Воспоминания - Η. О. Лосский

Один из них, Прейс (в начале войны он был в Германии и с тех пор я ничего не слышал о нем), обратил внимание на то, что наряду с материальными и душевными процессами мы имеем в кругозоре сознания в подлиннике также социальную действительность, как особое царство бытия. Он знал наизусть введение в «Обоснование интуитивизма» и некоторые другие отрывки из этой книги. Слушательница Высших Женских Курсов Лебедева сказала моей сестре: «Если бы я сделала такие открытия, как ваш брат, я выбежала бы на улицу и кричала бы о них всем прохожим от счастья». В кругах старших философов отношение к интуитивизму было сдержанное, однако и среди них были лица, например Э. Л.

Радлов, сочувственно относившиеся к моей работе. М. И. Ка- ринский после одного из заседаний Философского общества, на котором читался чей‑то доклад, содержавший в себе критику интуитивизма, сказал мне, спускаясь с лестницы, что основной замысел интуитивизма граничит с безумием, однако согласился, что у Спенсера есть строки, содержащие в себе зародыш такой теории.

В течение ряда лет после защиты диссертации я продолжал затрачивать все силы на дальнейшую работу над теориею знания и логикою. Я занимался изучением современных гносеологических направлений, чтобы сопоставлять с ними, защищать и развивать далее интуитивизм. В 1908— 1909 учебном году мною был осуществлен в университете, а потом на Высших Женских курсах грандиозный семинарий, посвященный обзору важнейших современных теорий знания. Темы своих семинариев и просеминариев я объявлял студентам весною, чтобы они могли летом подготовиться и прочитать рекомендуемые сочинения, иногда весьма обширные, как, например, „Erkenntnisstheoretisdie Logik" Шуппе. Нередко после такой большой работы студенты и курсистки, участвовавшие в семинарии, снимались все вместе со мною; от слушательниц Высших Курсов я иногда получал в конце года цветы.

Какая‑то заметка в словаре Эйслера, кажется, по поводу философии Ремке, обратила мое внимание на то, что учения о сознании, как объемлющем не только индивидуально–пси- хические состояния субъекта, но и внешний мир, предполагает новое понимание сущности сознания, именно учение о том, что в основе сознавания субъектом предмета лежит особое отношение, связывающее друг с другом субъект и предмет. Я стал разрабатывать учение о гносеологической координации познавающего индивидуума с предметами внешнего мира. Мною были написаны статьи: «Гносеологический индивидуализм в новой философии и преодоление его в новейшей философии» (речь 1907 г. перед защитою диссертации; нем. перевод в Zeitschrift ftir Philosophie und philos. Kritik, Bd. 132); «Идея бессмертия души как проблема теории знания», 1910; «Реформа понятия сознания в современной теории знания, и ее значение для логики» (по–нем. в „Encykl. der philos. Wissenschaften, I, Logik, 1912). «Реформа понятия сознания в современной гносеологии и роль Шуппе в этом движении», 1913; «Интуитивная философия Бергсона», 1914; «Восприятие чужой душевной жизни», 1914.

Желая дать подробное сопоставление интуитивизма с индивидуалистическим эмпиризмом, рационализмом и критицизмом, я написал «Введение в философию. Часть I. Введение в теорию знания», 1911. В этой книге критицизм был изложен мною дважды: в традиционном психологистически- феноменалистическом истолковании и в реформированном трансцендентально–логическом понимании, особенно тем, которое развито Когеном.

Словарь Эйслера привлек мое внимание к Ремке. Я уже и раньше в «Обосновании интуитивизма» упомянул Ремке, как автора книги „Die Welt als Wahrnehmung und BegrifF, в числе предшественников интуитивизма, но причислил его, согласно распространенному о нем мнению, к имманентной школе наравне с Шуппе. Взгляды Шуппе я знал хорошо, а книгу Ремке только перелистал, надеясь найти у него объективистическое учение о фантазии. Ожидания мои не оправдались. У меня получилось впечатление, что гносеология Ремке есть не более, чем одна из форм неокантианства, разновидность имманентной философии. В 1908 году мое «Обоснование интуитивизма» появилось на немецком языке. Ремке познакомился с моею теориею и в 1913 г. поеле того, как им была издана „Philosophic als Grundwissenschaft", написал мне, что я неправильно причислил его, следуя общему мнению, к школе имманентной философии; он утверждал, что его теорию знания следует понимать в духе интуитивизма, а не в духе неокантианских теорий. И в самом деле, гносеология, намеченная Ремке в „Philosophic als Grundwissenschaft", а также его статья „Unsere Wahrnehmung der Aussenwelt" очень близка к моему интуитивизму. Однако у меня явилось убеждение, что это новая ступень в развитии его гносеологии, и что в то время, когда ОН писал „Die Welt als Wahrnehmung und BegrifF, ОН еще слишком неопределенно подходил к интуитивизму, стоя еще слишком близко к неокантианскому гносеологическому идеализму, что и выразилось даже в заглавии его книги. Я хорошо познакомился с „Philosophic als Grundwissenchaft“; метафизическая часть которой меня весьма не удовлетворила, а книгу „Die Welt als Wahrnehmung und Begriff" так И не прочитал.

В 1913, кажется, году в Петербурге был болгарский философ Д. Михальчев, верный ученик и последователь Ремке, написавший книгу „Philosophische Studien“, 1909. В беседе его со мною явно проскальзывало убеждение, что мой интуитивизм есть не более, как видоизменение теории Ремке, и что я написал свое «Обоснование интуитивизма» под влиянием Ремке. Меня очень забавляло это недоразумение. В то время, когда я обдумывал и писал «Обоснование интуитивизма», убеждение мое в возможности непосредственного созерцания внешнего мира связано было с философиеи Шеллинга, Гегеля, а книгу Ремке я взял в руки только тогда, когда писал главу о предшественниках интуитивизма, да и то прочитал из нее лишь несколько страниц.

Вообще надо заметить, что новые направления, обыкновенно, возникают сразу во многих умах независимо друг от друга, но в связи с общим состоянием культуры и ее прошлым. Обыкновенно, в каждом уме новая система философии вырастает органически изнутри, будучи в то же время аспектом всего культурного развития. Поэтому историк, пытающийся понять какую‑либо систему, как мозаику, полученную из заимствований от других мыслителей и как результат прямых влияний их друг на друга, обыкновенно, попадает пальцем в небо. Прямые влияния возможны бывают только в области деталей двух систем, более или менее родственных друг другу, тогда как целое их при ближайшем рассмотрении оказывается глубоко различным.

Одно непосредственное влияние на развитие моих взглядов я могу указать точно. С. А. Алексеев, беседуя со мною, однажды указал на то, что связь душевных процессов с телесными рассмотрена французским философом Бергсоном в духе, благоприятном для разработки моего интуитивизма. Я тотчас выписал „Essai sur les donnees imm^diates de la conscience “ И „Matifere et memoire".

Учение Бергсона о том, что раздражения органов чувств и физиологические процессы в нервных центрах суть не причина, а только стимул, подстрекающий духовное я человека к восприятию и припоминанию, я приветствовал с радостью и приобщил к числу защищаемых мною теорий. Но, конечно, антиплатонизм Бергсона, его гносеологический дуализм, иррационализм, учение о чувственных качествах, как сгущениях, производимых субъектом, далее, его учение о свободе воли, не дающее ясного решения вопроса, были мною отвергнуты. Получив приглашение прочитать несколько публичных лекций в Москве, я изложил в них сущность философии Бергсона и отличие ее от моих взглядов. Эти лекции напечатаны были мною в брошюре «Интуитивная философия Бергсона» (издательство «Путь», Москва 1913).

Немалым шагом вперед была поправка к ошибочному учению о чувственных качествах, которое было изложено в первом издании «Обоснования интуитивизма». Там я высказывал мысль, что чувственные качества возникают внутри тела субзекта, как результат раздражения органов чувств и нервной системы. Считая их принадлежащими к внешнему миру «данному мне» в восприятии, я тем не менее слишком приближал их к познающему индивидууму, потому что относил их к телу индивидуума, а не к окружающему его тело внешнему миру. Критикуя систему Бергсона, я уже понимал, что не только умозрительно открываемая сущность и строение внешних предметов, но и чувственные качества их суть нечто принадлежащее к их составу, независимому ни от познающего индивидуума, ни от его тела.

Меня очень интересовал вопрос об истории интуитивизма. Я был уверен, что это направление, хотя оно и не развивалось непрерывно, как эмпиризм и рационализм, должно было появляться спорадически на всем протяжении истории европейской мысли. Например, частично интуитивизм может быть найден у Платона, Аристотеля, Плотина и в полной мере у некоторых средневековых мыслителей. Однако у меня не было времени для занятий такими историческими исследованиями. Я надеялся, что кто‑нибудь из моих учеников или последователей возьмет на себя эту задачу; сам же я хотел разработать интуитивизм настолько, чтобы положить начало в дальнейшем его непрерывному развитию в истории философии. Впрочем в это время у меня была мысль написать историю гносеологии в новой философии с целью обрисовать гносеологический индивидуализм XVII и XVIII вв. и намечающийся переход от него к гносеологическому универсализму со времени представителей германского метафизического идеализма, Фихте, Шеллинга, Гегеля.