Казак в Аду - Андрей Белянин

— Рахиль! — отложив расспросы старого эльфа, крикнул будущий объект грязного домогательства. — Миллавеллор говорит, что они собираются меня изнасиловать!

— Мне будет больно на это смотреть, Ваня, — так же громко ответила собравшаяся с духом израильтянка, бросив тоскливый взгляд на лежащий по другую сторону ствола проверенный «галил». — Но таки настоятельно рекомендую вам расслабиться и получить удовольствие!

— Фигу я им расслабленный нужен, совсем наоборот, — буркнул Иван и ещё громче выкрикнул: — Но я всё равно тебя люблю!

— И где она была, ваша любовь, когда я, как чижик, подпрыгивала с поцелуями, — точно так же себе под нос пробормотала краса и гордость мотострелковых войск Израиля, уже гораздо громче добавив: — А опытный в «ветках персика» эльф их никак не устроит?

— Нет…

— Таки чтоб вы сдулись на пятой, и им всем вас не хватило! — рыча от бессилия, прокляла Рахиль, а чёрные эльфийки, перепихиваясь локтями, уже строились в очередь.

Твёрдо решивший оказать любое возможное сопротивление бывший подъесаул вырывался, как трезвый Карлсон от выпившей фрекен Бок, но всё равно не мог подавить в себе врождённого рыцарского комплекса и ударить незнакомую девушку всерьёз. Впрочем, знакомую-то уж не смог бы тем более…

А чёрные эльфийки, нимало не стесняясь численного превосходства, кинулись на него скопом, отмотали от эльфа и после сладкой партерной борьбы с катаниями, хватаниями и обниманиями успешно привязали взмокшего от обилия ощущений казака к импровизированной постели. В чёрном, кожаном и облегающем, обольстительные насильницы выглядели просто сногсшибательно. Образно говоря, белый лифчик госпожи Файнзильберминц и рядом не валялся…

Один лишь момент заставил отчаянного подъесаула ахнуть — у склонившейся над ним девушки не было зрачков. Просто густая межгалактическая чернота, плещущаяся меж вздрагивающих ресниц. Только сейчас он понял, что такие же глаза и у всех остальных. Тьма полностью поглотила их души, и если есть такое наказание — оставить человека видеть только чёрное, без малейшего проблеска света, то эти эльфийки отныне знали лишь тьму внутри себя — без веры, без надежды, без любви…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

О том, что в одни неприятности нас втравливают враги, в другие друзья, а в остальные — женщины…

…Дробот знакомых копыт раздался, когда на жертве расстёгивали скрипучую портупею. Взглядам пленников предстал великолепный белый конь без малейшего шва на шее в месте отрыва головы и с уверенной всадницей в длинном эльфийском плаще. Не узнать благородную посадку принцессы Нюниэль было невозможно!

Но ожидаемый вздох облегчения у нашей троицы отнюдь не вырвался, скомкавшись на корню, — под плащом мелькнули всё те же чёрные одежды. Игнорируя призывный стон Миллавеллора, непривычно суровая принцесса эльфийского Холма спрыгнула с седла и встала над распластанным Иваном. О чём-то подумала, оценивающе оглядев его путы, кивнула девушкам и так же молча подошла к привязанной Рахиль…

— Таки добрый день, тётя Нюня! Хотя лично нам он не добрый ничем, но хоть у вас есть настроение, за что я не могу не быть рада. Тока не молчите так откровенно, я буду думать, шо вы нас не узнали и не хотите сказать «здрасти», хотя шо оно вам стоит?! Протрите же окуляры тряпочкой — это мы!

— Я отлично узнал тебя, дева…

— Ой, у меня пробка в ухе, видимо, сосновая смола натекла… Вы сказали «узнал» или у вас больная тема на половом спряжении глаголов? Таки чисто по-женски я пойму…

— Кроме тебя, здесь нет женщин, — весомо подтвердила неприступная остроухая дама.

В свои шестьдесят с хвостиком, конечно, при здоровом питании и весь день на свежем воздухе (но всё равно, как ни верти, уже не первой свежести), в чёрном лифчике, кожаной мини-юбке с разрезами и в глянцевых ботфортах до середины бедра — она производила более чем убийственное впечатление. Да полно, она ли была это вообще?!

— Тогда, кхе-кхе… — вежливо прокашлялся Иван Кочуев, — ты, козёл безрогий, отойди от моей еврейки и сними, мать твою, с меня своих дебильных извращенцев!

Повисла очень нехорошая тишина… Слово «очень», пожалуй, стоило бы подчеркнуть и выделить красным шрифтом.

— Как он меня назвал, «мозлок мезрогиб»?! — каким-то особенно звенящим шёпотом переспросила изменившаяся в лице тётя Нюня. — А ну, подайте мне сюда этого аедоноскн!

Шесть чёрных эльфиек, задыхаясь от ярости, отвязали казака, поставили на ноги и толкнули вперёд. Косым взглядом бывший филолог отметил, что три-четыре девочки тяжело дышали не от обиды за принцессу, а по причине нереализованности ласк. Может, в реальной земной жизни им просто не хватило обычной мужской любви?

Вот и отчаялись, стали такими, как есть, с тьмой в глазах и замёрзшим сердцем…

— Верните ему его жалкое оружие! Начертите круг! Я сам лично своей рукой выпотрошу этого аерзавцм, как облюдочногу арко!

— Ваня, вы есть псих, — обречённо опустила голову несчастная иудейка, лишённая праведной возможности принять участие в драке. — Очень надеюсь, шо у вас созрел план и вы всё сделаете аккуратно, как по нотам. Хотя, на шо я надеюсь, надо же быть при всех такой дурой… Верните мне «галил», я тоже хочу!

Как вы понимаете, на крик её души никто не отреагировал, а связанный Миллавеллор лишь привстал на пенёк, чтобы лучше всё видеть.

— Имейте в виду, друг мой, даже не мыслите нанести хоть одну царапинку моей обожаемой возлюбленной! Знайте, тогда у вас не будет более мстительного врага, чем я! Как говорил просвещённый старец Ши Лунь… да тьфу на него, но вы меня поняли?! Я страшен во гневе! Я ведь и укусить могу!

Старательные девушки в чёрном быстренько разобрали столь старательно созданную ими же «постель», тонкими кинжалами очертили довольно большой, хоть и неровный круг и презрительно всучили молодому человеку его оружие. Подъесаул нежно, словно ребёнка, покачал в руках старую златоустовскую шашку. Её клинок ответно улыбнулся казаку, на ширину ладони выскользнув из ножен.

Признаться, никакого разумного плана в чубатой голове нашего героя не было и в помине. Всё на исключительной импровизации — обругать противника, вызвать ответную реакцию, получить свободу, драться и… Ну, дальше несколько противоречивых вариантов. Благородно уступить даме, ни за грош погибнув под изогнутым эльфийским мечом? Легко! Пожалуй, даже легче всего, но и глупо тоже, до фэнтезийной заштампованности…

Вариант порубания противницы в капусту, а также нанесения всевозможных увечий различной степени тяжести вообще отпадал как таковой по целому ряду уважительных причин. Победителя просто не извинили бы ни влюблённый эльф, ни девочки в чёрном, ни даже он сам. Впрочем, он сам в первую очередь…

— Встань в круг, йрязныг кодоноп! Посмотрим, сумеешь ли ты умереть как мужчина, а не йраныд ьобелк…

— Ах ты плесень недетородная, — на полуавтомате сорвался казак и, смело шагнув на поединок, выхватил из ножен шашку.

Нюниэль нехорошо улыбнулась, подошла к нему почти вплотную и пристально посмотрела в глаза…

— Один шаг за черту, и мужчины выпустят стрелы. Когда ты погибнешь, они изберут мишенью твою девушку…

— А если погибнете вы?

— Моё место займёт следующий воин. Нас много. Скольких бы ты ни убил, рано или поздно твоя голова скатится к ногам того, кто возглавит общину чёрных эльфов…

— А… это… — несколько невпопад не удержался молодой человек. — Вас тут что, аллергия не мучает?

— Ты знаешь, нет, — неожиданно совсем другим тоном ответила принцесса. — То ли климат иной, то ли эльфы не те, свободно дышу носом — сама себе удивляюсь… тьфу! Я хотел сказать: умри цодлеп!

Отчаянный подъесаул только улыбнулся в усы: у Нюниэль были нормальные голубые глаза, без малейшего вкрапления черноты! Значит, не всё потеряно и надо суметь победить… Двигаясь по кругу, он как бы невзначай встал поближе к Рахили и, пользуясь моментом, прыгнул к любимой еврейке.

— Слушай, я хотел сказать, что… а, неважно! Давай я просто тебя поцелую?

— Не-э-э-эт!!!

— Ну… нет так нет, чего орать-то… — не успел даже толком обидеться казак, как две чёрные стрелы, свистнув у него над ухом, впились в дерево, чудом не задев пленницу. — Матерь Божья, заступница, что ж я из круга-то вышел?!!

От ещё двух стрел Иван увернулся, третью отбил шашкой, быстро забегая назад, на чётко очерченную территорию. Рахиль смотрела ему вслед, беззвучно матерясь, злая, как енот-полоскун при виде телеведущего с «Тайдом». Три стрелы торчали в стволе ёлки так близко, что она могла коснуться их бедром, а четвёртая намертво пришпилила ворот армейской куртки, едва не поцарапав шею. Два сантиметра в сторону, и она бы уже захлёбывалась кровью, со стрелой в горле, только из-за того, что этот идиот так «вовремя» вспомнил о поцелуях…