Формула власти - Александр Скрягин

Штирбу поднялся, встал у перил галереи и посмотрел вниз.

Дойдя до того места на полу ангара, над которым стоял барон, спиридоновцы остановились.

– Здравствуй, Василий Романович! – сказал Хунхуз, задрав голову.

– Вечер добрый! – смотрел сверху вниз барон.

– Привет тебе от Спиридона, Василий Романович! – повысил голос Хунхуз.

– За привет спасибо! И ему доброе слово передай. – сдержанно отозвался цыган.

Хунхуз помолчал. Разговаривать, задрав голову вверх было не слишком правильно для авторитета такого уровня, каким был Хунхуз. Но Василий Романович посланников Спиридона наверх не пригласил.

Хунхуз на секунду прикрыл глаза-шильца тяжелыми верхними веками, покатал желваки под кожей, но высказывать обиду не стал.

– Дело у нас к тебе, Василий Романович! – дружеским тоном произнес он.

– Ну, говори, свое дело! Смогу – помогу. – холодно отозвался Штирбу.

– Сможете, Василий Романович! Дело-то простое! – обрадованным голосом произнес Хунхуз. – Твои люди одного нашего кореша на машине сюда завезли. А он нам сильно нужен. Скажи своим ребятам, чтоб нам его отдали, вот и все дело… А Спиридон тебе за это спасибо скажет!

– А что за кореш такой? Фартовый что ли? – в голосе Василия Романовича проклюнулся интерес.

– Да, нет! Он не при делах. – небрежно махнул рукой Хунхуз. – Так, один местный.

– А что за местный? – продолжал выспрашивать Штирбу.

– Лох. Пустяшка! – произнес спиридоновец с таким видом, дескать, и разговора-то человек этот не заслуживает.

– Фамилия-то есть у него? Я всех местных знаю. – не отступал барон.

Спиридоновец помолчал.

– Ну, Контрибутов, вроде… – поняв, что фамилию все-таки придется назвать, небрежно произнес он.

– А чего он вам так понадобился? – удивленно приподнял правую бровь Василий Романович.

– Должен он нам! – как бы нехотя признался Хунхуз.

– И много? – склонил голову набок барон.

– Порядком.

– А чего ж вы большие деньги кому попало даете? – удивился Штирбу.

– Помочь же людям хочется!.. – развел руками спиридоновец. – Думали, вот дадим денег человеку, он поднимется и нас отблагодарит… А он – бегает от нас, как мышь по стадиону…

– Так, может, отдавать нечем? – подумав, предположил цыган.

– Отдавать нечем – значит, договариваться надо! – зло произнес Хунхуз. – Договариваться! А не бегать! Все понимаем, в жизни по-всякому бывает! Но мы ж не звери! Объясни – мы всегда поймем! А бегать-то зачем? Не хорошо! Не честно это! И Спиридон всегда так говорит. Верно, Василий Романович?

Хунхуз был тонким психологом. Почти неизбежно следующее за его вопросом слово «верно», произносимое бароном, было бы первым шагом по той дороге, что должна была привести к исполнению просьбы спиридоновцев. Ответить же «нет, не верно» на утверждение, что нехорошо бегать от долгов, было, разумеется, невозможно.

Но цыганский барон Штирбу был психологом не худшим, чем авторитет по кличке Хунхуз.

– Умный человек Спиридон. – умело обошел расставленную ловушку Василий Романович. – Очень умный. Мало таких. Только нет у меня этого Контрибутова. Не привозили его сюда.

– Да, как не привозили? – начал выходить из себя гость. – Машина-то, в которую этот кролик запрыгнул, во дворе стоит! – ткнул рукой себе за спину спиридоновец. – У тебя он, Василий Романович! Отдай его нам и всем хорошо будет! Я и Спиридону так доложу: помог нам сильно барон Штирбу! – снова попытался использовать Хунхуз авторитет своего шефа.

– Ты что, мне не веришь? – тоже прибавил голос Штирбу и выпрямился во весь свой солидный рост. – Сказал нет его здесь – значит, нет!

– Мы ж своими глазами видели, как эта «Нива» его подобрала! – не сдавался Хунхуз.

– Не знаю, что вы там видели! Нет здесь Контрибутова. – отрезал барон, и показывая, что продолжать разговор он будет не с Хунхузом, а с его хозяином, прибавил: – А со Спиридоном я сам встречусь и поговорю.

Хунхуз сжал веки в щелки и собрался что-то сказать, но Штирбу его опередил:

– Ну, а теперь, извиняйте хлопцы, идите по своим делам. Нужен вам Контрибутов – ищите! Только не здесь!

– Э-э-э, Василий Романович! Так не пойдет! Мы ведь по-хорошему хотим! А можем и по-плохому! – угрожающе выкрикнул Хунхуз.

– Так, и я по-хорошему хочу! Но могу и по-плохому! – спокойно сказал Штирбу и сделал знак рукой.

Из-за стены картонных ящиков выступили четверо мужчин. В руках они держали разномастные охотничьи ружья.

Одна из дверей на галерее открылась, оттуда появился высокий цыган с двумя напарниками. В руках у него был пожарный багор. У напарников – длинные мясницкие ножи. Звонко цокая ботинками по металлу, цыган спустился на один пролет лестницы, и занял позицию на площадке, расположенной на ее середине.

– Идите, ребята! – Махнул рукой Василий Романович. – Миша вас проводит! А Спиридону, ты, Хунхуз, привет передай! Если до среды его увидите, скажите, в среду я буду в городе и к нему заеду. Кальвадосу привезу. Как обещал. Ящичек. Все, некогда мне больше с вами разговоры вести!

Штирбу отвернулся.

Цыган с багром, стоящий на площадке, стал медленно спускаться вниз.

Рука спиридоновского посланца потянулась к карману куртки. Но, обозрев поле боя, он понял, что позиция безнадежна.

– Смотри, Василий Романович! Как бы не пожалеть! – бросил Хунхуз в спину стоящему на галерее Штирбе.

Звенела лестница под ногами спускающегося цыгана с багром.

Вожак повернулся и, увлекая за собой остальных бойцов, направился к выходу. Шел Хунхуз неторопливо, сохраняя достоинство.

Цыгане с охотничьими ружьями двигались вслед.

Через минуту спиридоновцы исчезли в светлеющем проеме широких ворот.

Василь неторопливо опустился на свой стул с высокой спинкой. Выдвинулся со стулом из укрывавшей его ниши и майор Мимикьянов.

– И что за мамалыга такая! – недоумевающее произнес Штирбу. – И зачем им Контрибутов понадобился? И чего ему у меня делать?

Майор Мимикьянов сидел молча.

– Слушай, Ефим, а, может, они тебя за этого Контрибутова приняли? – резко всем корпусом повернулся к майору барон, будто только поймав пришедшую ему в голову мысль.

– Похоже, что так. – вынужден был согласиться майор.

– Ой-е-е! Вот дела! – покачал головой цыганский барон. – А я-то думаю, и чего это спиридоновцы за тобой гоняются! С ума, что ли, тронулись! А оно – вон что!

– Выручил ты меня Василий Романович! Не забуду! – посмотрел в лицо барону майор Мимикьянов.

– Ну, о чем разговор! Сегодня я помогу госбезопасности! А завтра, глядишь, и она мне поможет! – положил свою тяжелую руку на плечо Ефиму барон.

– Да, чем же госбезопасность тебе помочь может? – поднял брови Ефим. – Разве что, из РУБОПа вытащить, как в тот раз, когда тебя за незаконное предпринимательство под замок закрыли…

– Ай-я-я-яй! Ефим! – засмеялся Штирбу и погрозил ему пальцем. – Ты, что думаешь, я забыл? Василь Штирбу ничего не забыл! Василь Штирбу добро помнит!

– Знаешь, Соня, я такого сармале еще никогда не пробовал! – повернулся майор к синеглазой цыганке. – Удачно у тебя получилось! Хорошо у тебя жена готовит, Василий Романович!

– Да это не я! Это Мария делала! – заскромничала Соня. – Но я ее учила.

– Спасибо хозяйке за ужин! – поблагодарил Ефим. – Хозяину отдельная благодарность за гостеприимство! И еще маленькая просьба… Как бы мне вас покинуть, чтобы никто чужой этого не видел, а?

21. Теоретическая дискуссия

Однажды Ефим заблудился в Институте днем.

Прямо в самый разгар рабочего дня, накануне обеда.

Причем, это случилось не в начале его пребывания в Институте, а в самый последний год, когда, казалось, он уже хорошо изучил запутанную топографию многокорпусного и разноэтажного здания.

Ефим направлялся из лабораторий биостанции в корпус излучающих устройств. В этой части Института он любил бывать. А на биостанции – нет.

Особенно, не лежала его душа к тем помещениям, где располагался виварий.

Там в просторных вольерах обитали животные – мыши, лисы, собаки и обезьяны, предназначенные для проведения опытов по управлению психической деятельностью.

Майор Мимикьянов не любил бывать в этой части здания и, уловив носом слабый аромат цирка, решил обойти виварий окольным путем.

Но в этот день ему определенно не везло.

То ли он не там поворачивал, то ли путал коридоры, но никак не мог попасть в главный административный этаж, откуда начинались лестницы, ведущие во все части здания.

Возможно, причиной тому была сибирская уха, сваренная накануне последней подругой Володи Городовикова – вокзальной буфетчицей Алей Тиц.

Надо сказать, что уха по-сибирски не имеет ничего общего с тем жидким рыбным супом, который горожане привыкли называть ухой. Уха по-сибирски была изобретена таежными охотниками и рыбаками для жизни, а не для развлечения. Она должна была обеспечить организм энергией, достаточной, чтобы сутками преследовать зверя, часами тащить сети с рыбой, осуществлять сорокакилометровые переходы в тридцатиградусный мороз и ночевать на снегу у костра.