Факап - Михаил Харитонов

— А ведь вам неприятно, Руди, — тонко улыбнулся Горбовский. — Где-то в глубине души вы всё-таки считаете Внеземелье своим. Вы плохой коммунар, Руди.

— Я плохой коммунар, — согласился Сикорски. — Но всё-таки не настолько.

— Имейте в виду, — сказал Горбовский, — что сейчас ситуация висит буквально на волоске. План с разделом сферы Земли был продавлен моей семьёй. Большинство выступает за жёсткое ограничение развития. И я не сказал бы, что вопрос уже решён.

— И почему всё-таки? — спросил Григорянц. — Вы же можете усилить это...  — он пощёлкал пальцами в воздухе, — вычислительные мощности.

— Вы сами понимаете, что это тупик. Мы больше не может просчитывать для вас плановые показатели. Даже нашими средствами. Вы вошли в зону неустойчивых решений. Сейчас ваша экономика работает без перебоев только благодаря огромным запасам. Дальше начнутся очень большие проблемы. Но это было бы ещё терпимо. Ваша наука продолжает развиваться. Совершенно непредсказуемо.

— Ты же знаешь, что мы и так уже запретили всё, что только можно, — вздохнул Комов, явно зная, что услышит в ответ.

— Ты же знаешь, что этого недостаточно, — сказал Горбовский. — Совершенно недостаточно.

Комов промолчал.

— То есть, — заключил Горбовский, — выбор таков. Развитие Земли как единой цивилизации должно быть остановлено — в ваших же интересах. Тем или иным способом. Самый гуманный способ — разделение земной цивилизации на достаточно мелкие части. Которым мы сможем помогать, как раньше. Хотя бы какое-то время. Все остальные способы...

— Будут напоминать то, что делал дон Рэба в Арканаре, — закончил Сикорски.

— Кстати про Арканар, — сказал архивариус. — Я вот чего не могу понять. Роль этого, как его... Паша который...

— Бунге, — подсказал Григорянц.

— Ну да. Он же всё-таки был при чём-то... Фильм Малышева у него был... Зачем-то он летал к нему на Серебряную... Похож на сообщника?

— Они были хорошими друзьями, — ответил Горбовский. — Паша Антону доверял. Антон этим пользовался. Прятал у него материалы, например. С его согласия, конечно. Думаю, и фильм они монтировали вместе. Галакты всё изъяли, но тот кусок монтажной работы не нашли. Видимо, Антон не предупредил Бунге, куда он его засунул.

— А встречался зачем?

— Думаю, — сказал Горбовский, — что с Бунге поработали не так, как с Антоном. Обошлись культурнее. Или, может быть, сам Павел оказался твёрже. К Антону он летал, чтобы его увезти и вместе начать борьбу за правду, — он усмехнулся. — А нашёл трясущегося человечка, который ничего не помнил, но всего боялся. И чувствовал себя виноватым.

— Простите, я опять не по теме... А в чём был виноват Вандерхузе... первый раз? — всё ещё осторожно спросил архивариус.

Горбовский посмотрел на него внимательно.

— Мне Лена говорила... — продолжил Валентин Петрович. — Что был один странный эпизод... Будто бы вы уже посылали к Вандерхузе... я имею в виду того, который здесь у нас... убийц, — это он сказал с нескрываемым отвращением. — Кажется, тех же самых, что и к тому Вандерхузе со станции.

— А, вы про это, — сказал Горбовский без интереса. — Ну не надо только ссылаться на нашу милую Лену. Вас попросили ваши покровители. Разумеется, если мы договоримся. Но они были почти уверены, что мы договоримся. Так?

Архивариус молча кивнул.

— Но имейте в виду: я тоже задам вопросы. Впрочем, они ведь к этому вас тоже подготовили? Вижу-вижу, подготовили. Отлично. Так вот, у нас тут относительно недавно произошёл факап нулевого уровня. Кто-то сумел...

Снова раздалась мелодичная трель.

Леонид Андреевич выбросил вперёд руку, схватил панельку, прочитал написанное.

Через секунду панелька полетела в стену. Ударилась, отскочила.

— Абалкин на Земле, — объяснил ситуацию Горбовский.

— Насколько я понимаю, нуль-Т между Саракшем и Землёй нет? — поинтересовался Славин.

— Нет, конечно, — подтвердил Григорянц.

— Но тогда должен был быть корабль... — начал Славин.

— Похоже, — сказал Горбовский, — корабль ему уже не нужен. — Оперирующий тетан в рамках соглашений о видимости постулирует пространство и время. Но этот не будет соблюдать соглашения о видимости.

— На Земле не будет? — Комов покачал головой. — Владыка Ликов не дозволит ему.

— Вообще-то против нас сейчас играет именно Владыка Ликов, — покачал головой Сикорски.

— Вы... вы чего? Как вы смеете?! — почти закричал архивариус. Лицо его побелело. — Я... я не могу такое слушать! Или вы сейчас же прекратите, или я уйду! Я не могу присутствовать при... при... — он замолчал, по-рыбьи хватая ртом воздух.

— Не надо так переживать, — сказал Горбовской с едва ощутимым оттенком неодобрения. — Мы не кощунствуем. Мы обсуждаем сложившуюся ситуацию. Это не разговорчики всуе. Вы меня понимаете?

— Это вы не понимаете! — на этот раз у архивариуса, наконец, получилось закричать. — Вы... вы...

— Когда вы были посвящены? — другим, требовательным тоном спросил Горбовский. — Кто ваша мать?

— Меня учили быть осторожным, — ответил Валентин Петрович уже спокойнее.

— Товарищи, — сказал Горбовский. — Мы тут с Валентином Петровичем немножко пошепчемся, ладно? Вы поближе подойдите, Валентин Петрович.  

Все деликатно отвернулись.

Комов демонстративно встал спиной к дивану и принялся изучать картину Серова-Водкина с ракетой, в который уж раз пытаясь по цвету пламени определить год старта. Как обычно, пришёл к выводу, что сине-фиолетовая гамма больше всего напоминает ЯРД302Л, однако запусков c поверхности на этом движке он не припоминал.

За спиной слышались знакомые слова: "...акация знает", "...вы в квадрате?", "...именем неназываемого", "...досточтимый мастер", "...вера моя некрепка и нуждаюсь в поучении". Наконец, дело дошло до финального "Йахин — Боаз".

— Ну что ж, товарищи, — сказал Горбовский почти торжественно, — у нас всё в порядке.

Архивариус встал к колен, отряхнул брючки от невидимых пылинок и снова устроился в кресле.

— Ну что ж, — Горбовский повернулся к Комову. — Досточтимый Мастер, достаньте, пожалуйста, Белый Тезис и примените его.

Комов молча встал посреди комнаты. В руке у него был жёлтый прозрачный камень.

По стенам пробежали блики. Окно погасло, потом снова загорелось — ровным, белым, бессмысленным светом.

На Валентина Петровича навалилось ощущение какой-то тяжести. Он сглотнул. Чувство не исчезло, но уменьшилось.

— Где мы? — спросил он.

— Что-то вроде Тёмной Стороны, — объяснил Горбовский. — Только здесь совсем никого нет. Собственно, тут и нас-то нет.