Андрей Кожухов - Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский

– Что же они тогда сделали? – допытывалась Таня.

– Что им оставалось делать? Они вымещали, как могли, свою злобу на том, кто был у них в руках. Им не удалось открыть, кто именно жил под именем Захария Волкова, но они догадались, что упустили крупную птицу. Да, Миртов знал, что его ожидало, и он не пожертвовал бы собой для первого встречного.

– Они были близкими друзьями?

– Кто?

– Да Миртов и Тарас?

– Нет, не особенно. Они были просто знакомые. Миртов даже недолюбливал Тараса за его диктаторские замашки. Его поступок не был вызван личными мотивами. В этом-то и состоит его величие! – закончил Жорж, и в голосе его задрожали ноты восторга и удивления.

Последовало торжественное молчание, лучше всяких слов выражавшее высокое настроение души. И Андрей, и Лена, и Жорж – все были под обаянием геройского поступка, исключительного даже в летописях революционной партии. Все на минуту прониклись различными чувствами: сожалением о преждевременной утрате такого человека, преклонением перед его героизмом, гордостью членов партии, вербующих в свои ряды людей, готовых на величайшие жертвы для дела.

Но для Тани тут было нечто большее. Для нее это была одна из тех случайностей, которые, попадаясь на перепутье жизни, раз навсегда формируют нравственный облик человека. С тех пор как она познакомилась с Зиной, а потом с Жоржем, она искренне и горячо сочувствовала их делу. Но пропасть разделяет сочувствующего, готового сделать кое-что, иногда и очень много, для дела, и настоящего служителя идеи, идущего ради нее на всевозможные жертвы, просто потому что иначе он поступать не в силах. Таня не перешагнула еще этой пропасти. До сих пор она была на другой стороне, с другими людьми. Она, может быть, и осталась бы там, если бы накануне этого дня прекратила дальнейшее сношение с этим миром, где так много вращалась последнее время. Ее душа еще ни на одну минуту не изведала тех глубоко потрясающих ощущений, после которых нет возврата в трусливую, малодушную, бесплодную среду.

Событие или книга; живое слово или заразительный пример; печальная повесть настоящего или яркий просвет будущего – все может послужить поводом для рокового кризиса. У иных он сопровождается сильным душевным потрясением; у других глубочайшие источники сердца открываются как бы во сне, нежным прикосновением дружеской руки. Так или иначе, но все отдавшиеся на жизнь и смерть служению великому делу должны пережить такой решающий момент, потому что целое море самых сильных впечатлений не может заменить его живительной силы.

Такой кризис теперь наступил для Тани. Когда Жорж замолк, и она поняла всё, ее сердце вдруг наполнилось острым, всепоглощающим чувством жалости. Она как будто выросла в эту минуту и из молодой девушки обратилась во взрослую женщину с вполне созревшими в ее девичьем сердце материнскими инстинктами, и этот юноша, которого она никогда не видела, стал ее собственным ребёнком, оторванным врагами от ее груди. Живая краска залила ее лоб; нечто быстрое, чего она не могла разобрать, но что не было, к ее удивлению, ни ненавистью, ни жаждою мщения, осветило ей, как молнией, глаза – и всё было кончено. Великое дело свершилось. Здесь, в этом загородном глухом уголке, в этой бедной комнате рассказ о благородном поступке нашёл отклик в молодой душе и навсегда привлёк ее к великому делу.

Когда девушка заговорила, она не произнесла ни торжественных клятв, ни других решительных заявлений. Она не могла сделать ничего подобного, если бы даже по природе своей не была чужда всего показного, всего сенсационного. Ни тогда, ни после, в течение предстоявших ей долгих лет геройских трудов и страданий, не могла она сказать, когда свершилось ее обращение. Она сама не понимала, что происходило в ту минуту в ее сердце, и внезапное чувство, охватившее ее, выразилось в несколько странной форме.

– Я не вижу ничего особенно великого в том, что сделал Миртов, – сказала она тихим, дрожащим голосом, как бы стыдясь своей смелости.

Жорж посмотрел на нее с изумлением.

– Между крупным деятелем и человеком, играющим второстепенную роль в деле, выбор ясен, – продолжала Таня, не поднимая глаз. – Миртов исполнил свой долг, вот и всё.

Лена одобрительно кивнула. Она была совершенно согласна с Таней.

Жорж смотрел на нее с восторженным удивлением. Ничего подобного он не рассчитывал услыхать от нее, а уж он ли, как ему казалось, не знал ее!

– А вы, вы так же поступили бы на его месте? – спросил он взволнованным голосом.

– Если бы оказалась такой же догадливой, – да! – ответила Таня, не колеблясь и глядя ему прямо в лицо.

Она только что ответила на этот вопрос самой себе, что и вызвало ее первое неловкое замечание о поступке Миртова. Теперь же она только повторила свой ответ вслух, и, опершись на руку красивой головой, она снова погрузилась в думы, устремив мечтательный взгляд вперёд.

Андрей, который не мог оторвать глаз от нее, нашёл, что она дьявольски хороша в эту минуту, и ужас охватил его, как при приближении какого-то несчастья. Но почему же лицо его вдруг подёрнуло, как от внезапной боли? Причиной был этот несносный Жорж, который не мог забыть о своих комплиментах даже в такой неподходящий момент.

– Если нравственная сила имеет какую-нибудь цену, – начал Жорж взволнованным голосом, – то лучший, величайший из наших деятелей оказался бы самонадеянным глупцом, согласившись на такой обмен с вами.

Он был, однако, потрясён и говорил от души, и Андрей был несправедлив к своему другу, придавая словам такое легкомысленное объяснение. В эту минуту Жорж был не способен думать о девушке иначе, как о дорогом товарище. Он приветствовал пробуждение прекрасной души, и то, что он говорил, было, в сущности, правдой, но высказывался он, по своему обыкновению, в несколько преувеличенных выражениях.

Что касается Тани, то на нее слова Жоржа произвели отрезвляющее действие. Его преувеличения показались ей забавными, и она готовилась уже пошутить на его счёт. Но, посмотрев ему в лицо, она внутренне попрекнула себя за свое намерение и даже почувствовала к нему нежность. Она крепко пожала ему руку.

– Какой вы добрый, Жорж! Но довольно об этом, – сказала она.

– Что с вами? – обратилась Лена в то же время к своему соседу. – Вы так побледнели.

– Неужели? – пробормотал Андрей. – Должно быть, это отражение зелёных деревьев.

Но то не было отражением зелёных деревьев – оно-то, скорее, скрывало мертвенную бледность его лица. В этот самый момент острое чувство ревности сорвало повязку с его глаз. Он увидел, как при свете молнии, что, собственно, он испытывал по отношению к