Воспоминания - Η. О. Лосский

Поездка эта доставила нам громадное удовольствие резкими контрастами, пережитыми в течение одного дня. На перевале Симплона мы находились среди природы полярных стран; там было холодно, пустынно и неприветливо; а к вечеру мы очутились в мягком климате Италии, среди богатой растительности, в воздухе, напоенном ароматами цветов. Особенно поражали красивые статные фигуры итальянцев и итальянок.

Пожив на Лаго–ди–Комо и Лаго–Маджиоре, мы отправились в Венецию, Флоренцию, Рим и Неаполь, увлекаясь му- заями, церквами и сочетаниями красот природы с творениями искусства. В храме св. Петра мы были на богослужении в праздник Апостолов Петра и Павла. Приятно было видеть среди паломников крестьянина, на плаще которого были нашиты раковины. Из Неаполя мы совершили поездку в Помпею, на Везувий и на Капри. Восхождение на Везувий мы сделали из Помпеи верхом на лошадях. Добравшись до крутых склонов вблизи кратера, усыпанных вулканическою пылью, пришлось сойти с лошадей и идти пешком. Ноги вязли в пыли, Людмила Владимировна с проводником шла медленно, а я, сгорая нетерпением увидеть отверстие кратера, побежал вперед. В ту минуту, когда я дошел до края кратера и заглянул вниз, вулкан вздохнул, — издал звук вроде тяжелого вздоха. Проводник сказал, что это не часто случается слышать.

Вернувшись в Швейцарию, мы купили для всех членов семьи на две недели билет, дававший возможность ездить по всем железным дорогам. Таким образом нам удалось сделать ряд интересных прогулок, например на Чертов мост в воспоминание о геройском походе Суворова, в Базель, в Люцерн с прогулкою по Axenstrasse и т. п. Обратно в Россию разные группы нашей компании поехали различными путями. Мария Николаевна, Людмила Владимировна и я остановились дня на два в Мюнхене и направились на юг России в Одессу и в Крым в имение Метальниковых.

Подъезжая к Кракову мне пришло в гоолву, что нам легко было бы воспользоваться случаем осмотреть соляные копи Велички. Все мы, не исключая и Марии Николаевны, были настолько подвижны, что тотчас решили привести этот план в исполнение и через четверть часа уже высаживались на станции Величка. Грандиозные залы с причудливыми сталактитами и сталагмитами, сверкающими сверху соляными кристаллами, произвели на нас большое впечатление. Утомленные этою прогулкою и ездою по железной дороге мы с удовольствием пожили два дня в тихом Кракове, одном из древнейших культурных славянских городов.

В 1902—1903 учебном году я читал в университете лекции по «Философии психологии». Диссертацию свою «Основные учения психологии с точки зрения волюнтаризма» я напечатал сначала в журнале «Вопросы философии и психологии» в 1902 и 1903 гг., а потом она была принята в «Записки Историко–филологического факультета» и осенью 9 ноября 1903 года должен был состояться публичный диспут для защиты ее.

На лето 1903 г. я получил командировку в Геттинген к проф. Георгу Элиасу Мюллеру. Я знал, что он педантически точный психолог–экспериментатор и хотел познакомиться с приемами его работы. Людмила Владимировна ожидала ребенка и мы полагали, что роды в культурном университетском городке в Германии будут обставлены благоприятно. Поехали мы туда с Людмилою Владимировною очень рано в начале апреля, а потом в мае к нам присоединились Мария Николаевна и Адель Ивановна, без хозяйственных забот которой никакое важное событие в нашей семье не могло обойтись.

Геттинген очень понравился нам, как город тесно связанный с немецкою духовною культурою. На каждом почти доме была дощечка с надписью в воспоминание о великом человеке, жившем в Геттингене или проведшем там хотя бы несколько дней. Имена Гаусса, Вебера, Гете, Шопенгауера, — всех кого угодно, можно было найти там. В наше время в Геттингенском университете преподавали великие математики Клейн и Гильберт, химик Нернст. Философ Э. Гуссерль был также в это время в Геттингене, но я не знал еще его имени и не поинтересовался его лекциями: все мое внимание было сосредоточено на психологическом кабинете Г. Э. Мюллера. У него работало человек десять молодых людей, между прочим и Frobes, S. I., будущий автор чрезвычайно ценной книги, обзора результатов экспериментальной психологии.

Из русских кроме меня здесь были Федор Евдокимович Волошин и Полина Осиповна Эфруси. Волошин участвовал в опытах Нарцисса Аха, который был в то время ассистентом проф. Мюллера. Ах изучал условия возникновения сновидений, а Волошин, как испытуемый субъект, в определенные часы приходил в психологический кабинет спать там. Я занялся экспериментами над заучиванием пар слов русского и немецкого языка и установлением скорости припоминания их в различных условиях. Кроме того, мною была предпринята большая работа перевода моей диссертации „Die Grundlehren der Psydiologie vom Standpunkt des Voluntarismus» на немецкий язык. Перевод был выполнен господином Клей- кером, который страстно любил изучение языков и знал несколько десятков их. Русский язык он знал не настолько, чтобы самостоятельно перевести книгу, но он быстро схватывал мои пояснения и легко находил точное выражение моей мысли. Особенно важно было найти выражение для введенных мною слов «осознать», «опознать» и т. п., что Kleuker удачно выполнил.

У геттингенских химиков работал этим летом Даниил Даниилович Гарднер, ассистент Петербургского Технологического института. С ним была жена и двухлетняя дочь. Они увлекались германскою еоциал–демократиею, выписывали „Vorwarts" и, приходя к нам, сообщали из этой газеты волнующие политические новости.

Поселились мы в одном километре от города, наняв маленький домик при ресторане Rohns, на склоне холма, откуда открывался красивый вид на Геттинген. Когда приблизилось время родов, мы обратились к гинекологу профессору Мюллеру, который дал нам опытную акушерку. Роды оказались очень тяжелыми вследствие неправильного положения ребенка. Они длились 60 часов; сердце матери начало ослабевать, поэтому профессор Мюллер решился наложить петлю на ножку ребенка, чтобы извлечь его. Он предупредил нас, что ножка будет сломлена, но это необходимо для спасения жизни матери. Так появился на свет старший сын наш Владимир в день Св. Духа 26 мая (старого стиля). У него была сломлена правая нога у самого бедренного сустава. „Das Kind ist verloren“, сказал профессор.

Измученные трехдневными страданиями жены моей, близкие уже к отчаянию, мы не могли допустить в свое сознание мысли, что крепкий, здоровый ребенок, с прекрасно развитою грудью, с ярко выраженною индивидуальностью, уже обречен на гибель. Когда его купали, он кричал на весь дом сильным басистым голосом. По совету проф. Мюллера мы пригласили из хирургической клиники доктора X, молодого асссистента. Он наложил на ножку ребенка стеклянную повязку, уложил его в колыбель с поднятою ногою, к которой была привязана гиря на шнуре, перекинутом через блок. Проф. Мюллер, принимавший живое участие в наших горестях, сказал д–ру X: «Верните мне мои спокойные ночи». Добрые качества немецкого народа ярко обнаружились в отношении наших обоих докторов и акушерки к нашей семье: добросовестность в работе, сердечное отношение к людям.

Кормить нашего Владимира приходилось коровьим молоком и разными искусственными препаратами, потому что вынимать его из колыбели было нельзя. К тому же у Людмилы Владимировны, истощенной долгими родами, не было вовсе молока. Недели через две ребенок, появившийся на свет чрезвычайно упитанным и крепким, исхудал и истощился. Однажды ночью вследствие какого‑то движения ребенка повязка сорвалась, соскочила к ступне и впилась в нее, натягиваемая гирею. Я бросился в клинику за доктором X. Пока я искал его, что было очень трудно ночью, Адель Ивановна все время держала ножку по возможности в правильном положении. Часа через два—три мы пришли с доктором и он наложил вновь повязку.

После трех недель лечения доктор X снял повязку и нашел, что кость срослась правильно. Силы Людмилы Владимировны начали восстанавливаться к этому времени, но она все еще лежала в постели. Когда к ней поднесли ребенка, удивительным образом в груди ее появилось молоко, и с этих пор наш Володя стал быстро и правильно развиваться. Появление молока через три недели после родов было столь необыкновенно, что проф. Мюллер сказал: «Такие чудеса случаются, вероятно, только у русских».

Холмы, на склоне которых мы жили, были покрыты лесом со множеством дорожек. По всем направлениям мы исходили его, возя с собою сына в колясочке. И дома и днем и ночью он дышал свежим воздухом; окно в его комнате было всегда открыто, несмотря на холодное и сырое лето. Мы увлекались учением о том, что лечить болезни нужно не лекарствами, а силами природы и что для сохранения здоровья нужно жить ближе к природе. Спали мы не только летом, но даже и зимою в Петербурге с открытою верхнею частью окна.

О рождении сына мы написали отцу Николаю Апраксину в Женеву, выражая желание, чтобы он крестил его, если обстоятельства сложатся так, что ему было бы удобно приехать. Велика была наша радость, когда этот добрый пастырь действительно приехал к нам и совершил таинство крещения. Не только платы за требу, но даже и оплаты проезда он не пожелал взять у нас.