Убрав с винограда кожуру, люди лишают его важного компонента, и от этого он становится менее целостным. — Я сделала глоток и отрезала себе кусочек сыра. — Но многим кажется, что белое вино пьется легче, и они выбирают именно его, — продолжал Кингсли. — И это совсем не плохо. Но лично мне больше импонирует полнота вкуса красного вина. — Он качнул свой бокал, отчего вино всколыхнулось. Я готова поклясться, что, приподняв его вверх, он посмотрел прямо на меня.

Неужели это что-то значит? Правильно ли я его поняла? Я сделала еще один глоток. Возможно. Мне хотелось думать, что он заинтересовался мною. Конечно, я поводов не давала. Да и он тоже вряд ли собирается предпринимать какие-либо шаги. Но было бы здорово. И страшно в то же самое время. Мне пришлось бы убедить его, что, на самом деле, я… не такая, какой кажусь. Потому что вряд ли ему удастся разглядеть мою истинную натуру. Думать об этом было очень приятно. Но ведь мои мысли занимал только Том. Верно?

Время шло к обеду, все мы наслаждались процессом познания, причем самые прилежные ученики были уже под градусом. Ральф показывал Кингсли язык, а я тешила свое воображение мыслью о том, как подойду к Тому, заключу его в объятия и осчастливлю влажным поцелуем в губы. Чем только его покорила эта Тара? Может быть, проблема в том, что я не проявляла особой активности? И, как дура, позволила ей украсть его у меня. Благоприятная возможность представилась, когда Кингсли попросил Тару убрать грязные бокалы в мойку. Том сообщил, что идет подышать свежим воздухом на крышу. Я восприняла это как предложение присоединиться.

— Я с тобой.

Я проследовала за ним вверх по лестнице, и он с усилием открыл массивную дверь на крышу. Ходил слушок, что однажды ученица выбежала сюда и спрыгнула вниз, перемахнув через перила, потому что спалила в духовке целый противень с печеньем.

— Свежий воздух — это хорошо! — провозгласила я.

— Н-да, не привык я столько пить в середине дня.

— Зато было весело. Ну и полезно, конечно.

— Я все равно не уверен, смогу ли различить терпкое вино от не терпкого и вообще…

— Да как вообще можно описать вкус словами?

— Я видел тебя в «Этуаль» прошлым вечером, — сказал он, усаживаясь на скамейку, которую, похоже, самовольно перенесли сюда из парка. — Почему ты не подошла и не поздоровалась?

Мне показалось, будто меня застукали со спущенными штанами.

— Ты же был занят. Не хотела мешать.

— Надо было подойти! Тебе понравилась еда?

— Очень.

— А что ты ела?

— Лосось под соусом. Апельсиново-имбирным.

— Хороший выбор, — одобрил он. — Апельсин и имбирь отлично сочетаются друг с другом.

— О, да. В жизни довольно редко можно найти так хорошо подходящие друг другу вещи.

— Хотя частенько ингредиенты смешивают бездумно, и это портит все блюдо.

— Например, какая-нибудь экзотическая приправа. — Я глупо хихикнула. Вино напомнило о себе. — А ты здорово смотрелся там, когда готовил.

— Спасибо. По правде говоря, мне было довольно страшно. Отец Тары настоящий перфекционист. Каждую минуту я думаю, как бы не облажаться.

— Да ладно тебе.

— Я серьезно. Очень большая ответственность. Заказы поступают один за другим. Одновременно готовишь сразу десять блюд. Стоит сделать что-нибудь не так, и на тебя орут повара, а потом официанты. Ты просто не представляешь, как сильно я устаю после смены. Как выжатый лимон.

— Да, я тоже натерпелась, когда работала в «Шанталь».

— А самое страшное — просыпаться утром с мыслью, что придется опять возвращаться в этот ад.

— Может, ты слишком много на себя берешь?

— А как иначе? Эта такая благоприятная возможность.

— Лучше сказать, слишком много положил в свою тарелку. Не люблю эту фразу — «слишком много на себя берешь».

— Но пока я справляюсь.

— Просто… — я замолчала. Он посмотрел на меня. Я придвинулась к нему ближе. — Жаль, что ты теперь так занят. — Я смотрела в его голубые глаза так призывно, как только могла. — Мы здорово провели с тобой время на продовольственном складе в ресторане.

«Продовольственный склад» я произнесла уже не так соблазнительно, как хотелось бы. Я была не настолько пьяна, чтобы поцеловать его, но приподняла подбородок и чуть подалась ему навстречу.

Он ровно на столько же отодвинулся от меня.

— Да, было здорово.

— Ага, — согласилась я, убеждая себя, что он отодвинулся только потому, что хотел, чтобы я еще чуть придвинулась к нему. — Ну, и мне бы хотелось… хм… показать тебе… город.

— Было бы отлично, — отозвался он.

Я улыбнулась. Он тоже. Это был прекрасный момент для поцелуя.

Он поднялся на ноги.

— Дело в том… — Его внимание, казалось, полностью занимал открывающийся вид. — Дело в том, что я не могу бросить работу. Логичнее было бы бросить школу. Мне платят за то, что я учусь. Это здорово. Мне действительно повезло. И Тара мне очень помогла. Познакомила меня с отцом. Уверен, что именно она убедила его взять меня. Я должен быть ей благодарен.

— Мистер Гласс не взял бы тебя, если бы ты не был талантлив.

— Шутишь? Он мог взять кого угодно. Но взял именно меня.

— Ага.

Он снова сел рядом со мной.

— Слушай, Джинджер, извини, но…

Мое опьянение вдруг улетучилось.

— Мы с Тарой…

Его голос стал совсем тихим. Он мог больше ничего не говорить. А я могла больше ничего и не спрашивать, но сложно было отказать себе в удовольствии помучиться.

— Она твоя девушка?

— Ну, мы нравимся друг другу. Как оказалось.

— А, понятно. Это здорово.

— Я… — Он наклонился вперед, облокотившись на колени, и уставился в пол.

Вид у него был пристыженный, словно я увидела, как он ворует деньги из кассы в конце рабочего дня.

— Ничего удивительного. Она красивая девушка.

— Ты мне тоже нравишься, Джинджер. Я надеюсь… — Он повернулся ко мне. — Мне бы очень хотелось, чтобы мы остались друзьями.

— Конечно.

— Ты не злишься?

— С чего бы?

По периметру крыши проходил бетонный бортик. Я представила, каково это будет — перелезть через него и спрыгнуть. Быстрый полет, кувырок на голубом козырьке над входом, и все. В лепешку.

— Никогда бы не подумал… что все случится так быстро.

— Наверное, она вскружила тебе голову.

— Похоже на то.

— Ну… — Я встала со скамейки. — Интересно, чем Жан-Поль сегодня захочет меня занять. Может, заставит отмывать жир с противней? Ах, нет, постой-ка, я видела, что сегодня нам доставили кальмаров. Может, он попросит меня разделать их все. Шесть миллионов штук это, в конце концов, не так уж много…

— Не тушуйся перед ним, Джинджер. Жан-Поль рано или поздно оценит твои старания. Это замечательно. Ты вкалываешь, прямо как парень.

— Спасибо, — сказала я. Отлично. Теперь я не просто толстокожая, теперь я «прямо как парень»! Понятно, ему хотелось сделать комплимент. И, видит Бог, в другой раз я бы и восприняла это, как комплимент. Но не сейчас. Не из его уст. Мое самолюбие было уязвлено. — Мне пора возвращаться.

Глава двадцать вторая

Мама была права. Ни один мужчина не сочтет меня привлекательной, если я не буду выставлять на показ свою грудь, следить за лицом, укладывать волосы и брить ноги. В надежде застать ее дома, я пошла напрямик через Рокфеллер-плаза. Я должна была извиниться перед Коко. Все эти годы я обманывала себя, оставаясь заурядной личностью и еще более заурядной женщиной. Я прошла мимо кондитерской, подавив желание зайти и купить что-нибудь с огромным количеством крема и сахарной пудры. Жаль, эго могло бы заглушить боль. Но у меня были дела.

Коко делала гимнастику на полу в гостиной. На ней был черный обтягивающий костюм для занятий йогой с двумя переплетающимися красными драконами на груди. Из динамиков доносился голос Джуди Гарленд: «Мужчина, который ушел».

— Мам, ты можешь на секунду приглушить звук?

— Когда закончу…

— Надо поговорить.

— Подождешь, когда я дойду до сотни?

Я села на диван, сняла кроссовки и стала ждать. На душе было паршиво, но я с трудом могла сдержать смех, так странно было видеть, как кто-то качает брюшной пресс под песни Джуди Гарленд. Зато у меня была возможность лишний раз все обдумать и взвесить. Да, все-таки девушки должны привлекать внимание мужчин. Все эти годы я хоронила свою красоту, поддавшись каким-то самоуничижительным бунтарским настроениям. Но еще не все потеряно. Кто мог стать лучшим тренером в моем углу ринга, чем мама? Преимущество Тары скоро сойдет на нет, потому что мной займется настоящий профессионал.