Поединщик поневоле - Григорий Константинович Шаргородский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да уж, этим его не напугаешь, – вынужден был согласиться я с доводами инспектора.
– Вот поэтому придется приписать ему умышленное нападение на помощника хранителя с пока непонятной целью. И пусть Немые няньки в Палатах выясняют, что именно он задумывал.
– А я таки помощник? – Наконец-то у меня появился повод прямо поговорить об этом странном статусе, которым я то ли обладаю, то ли нет.
– А это таки без разницы, как оно на самом деле, – изображая из себя старого еврея, ответил гоблин. – Главное, что я так сказал. Значит, есть повод отправить его в Палаты для более тщательной проверки. Ты еще скажи, что это несправедливо и незаконно. Вот сколько тебя знаю, столько и удивляюсь, как еще не сдох. Именно из-за того, что в голове у тебя такая каша, ты и влипаешь в неприятности. Все думаю, то ли восхищаться твоей непосредственностью, то ли прирезать, чтобы не мучился.
– Не надо никого резать, – тут же отреагировал я, не имея ни малейшего желания уточнять, шутка это была или нет.
– В общем, хорошо, что тут решать не тебе, а мне. Так что, если жалко этого бешеного пса, который тебя чуть не загрыз, причем дважды, убеди его работать на меня. Альтернативу ты уже слышал, можешь использовать как плеть, а пряник придумай сам.
Гоблин развернулся и вышел из комнаты, явно намекая на то, что подслушивать мой разговор с Косарем не собирается.
А ведь Секатор прав. Есть у меня проблемы с расстановкой приоритетов. Несмотря на то, что сейчас я к Косарю испытываю лишь злость, все равно не могу не попробовать избавить его от участи отправки в Палаты тишины. По намекам Бисквита, оттуда если и выходят, то только овощи, способные лишь жрать, торчать и выделять Живую силу с перспективой превратиться в морлоков. Уже двое моих знакомых там «отдыхают», и я даже представлять не хочу, что с ними сейчас происходит. Впрочем, как раз Кукольник и Пачини такой участи вполне заслуживают. А вот с Косарем все не так однозначно. Впрочем, это все лирика. Пора идти спасать этого придурка. Хотя, исходя из ситуации, совершенно непонятно, кто из нас двоих больший дурак.
Странно, но, заходя в допросную, я не испытывал никаких эмоций, словно и не было ночного боя. Перегорел, наверное, или привык к тому, что меня в Женеве постоянно кто-то хочет убить.
– Привет, Саня, – кивнул я Косарю так, словно между нами ничего особенного не случилось.
Он какое-то время молчал, не отрывая от меня колючего взгляда, а затем с непонятной интонацией произнес:
– Живучий ты, Псих. И везучий.
В ответ я лишь пожал плечами и равнодушно сказал:
– Извиняться не собираюсь.
При этом я активировал свой дар и постарался уловить исходящие от Косаря эманации. Эманаций энергии разрушения не было ни грамма, а это значит, что Иваныч прав и убивать меня Саня пошел не по собственной воле из ненависти и желания отомстить за «невинно» убиенного Пахома, а кто-то надоумил, если не заставил. Косарь еще некоторое время помолчал, а затем, словно пересиливая себя, произнес:
– Поверишь, если скажу, что рад тому, как все обернулось?
– Поверю, – не стал я сомневаться в его искренности. – Поэтому и думаю, что заказ на меня был и кто-то подставил тебя под очень нехорошие расклады.
– Никто меня не подставлял, – тут же окрысился Косарь, возвращаясь к прежней роли, хотя это не лепилось с его мимолетным откровением. – Ты должен был ответить за смерть Пахома.
– Ты мне еще про понятия расскажи, – хмыкнул я в ответ на явно неискреннее заявление Косаря. – И про честь воровскую. – Заметив, как мой собеседник вскинулся, я добавил жестче: – У воров чести нет, а ты пришел не мстить, а выполнять заказ. И вряд ли просто за деньги. Не такой ты тупой. Думаю, это была цена за вход в новую стаю. Устал бегать волком одиночкой на голодном пайке, вот и повелся. Но беда в том, Косарь, что тебя кинули.
– Не пытайся меня развести, Псих, – поморщился бандос, как от зубной боли.
– Косарь, тебя развели намного раньше. Никто не собирался оставлять тебе жизнь. Такие концы рубят, причем основательно, особенно когда виновнику всех этих танцев светит билет в Палаты тишины.
– Что ты несешь? Какие еще Палаты?
– Блин, Косарь, только не говори мне, что ты не читал кодекс равновесия и не знаешь, что Секатор является хранителем этого самого равновесия. А я как бы его помощник, и отмазаться простым желанием отомстить за горячо любимого пахана не получится. У хранителей появились к тебе вопросы, и ответы они получат по-любому.
Судя по вытянувшемуся лицу парня, он все же слышал и о равновесии, и о хранителях, но явно не особо верил, считая городской легендой, поэтому и не испугался.
– Саня, женевский Азкабан – это не сказки, и ты в этом убедишься, если не будешь сотрудничать.
Я думал, что он сейчас вскинется и тупо начнет хамить, но что-то в его голове все-таки провернулось, и некоторые вещи сложились в более или менее целостную мозаику.
– Хочешь, чтобы я ссучился, как ты?
– Я хочу, чтобы ты посмотрел на свою жизнь немного по-другому. Ты тут втирал про понятия и верность своим друзьям. А есть ли у тебя друзья, Косарь? Я говорю не о подельниках или корешах, а о тех, кто не бросит в беде. Кто из твоих знакомых пожмет тебе руку, если ты сильно зафоршмачишься, пусть и не по своей воле. Уверен, только плюнут в морду. А меня мои друзья сначала вытащат из любого навоза, отмоют, напоят коньяком и только потом спросят, как ты, гаденыш мелкий, дошел до жизни такой. Тебе же сразу поставили условие: пройдись по лезвию, а потом мы подумаем, друг ты нам или не совсем.
– Знатно тебе эти жабы мозги промыли, – явно в попытке сохранить целостность устоявшейся в его голове вселенной вызверился Косарь.
– Знатно, – согласился я, чем сильно удивил своего собеседника. – Знаешь, после того как я сравнил отношение ко мне всяких там жаб и обезьян с тем, как друг к другу относятся хуманы, понял, что мозги мне с детства загадили изрядно и промывать
